Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С прибытием, дорогие товарищи!
— Не шебуршись, — совсем не по-свойски процедил сквозь зубы Отрезков, пресекая его трескотню. — Канючил насчет помощи?.. Вот, привёз!
— Тот-то кто с тобой? Четвёртый?.. — сунулся к нему Арёл.
— Узнаешь… Сейчас обзнакомитесь… — и закончить не успел ругануться. Запнулся. То ли сам Отрезков приостановился, урезонивая собственную прыть, то ли одёрнули сзади его — но кто осмелится? Коротышка с мышиным личиком, путающийся в длинной шинели, вынырнул — в больших круглых очках на остром носу, протиснулся, и первым предстал перед онемевшим губпрокурором.
— Здравия желаю! — само собой вырвалось у Арла.
— Помощник заместителя прокурора края Фринберг, — хилой ручкой в перчатке отмахнулся невзрачный и по виду сильно уставший от всего человечек.
— Проходите! Прошу! — засуетился, вжался в стену Арел, уступая дорогу в распахнутую дверь приёмной. — Очень рады вашему приезду.
— Погоди радоваться, — буркнул в ухо Отрезков, подтолкнул его плечом — иначе не разойтись, — и вслед за ним ввалились Козлов с Борисовым, при этом Борисов замер против губпрокурора на какую-то секунду, но передумал и заспешил вслед товарищу.
А Отрезков, протиснувшись в кабинет, уже устроился поудобнее за прокурорским столом сразу на двух стульях — на одном его зад не умещался, захватил про запас и третье место — главное кресло в центре стола, с нетерпением похлопывая по нему своей внушительной пятернёй и, косясь на Козлова с Борисовым, всем своим видом показывал: не для них оно занято. Тем достались оставшиеся два стула по краям. Но Фринберг не спешил рассаживаться. Он расстегнул среднюю пуговицу кителя на груди, вложил туда два пальца левой руки, огляделся, приняв позу известного императора, словно собираясь держать речь, но пригляделся внимательнее и задвигался, забегал короткими ножками по кабинету, тщательно разглядывая всё, что попадалось на глаза. Особенно задерживал внимание на редких портретах в рамочках. Были здесь вожди революции в солидном дереве, фотки помельче совсем без рамок эпохи Гражданской войны. Они-то больше других и интересовали человечка-мышь. Уже зажелтевшие и скрючившиеся на углах, они были приколоты к стенкам иголками — Варвара постаралась. На этих фотках красовался Арёл на конях, то пегом, то чёрном, то белом, но везде с шашкой, вскинутой вверх, а на одной Арёл был заснят фотографом даже с самим Будённым[72].
Заметно страдая близорукостью, человечек-мышь почти носом водил по этому снимку, точно его обнюхивал, но, рассмотрев наконец Будённого, потерял всякий интерес и, опомнившись, резко вскинулся — не заметил ли кто?
— Может, чайку с дороги? — заикнулся Арёл, устав от затянувшейся процедуры, больше похожей на обыск, он тоже зашёл в свой кабинет и теперь стоял у одной из стен, иногда передвигаясь, так как мешал Фринбергу, и тот, тревожа его пальчиком, двигал туда-сюда, осуществляя обход.
— Чаю, говорите? — переспросил и ткнулся очками в лицо Арла, привстав на цыпочки. — Горяченького?
— Горяченького, — как эхо повторил Арёл.
— Мне представляется, — Фринберг обернулся к Отрезкову, сразу поймавшему его взгляд, — горячее не повредит перед ледяным, а?
