Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

– Ингульф сделал то же, что и всегда. Вскрыл его, сшил кишки и затолкал обратно. Но это было трудно, очень трудно, несмотря на отвар мака и белены – тот самый, которым мы опоили Альфгара. Бранд не забылся. Брюшные мускулы у него толстые, как канаты. Если внутри разольется отрава…

Шеф свесил ноги с постели, попробовал встать, и у него тотчас закружилась голова. Собравшись с остатками сил, он не позволил Хунду уложить его вновь.

– Я должен увидеть Бранда. Особенно если он при смерти. Он должен рассказать мне… кое-что важное. О франках.

* * *

За много миль к югу изможденный человек уныло грелся у очага в кособокой лачуге. Мало кто признал бы в нем недавнего этелинга Уэссекса и без пяти минут короля этой страны. Исчез золотой венец – его сбили со шлема ударом копья. Узорные щит и кольчуга тоже пропали, будучи сорваны и брошены на привале. Не осталось даже оружия. Он срезал ножны, когда после долгой дневной сечи встал перед выбором: бежать, или пасть, или сдаться на милость франков. Он пронес обнаженный меч несколько миль, вступая в схватку снова и снова при поддержке последних телохранителей, чтобы избавиться от преследовавшей легкой конницы. Загнав же насмерть коня, он откатился в сторону. Когда противники, не задев его, удалились и он, шатаясь, поднялся на ноги, вокруг уже не было ни души. С пустыми руками, как нищий, он устремился в гостеприимные сумерки и скрылся в густом лесу кентского Уилда. Ему повезло заметить свет очага и напроситься на ночлег в бедняцкой хижине, где он сидел теперь, присматривая за жарившимися на сковороде овсяными лепешками, пока хозяева запирали коз. И обсуждали, наверное, кому его выдать.

Альфред не думал, что это произойдет. Даже беднейшие жители Кента и Сассекса успели понять, что связываться с заморскими крестоносцами смертельно опасно. Франки говорили по-английски хуже викингов и сожалели о причиняемом зле не больше язычников. И вовсе не страх за себя согнул плечи Альфреда и поселил в глазах постыдные слезы.

Этот страх был вызван загадочными переменами в мире. Альфред уже дважды столкнулся с этим молодчиком, одноглазым Шефом. В первый раз тот оказался в его власти: Альфред был этелингом и предводителем непобедимого войска, а Шеф почти полностью истощил свои ресурсы и ничего не мог противопоставить могучей мерсийской армии. Тогда этелинг выручил карла и возвысил его до олдермена – или ярла, как выразились идущие Путем. Во второй раз уже Шеф, ставший ярлом, возглавил сильное войско, а он, Альфред, стал парией и попрошайкой. Но даже тогда он сохранил надежду и не совсем растерял свою силу.

А как обстоят дела сейчас? Одноглазый отправил его на юг, заявив, что у каждого своя война. Альфред сразился на своей, повел в бой всех людей, кого удалось собрать в восточных шайрах королевства, – тех мужей, которые изъявили готовность биться с захватчиками. И все они рассеялись, как жухлая листва на ветру, не сдержав чудовищного натиска конных латников. В глубине души Альфред не сомневался, что в той войне, на которую отправился его союзник и соперник, дела обернулись иначе. Шеф должен был победить.

Христианская религия не до конца поколебала веру Альфреда и его соплеменников в судьбу – силу более древнюю и глубинную. В личную удачу. В родовое везение. В то, что не менялось годами и либо имелось, либо нет. Величие королевского дома Альфреда и слава потомков Кердика втайне зависели от сокровенной веры в счастливую звезду, благодаря которой эта семья правила на протяжении четырехсот лет.

Изгою, гревшемуся у очага, казалось, что везение кончилось. Нет, не так. Его судьбе пресекла дорогу чужая, более сильная – судьба одноглазого человека, который начинал рабом – трэллом, если воспользоваться языческим наречием; который прямо от плахи шагнул в карлы Великой армии, а после, не останавливаясь на достигнутом, сделался ярлом. Какое еще нужно доказательство, чтобы поверить в удачу? И если так везет одному, то что останется его союзникам? Его соперникам? Альфред со всей пронзительностью испытал отчаяние человека, который отдал свое достояние без борьбы, с легким сердцем и не задумавшись о последствиях, а потом наблюдал, как оно умножалось и росло, навсегда перейдя в чужие руки. В этот скорбный момент он почувствовал, что везение покинуло и его, и весь род, и целое королевство. Оно отвернулось от Англии.

Альфред шмыгнул носом и тотчас учуял запах гари. Он поспешил перевернуть лепешки, но было поздно. Они превратились в угли, в несъедобную дрянь. У Альфреда свело живот, едва он понял, что после шестнадцатичасового пути ему совсем нечего есть.

Дверь хибары отворилась, вошли керл с женой, посыпались злобные проклятия. Эти люди тоже лишились еды. Последние припасы сгорели по вине бездельника и бродяги, слишком трусливого, чтобы погибнуть в бою, и слишком ленивого, чтобы выполнить простейшее задание. Чересчур гордого, чтобы заплатить за еду и кров.

Под градом брани Альфред испытал наказание худшее: он понял, что бедняки сказали правду. Он не видел ни малейших шансов на возвращение к власти. Он угодил на дно ямы, откуда еще никто не выбирался. Для него и ему подобных христиан Англии будущее закрыто. Так решат, договорившись между собой, франки и норманны, крестоносцы и идущие Путем.

Альфред вышел в бесприютную ночь, его сердце разрывалось от отчаяния.

* * *

На этот раз подле одра сел Шеф. Бранд чуть заметно повернул к нему голову. Его лицо было серым под бородой. Шеф видел, что даже мельчайшие движения причиняют раненому муку: в брюшной полости растекся яд, готовый сразиться с мощью, которая еще скрывалась в массивном теле.

– Мне нужно узнать о франках, – сказал Шеф. – Всех остальных мы разбили. Ты был уверен, что они разгромят Альфреда.

Бранд слабо кивнул.

– Что в них такого страшного? Как их одолеть? Я вынужден спрашивать у тебя, потому что в войске больше нет человека, который повстречался с ними на поле брани и уцелел. И в то же время многие похваляются богатой добычей, которую годами вывозили из франкского королевства. Как же так получается – грабить себя эти люди позволяют, но при этом они такие грозные, что даже ты их считаешь непобедимыми?

Бранд напрягся – не для того, чтобы пошевелить губами, а подбирая минимум слов. Наконец он заговорил сиплым шепотом:

– У них усобицы. Вот нам и удавалось проникать в их страну. Они не моряки. И воспитывают мало воинов. У нас как? Взял копье, щит и меч – вот тебе и боец. А у них одного человека снаряжает целая деревня. Кольчугу ему,