Смертельно опасны - Антология

В общем, почти все поддержали Сливу, а от нескольких «нет» она отмахнулась как от не имеющих существенного значения.

– Это возмутительно, – сказала в наступившей тишине Эмма, словно приняла подачу. – Совершенно возмутительно.

Преувеличение, конечно, но никто не стал ей возражать. Преступление Уортона нельзя было назвать вопросом жизни и смерти, но Лига твердо решила, что пришло время положить конец его выходкам.

Дарси сидела на диване напротив длинного зеркала в потрескавшейся белой рамке, которое стояло у стены, и развлекалась со своим отражением – изящными движениями рук плела заклинание, вытягивала его и сжимала, вытягивала и сжимала. Слива не очень понимала, как она это делает, но Дарси специализировалась на магии зеркал. Конечно, она слегка рисовалась, и неудивительно – у нее не так уж часто возникала возможность продемонстрировать свои умения.

Итак, перейдем к безобразному поступку Уортона. В столовой Брейкбиллса всех обслуживали первокурсники, которые потом ели отдельно. По традиции каждый год одного из студентов четвертого курса выбирали на роль сомелье, отвечавшего за вино и все, что с ним связано. Уортон удостоился этой чести – и не без причины. Он действительно хорошо разбирался в винах, во всяком случае, помнил целую кучу названий и знал многое другое. (На самом деле сначала должность сомелье получила другая студентка четвертого курса, носившая забавное имя Медвежонок Клэр, но Уортон публично посрамил ее, когда сумел вслепую отличить «Жигонду» от «Вакераса».)

Однако с точки зрения Лиги Уортон опозорил свое звание, совершив ужасный грех, заключавшийся в том, что он систематически недоливал вино, в особенности студентам пятого курса, которым разрешалось выпивать за обедом два бокала. Он наполнял их лишь на три четверти. И в данном вопросе мнение членов Лиги было единодушным – такое преступление ни в коем случае нельзя спускать виновному с рук.

– Как вы думаете, что он со всем этим делает? – спросила Эмма.

– С чем именно?

– С остающимся вином. Должно быть, он его где-то прячет. Могу спорить, что каждый вечер у него остается лишняя бутылка.

Всего в Лиге состояло восемь девушек, из которых присутствовало шесть, Эмма была самой молодой и единственной второкурсницей, однако не стеснялась высказывать свое мнение при старших. Слива считала, что Эмма сильно преувеличивает собственную роль в Лиге. Ей следовало бы хоть иногда демонстрировать уважение. Ведь только что говорила Слива.

– Ну, не знаю, наверное, сам выпивает, – предположила Слива.

– Ему не одолеть бутылку за вечер, – возразила Дарси.

Она носила прическу с торчащим гребнем в стиле афро семидесятых[49].

– Ну, тогда он это делает вместе со своим дружком. Как там его зовут? У него греческое имя.

– Эпифанио, – сказали Дарси и Челси одновременно.

Челси лежала на диване напротив Дарси, положив белокурую голову на ручку и поджав под себя колени, и без особого энтузиазма пыталась помешать зеркальным фокусам Дарси. Заклинания Дарси требовали большого напряжения и внимания, но портить чужую работу гораздо проще, чем творить что-то свое. Это один из множества недостатков магии.

Дарси нахмурилась и сосредоточилась еще сильнее, отбивая атаки Челси. Вмешательство Челси вызвало легкое гудение, а зеркальное отражение Дарси изгибалось и выписывало диковинные спирали.

– Прекрати, – сказала Дарси. – Ты все испортишь.

– Наверное, вино ему необходимо для какого-то заклинания, – снова вмешалась Эмма. – Ему нужно каждый день его подпитывать, и оно как-то связано с его мужским достоинством.

– Естественно, что же еще может прийти тебе в голову? – заметила Слива.

– Ну, – сказала Эмма, ужасно покраснев. (Ага, я тебя достала!) – Вы же знаете, он такой накачанный.

Челси почувствовала, что наступил подходящий момент, и заставила изображение Дарси рассыпаться на части, а через мгновение его словно затянуло в черную дыру, и оно исчезло, как будто в зеркале ничего и не было – теперь в нем отражался лишь пустой диван с примятой подушкой.

– Ха, – сказала Челси.

– Накачанный еще не значит мужественный, – вмешалась Люси, невероятно серьезная, склонная к философствованию пятикурсница; в ее голосе слышалась горечь собственного опыта.

Толстая, болезненного вида кореянка Люси, скрестив ноги, парила в одном из неровных верхних углов комнаты. Ее темные прямые волосы были длинными, ниже талии.

– Могу спорить, он отдает вино призраку, – продолжала Люси.

– Призрака не существует, – возразила Дарси.