Арёл злой шутки не понял, крикнул в приёмную:
— Сисилия Карловна! Варвара! Нам бы чаю…
Но обернулся, не закончив фразы. Отрезков, так и не отводивший глаз от начальства, ощерился по-звериному, гадко захохотал Козлов, Борисов уткнулся в газеты на столе, а Фринберг захихикал, не прикрывая рта с редкими острыми зубками, ткнул пальцем в какую-то старую фотографию сбоку, за этажеркой, которую раньше он не приметил. «Чёрт возьми! — бледнея, Арёл увидел на ней себя с бывшим тогда наркомвоенмором Львом Троцким[73]. — Я же приказывал этой полоумной Варваре, чтоб повыдёргивала со стен фотографии, да ещё со Львом! Стерва и пальцем не шевельнула! Выгоню, подлую, в три шеи завтра же!.. Кто же меня сдал? Неужели подосланная из губисполкома Сисилия, она и про дыру в потолке, наверное, растрещала… чаще всех в швейную наверх бегала!.. Но этот-то, очкарик, как заплясал от радости! Оказывается, ради этого он по стенкам рыскал!..»
Фринберг, действительно не скрывая своих чувств, ещё раз глянул на злосчастную фотку Троцкого. Словно запоминая, закончил осмотр и, услыхав призывное похлопывание Отрезкова по свободному креслу, с превосходством направился к рассевшейся за столом команде. Пробравшись на сиденье, он снял перчатки, сцепил пальцы под острым носом, найдя наконец им место.
— Ну вот, — ухмыльнулся довольный, — теперь несите чай.
— Всем? — спросил Арёл, ещё на что-то надеясь.
— Всем, — послушно закивали остальные и даже Козлов, который из всех напитков предпочитал водку, лишь Отрезков промолчал, достал пачку папирос, закурил и неожиданно буркнул:
— Мне не надо.
Екнуло в груди Арла, уже без всякой надежды он крикнул во весь голос:
— Варвара! Сисилия Карловна! Где возитесь?
— Давно уже здесь, — едва не столкнула его уборщица, заскакивая с чашками в кабинет, словно пряталась за спиной, а за ней лодочкой вплыла лучезарная Сисилия Карловна с большим чайником, знакомым, зелёным, подплыла к гостю, замерла над ним, разливая напиток.
— Осторожно, Наум Иосифович. С огня.
— Вот стерва! — крякнул Арёл. — И его знает!
— Ладненько, ладненько, — приговаривая, задержал на ней взгляд и Фринберг, потянулся ущипнуть, играючи, но сдержался. — Горячий чаёк из ваших ручек особенно приятен.
Отхлебнул, но поторопился, сморщился, обжёгшись, отставив чашку, задел локтем Борисова:
— Что там пишут?
— Я вот подобрал вам статеек из свежих газет, — бросился Арёл к тумбочке, подал стопку. — Здесь о нашей работе и прежде всего о следователе, товарище Громозадове. Как раз всё про дело бывшего председателя губсуда Глазкина.
— Бывшего вашего зама! — принимая бумаги, уточнил Фринберг. — Про ваши успехи, голубчик, нам теперь многое известно.
— «Коммунист» в основном объективно отражает наши трудности, — сделав вид, что не расслышал про Глазкина и язвительное «голубчик», — отрапортовал Арёл. — Трудностей хватает. Как без них? Критику вашу признаём. Но в газетках часто перебирают с этим, а то попадаются статейки поверхностных журналистов. Что с них возьмёшь? Непрофессионалы!.. Демид Тимофеевич Громозадов подтвердит. Как-то заявители прут и прут, насчёт взяток судейских лихоимцев, наровят обсказать друг друга, а Громозадов где-то задержался, так газетчики волокитчиком его обозвали.
— Это кто же? Этих надо укоротить! — блеснул очками Фринберг. — Кстати, где сейчас Громозадов?
— В следственном изоляторе Демид Тимофеевич, он каждое утро с него начинает и до самого вечера, — не останавливался, боясь, что прервут, твердил Арёл, получив наконец возможность говорить. — Мы ведь до главных взяткодателей добрались, всех трёх братьев, рыбных дельцов Солдатовых арестовали. Петро среди них сущий пройдоха. Он ведь не только судей, он чиновников из торгового и налогового отдела в кулаке держал, деньгами подкармливал,
