Боги и человек (статьи) - Борис Синюков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут вмешалась случайность. На бросовом для обычной технологии участке на пологом залегании пластов средней мощности в Ленинске–Кузнецком, там, где обычная технология стремительно совершенствовалась, но еще не хватало денег для ее повсеместного внедрения, построили гидрошахту «Полысаевская–Северная» по традиционной схеме ВНИИгидроугля, но главный инженер шахты Степанов ее радикально поломал, оставив в действии только гидротранспорт, о чем я уже говорил выше.
Технико–экономические показатели работы ее оказались столь хороши, что съехался весь мир, и многие передовые в горном деле страны построили свои гидрошахты, а «основоположники» из ВНИИгидроугля, совершенно безосновательно и на чужой счет, столь возгордились, что тут же придумали и «универсальность», и прочие хвалебные эпитеты своей технологии, о которых я много говорил выше. Эта гордыня основоположников технологии быстро завела их в тупик, а саму технологию уничтожила, но надо по порядку.
Если уж весь мир откликнулся, то в нашей стране, всегда гипертрофированно все совершается. На этой волне, поднятой инженерной находчивостью Владимира Федоровича Степанова, ВНИИгидроуголь изнемогал над многочисленными проектами гидрошахт. Донбасс, всегда ревниво воспринимающий более эффективные от самой матушки–природы шахты Кузбасса, создал у себя УкрНИИгидроуголь, благо Никита Хрущев был оттуда и всегда половина всех капиталовложений на добычу угля оставалась в Донбассе, несмотря на то, что в те времена он давал не больше четверти всего угля страны. Донбасс даже опередил Кузбасс, первым построив Яновский гидрорудник, но первый же и разочаровался в новой технологии, закрыв его. Но махина, подогреваемая международными амбициями нашего правительства и евреями, захватившими гидродобычу в свое владение, как ныне телевидение, а чуть раньше кинематограф, набрала уже обороты, и остановить ее было невозможно. В 1965 заработала в Кузбассе гидрошахта «Байдаевская–Северная №1, на следующий год – «Байдаевская–Северная» №2, еще через пару лет – «Грамотеинская» №3–4, начато проектирование гидрошахт «Есаульской», «Антоновской», «Чертинской», две «Карагайлинских», последнюю даже почти построили, но тут случился, как ныне говорят, «облом».
«Байдаевская–Северная» №1, запроектированная на добычу 1млн. 200 тыс. тонн угля в год, никак не могла добыть более 500 тыс., 40 процентов от своей мощности, «Грамотеинская» №3–4 «освоила» свою мощность только на 25 процентов, Яновский гидрорудник вообще закрыли. ЦОФ «Кузнецкая, обогащавшая уголь из гидрошахт, взорвалась. Хрущев лежал в могиле, молодому Брежневу, занятому целиной, вообще не было дела до гидродобычи. Умный, неторопливый и осторожный министр угольной промышленности Б.Ф. Братченко, сняв В.С. Мучника с работы на полном официальном основании после взрыва обогатительной фабрики, тихо и планомерно готовил почву для приструнения остальных, не в меру разбушевавшихся еврейских инженеров, слишком уж свысока смотревших на остальных, так сказать, «сухих» горных инженеров. Во ВНИИгидроугле директора менялись как перчатки. Ни один из них никогда, до того как стать директором, не занимался гидродобычей, да и навряд ли досконально знал, что это такое.
Наиболее колоритной фигурой был Геннадий Иннокентьевич Разгильдеев, горный электромеханик по образованию и предыдущей деятельности, занимавшийся вакуумными выключателями, темой, в общем–то, достойной. Только он тут же в гидравлическом институте создал большой отдел вакуумных установок, и, забыв проблемы института в целом, начал заниматься своим любимым делом. Кроме того, он был человек пронырливый, нигде долго не задерживающийся после «снятия сливок». «Сливками» в данном случае была должность директора, которая позволяла добиваться избрания в члены–корреспонденты Академии наук СССР. До этого он добился творческой годовой командировки в США, вещи фантастической в те времена, конца семидесятых–начала восьмидесятых годов. С воцарением во ВНИИгидроугле Разгильдеев развил бурную деятельность по своему избранию в «член–корры», местные газеты наполнились призывами «коллективов» за его избрание, его рекомендовали для избрания все, от шахтерских бригад неизвестных забойщиков до малоизвестных, совсем не горняцких коллективов. Мой неофициальный руководитель моей диссертации в Москве, в Институте горного дела им. А.А. Скочинского, благожелательный, скромный, умный 70–летний симпатичный старичок проф. Герман Павлович Никонов, много чего сделавший в гидротехнологии на поверхностных работах, с нескрываемым удивлением и с некоторым ужасом спрашивал меня: «Правда ли…». Я отвечал: «Правда», ибо работал в это время заведующим сектором пульпоприготовления лаборатории гидротранспорта ВНИИгидроугля под руководством Разгильдеева.
