Глаза Чужого мира. (Сборник) - Джек Вэнс

— В проживании здесь есть некоторые достоинства, — сказал Макинтайр. — К примеру, я могу разнообразить жизнь приезжающих мелкими неожиданными происшествиями. — Он сделал едва заметный жест, и целая стая ворон камнем бросилась вниз, следом за автомобилем. Они устроились на бампере и крыльях, принялись расхаживать по капоту машины, обгадив ветровое стекло.

Автомобиль взвизгнул на тормозах, водитель выскочил, разгоняя птиц. Некоторое, время он тщетно бросал в них камнями, затем вернулся в автомобиль и тронулся в путь.

— Пустячок, а приятно... — сказал Макинтайр со вздохом. — По правде говоря, мне просто скучно. — Он разинул рот и выдул три яркие клуба дыма — сначала красный, потом желтый и, напоследок, вспыхнул голубой. — Как видишь, валять дурака — теперь единственное мое занятие.

Фейр с легким беспокойством оглядел своего дядюшку.

Макинтайр ухмыльнулся.

— Шутки в сторону. Вот увидишь, ты скоро разделишь мое заболевание.

— Уже разделяю, — сказал Фейр. — Порой мне хочется забыть все свои колдовские штучки и вернуться к прежнему невинному состоянию.

— Я уже думал об этом, — задумчиво сказал Макинтайр. — Более того, я сделал все необходимые приготовления. Это, в сущности, совсем просто.

Он подвел Фейра к маленькой комнатке позади станции. Хотя дверь была открыта, внутри царила кромешная тьма.

Макинтайр, стоя позади, всматривался в темноту, лукавая улыбка играла у него на губах.

— Тебе надо только войти. Все твое колдовство, все твои воспоминания о зеленом царстве будут утрачены, и ты станешь не умнее первого встречного. И вместе с познаниями исчезнут твои скука, меланхолия, неудовлетворенность.

Фейр разглядывал дверной проем. Один-единственный шаг решит все его проблемы.

Он поглядел на Макинтайра, с горькой иронией они улыбнулись друг другу. Потом вернулись к фасаду здания.

— Порой я стою перед дверью и вглядываюсь в темноту, — сказал Макинтайр. — Потом напоминаю себе, как заботливо я пестовал свою скуку и что по-настоящему ценишь только то, что выстрадано.

Фейр приготовился к отбытию.

— Благодарю вас за эту мудрость, которой я не научился бы и за многие сотни лет в зеленом царстве. А сейчас — во всяком случае, на какое-то время — я возвращаюсь на свой утес в Анды.

Макинтайр откинулся на стуле к стене станции.

— А я, во всяком случае на какое-то время, останусь ждать случайных проезжих.

— Ну что ж, до свидания, дядюшка Джеральд.

— До свидания, Говард.

МАСКАРАД НА ДИКАНТРОПУСЕ

Две вещи заставляли Джима Рута постоянно ломать голову. Первая — загадочная пирамида в пустыне — дразнила и будоражила его любопытство, в то время как вторая — проблема, что делать с женой, — наполняла его мрачными предчувствиями и глубокой тревогой. Сейчас вторая вытеснила тайну пирамиды в самый отдаленный уголок сознания.

Украдкой наблюдая за женой, Рут понял, что у нее в очередной раз назревает нервный срыв. Все как обычно — шумное перелистывание страниц старого журнала, неестественно прямая спина и напряженная поза, демонстративное молчание и поджатые губы.

Без видимой причины она швырнула журнал через комнату и вскочила. Затем подошла к дверному проему, постояла, глядя поверх равнины и барабаня пальцами по косяку. Рут услышал, как она, тихо, будто вовсе не к нему обращаясь, произнесла:

— Еще один такой денек, и я окончательно свихнусь!

Рут осторожно приблизился к ней. Если его можно было сравнить с охотничьим псом лабрадорской породы, то его жена походила на черную пантеру — высокая, прекрасно сложенная женщина с роскошным телом. У нее были черные блестящие глаза и водопад черных волос. Даже в безводной пустыне негостеприимного Дикантропуса она красила ногти и ходила в черных облегающих брюках.

— Ну, дорогая, — сказал Рут, — не расстраивайся. Не так уж все плохо.

Она резко обернулась, сразив Рута уничтожающим взглядом.

— Не так уж плохо, говоришь? Тебе хорошо болтать. Начать с того, что тебе нет дела ни до чего человеческого. Я больна от всего этого. Ты слышишь? Я хочу вернуться на Землю! В жизни не хочу больше видеть никакой другой планеты. Не желаю больше слышать ни слова об археологии. И не желаю видеть ни костей, ни камней, ни микроскопов.

Нервным жестом руки она обвела комнату, заваленную сверху донизу костями, камнями, микроскопами, а также книгами, химикалиями в бутылочках, фото-принадлежностями, массой всяких туземных штучек непонятного назначения.

Рут попытался успокоить ее, сказав рассудительно:

— Но, дорогая, ведь очень немногим людям выпадает возможность жить на другой планете.

— Это их дело! Если бы я знала, на что это все похоже, я никогда бы не отправилась сюда. — Ее голое стал еще тише. — Каждый день одно и то же — застарелая грязь, вонючие аборигены, меня тошнит от консервов, поговорить и то не с кем.

Рут растерянно взял и снова положил трубку.

— Полежи немного, дорогая, — бодро сказал он, но прозвучало это не слишком убедительно. — Попробуй вздремнуть, Все покажется в ином свете, когда ты проснешься.

Смерив его взглядом, она повернулась и решительно вышла из дома на ослепительно яркий солнечный свет. Рут, не торопясь, надел шлем от солнца и, прихватив такой же шлем для Барбары, вышел следом. Он скользнул взглядом по антенне — причине существования их станции и его собственного здесь присутствия: Дикантропус был точкой ретрансляции для УЛР-связи между Клейвом II и Полярисом. Антенна выглядела как обычно: труба отполированного металла около 400 футов высотой.

Барбара остановилась на берегу озера. Солоноватый водоем в кратере потухшего вулкана был одним из немногих природных источников воды на планете. Рут молча подошел к жене и протянул шлем от солнца. Она нахлобучила его на голову и пошла прочь.

Рут пожал плечами и стал смотреть, как она обходит озерцо, направляясь к небольшой рощице деревьев саговника с перистыми, как у папоротника, листьями. Резко опустившись на землю, она погрузилась в мрачное забытье и, прислонясь спиной к большому серому с прозеленью стволу, казалось, внимательно наблюдала за проделками аборигенов. Небольшие, похожие на сов, создания с серой кожей беспрерывно сновали взад и вперед по холму между своими норами.

Это была небольшая гряда, около четверти мили в длину, поросшая колючками и черным, отливающим ржавчиной плющом. Не считая этой гряды, куда ни глянь, кругом только ровная, пышущая жаром, как раскаленная плита, пустыня. За одним исключением...