Кто-нибудь то и дело говорил, что по Брейкбиллсу разгуливает призрак. Вроде того, что Слива сказала про Лигу: невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

– Кстати, – поинтересовалась Челси, которая закрепила свою победу над Дарси, водрузив ноги ей на колени, – что означает «мужественный»?

– Настоящий мужчина, с огоньком в штанах, – ответила Дарси.

– Девочки, пожалуйста, – сказала Слива, чтобы направить разговор в нужное русло. – Ни огонек Уортона, ни его штаны нас сейчас не волнуют. Вопрос в том, что делать с исчезнувшим вином? У кого есть план?

– У тебя есть план, – снова сказали Дарси и Челси одновременно.

Они напоминали близнецов из театральной постановки.

– Да, у меня есть план.

– У Сливы есть план, – сообщила веселая Холли, устроившаяся в одном из удобных кресел.

Да, у Сливы всегда имелся план; и она ничего не могла поделать с тем, что они без особых усилий постоянно рождались у нее в голове. План Сливы состоял в том, чтобы воспользоваться ахиллесовой пятой Уортона – его карандашами. Он не писал теми, что выдавали в школе, по мнению Сливы, вполне функциональными и соответствовавшими нуждам студентов: синий цвет колледжа с надписью золотыми буквами «Брейкбиллс». Но Уортону они не нравились – он говорил, что они слишком толстые, неудобно «лежат в руке», а грифель у них слишком мягкий. Уортон привозил карандаши из дома.

На самом деле карандаши Уортона производили впечатление: оливково‑зеленые, сделанные из маслянистого ароматического дерева. От них исходил восковой аромат, напоминающий запах экзотических растений сельвы. Никто не знал, где он их брал. Резинки, угольно-черные, а не розовые, крепились матовыми темно-серыми стальными кольцами со слишком высоким содержанием углерода. Уортон носил свои карандаши в плоском серебряном футляре, где также лежал острый маленький ножик, которым он их затачивал, делая грифель невероятно острым. Для ножика в футляре имелось специальное бархатное гнездо.

Более того, Уортон до поступления в колледж, готовящий волшебников, участвовал в академическом десятиборье или дебатах, или еще в чем-то, потому что обладал неплохим арсеналом фокусов с карандашами, нацеленным на то, чтобы произвести впечатление на соперников по математическим олимпиадам. Он проделывал их практически непрерывно и, как казалось, бессознательно. Уже одно это вызывало раздражение, не говоря уже о махинациях с вином.

Слива предложила украсть карандаши и использовать их для шантажа, чтобы заставить Уортона объяснить, что он делает с вином, а также взять с него слово прекратить эти безобразия. К половине двенадцатого ночи члены Лиги начали зевать, Дарси и Челси восстановили отражение Дарси в зеркале, потом снова начали с ним играть. Члены Лиги подробно обсудили, одобрили и даже сделали избыточно сложным план Сливы, добавив к нему жестокие маленькие детали.

Суровая необходимость требовала наказать Уортона, ведь кто-то должен был навести порядок в Брейкбиллсе, а поскольку факультет ничего не предпринимал, Лига решила взять дело в свои руки. И пусть факультет отводит глаза от очевидных вещей, взгляд Лиги всегда будет проницательным и строгим.

Образ Дарси в зеркале съежился и задрожал.

– Прекрати! – воскликнула Дарси, которая рассердилась по-настоящему. – Я тебе говорила…

Она предупреждала и оказалась права. Зеркало треснуло: раздался громкий звон, и в нижнем правом углу на стекле появилась белая звезда, от которой побежали тонкие трещины, словно в зеркало попала невидимая пуля.

Слива вдруг вспомнила Теннисона: «Разбилось зеркало, звеня»[50]…

– О, дерьмо, – сказала Челси, и ее руки метнулись ко рту. – Надеюсь, оно не слишком дорогое.

Одновременно зеркало потемнело и перестало отражать то, что находилось в комнате. Слива подумала, что, наверное, это какое-то устройство, которое лишь исполняет роль зеркала. Сначала она решила, что его поверхность почернела, но уже в следующее мгновение увидела мягкие тени: диван и кресла – та же комната, только пустая и погруженная в темноту. Быть может, «зеркало» показывает прошлое? Или будущее? Жутковатая картина, словно в комнате кто-то находился, а потом ушел, выключив перед уходом свет.

На следующее утро Слива встала в восемь часов, довольно-таки поздно, но хоть она и выспалась, в голове у нее клубился густой туман. Она рассчитывала, что будет испытывать возбуждение перед предстоящей проделкой, но механически отправилась в душ, оделась и зашагала на первую лекцию. Ее разум, как она часто замечала, жил своей собственной жизнью и был подобен линзе, которая позволяла ей полностью сосредоточиться на учебе или, наоборот, мешала, делая рассеянной и неспособной нормально заниматься – причем без малейшего ее участия и желания.