В общем, стареющая элита гидротехнологии, как поверхностной, так и подземной, была немного раздосадована «выходкой выскочки» и принялась за дело. В академических кругах у них были обширные знакомства и связи. Разгильдеева не избрали, из ВНИИгидроугля он сразу же ушел, о вакуумных выключателях с его именем не слышно. Второй директор ВНИИгидроугля, специалист по закладке выработанного пространства, которая в гидротехнологии никогда не применялась, и применяться не могла, да и вообще, насколько я знаю, использовалась только на одной шахте «Коксовая» в Прокопьевске, в первые дни своей работы разогнал отдел Разгильдеева по вакуумным установкам и на его месте создал отдел по закладке, которая для гидродобычи, как пятая нога для собаки. Пробыл он недолго, запил со своим ученым секретарем на почве недостаточного внедрения закладки выработанного пространства и его уволили, направив в Москву под надзор какого–то родственника, всюду его проталкивающего. Третий директор, уволенный с руководящей должности в производственном объединении «Прокопьевскуголь», по–моему, за снижение безопасности работ на вверенном его руководству предприятии, просто отсиживался во ВНИИгидроугле, ожидая нового назначения. Отсиделся. Первоначально его назначили чисто номинально, не отвечая ни за что, а только передавать статистические сведения в министерство, руководить всем Кузбассом, а потом, с этими же полномочиями и ответственностью – всем зауральским угольным комплексом, но уже не из Кемерова, а из московского министерства. О своей «работе» во ВНИИгидроугле он, наверное, вспоминал с содроганием.
Предреволюционное состояние в гидротехнологии я уже описал немного выше, перед директорами. Единственная гидрошахта хорошо работала – «Байдаевская–Северная» №2, это та, на которой работал главным механиком уже упомянутый неоднократно Гонилов, а фактическим главным инженером, которого номинальный главный инженер слушался беспрекословно, был «отступник» ВНИИгидроугля, бывший главный инженер проекта этой гидрошахты умнейший и квалифицированнейший Анатолий Прокофьевич Ефремов. Гонилов создал более–менее работоспособный гидротранспорт вопреки чужому проекту, а Ефремов, вопреки собственному проекту, широко использовал механическую выемку угля и впервые на гидрошахтах применил «сухой» очистной механизированный комплекс при работе, не короткими, а длинными забоями, чем снизил объем подготовительных работ и их трудоемкость. Гидротранспорт начинался в лаве. Надо полагать, что, находясь в стенах ВНИИгидроугля, он не мог включить это в еврейский проект. Проектная мощность этой шахты составляла 1.8 млн. тонн в год, добывала она более 2 миллионов.
Недавно созданный трест «Гидроуголь» снимал «квартиру» во ВНИИгидроугле, поэтому нет ничего удивительного в том, что гидрошахты №1 и №2 объединили, слишком рано для того, чтобы скрыть просчеты ВНИИгидроугля в строительстве двух шахт вместо одной (см. выше), но вовремя, чтобы завуалировать, что одна из них, №1, освоила мощность только на 40 процентов. Директор объединенной шахты повесился в садике перед Кемеровским обкомом партии, вызванный туда за то, что его заместитель по быту украл у государства 4 колеса для «москвича» и был посажен в тюрьму. Как потом говорили мне обкомовцы, его собирались пожурить за плохой подбор кадров, а он подумал, что хуже и повесился в ночь перед визитом в обком. Я это пишу не потому, что смакую нравы обкомовские, а для того, чтобы перейти к новому директору объединенной шахты, который сделал революцию, но недоделал и был уволен.
Новый директор объединенной гидрошахты «Байдаевская–Северная», переименованная вскоре в «Юбилейная», Александр Егорович Гонтов, полуеврей и это сразу было видно. Хотя бы из того, что он открыто презирал своих сотрудников, даже почти равных ему по должности. Следующий случай, неоднократно повторившийся. Гонтов назначает совещание на 16–30, когда рабочие первой смены уезжали с работы домой на электричке – единственном транспорте между шахтой и городом Новокузнецком (15 км) – и не отвлекали нас своими проблемами. Время выбрано правильно. Следующая электричка шла в 18–50, через 2 часа 20 минут, времени для любого совещания хватит. Затем наступал перерыв до 23–40. Ни разу совещание Гонтов не мог уложить в 2 часа 15 минут, чтобы дать возможность своим коллегам уехать на электричке в 18–50, но и позднее 19–00, как нарочно, совещания никогда не затягивались. Сам он садился в персональный автомобиль, и уезжал, а человек 20–30 его ближайших сподвижников ждали около 5 часов следующую электричку и являлись домой в первом часу ночи, чтобы выехать опять на работу в 6 часов утра. Нет, он не забывал, увлекшись, он просто не считал нужным укладываться в срок из–за каких–то там…