Плаха да колокола - Вячеслав Павлович Белоусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Догадывалась, что приедут за мной?
Воя, как над покойником, обхватив голову, она раскачивалась на коленях.
— Догадывалась, сука, что придут меня брать? — крикнул он ей в самое ухо.
— Грешить не стану, Макарушка, знала всё.
— Как — знала! Кто тебе сказал?
— Убьёт он меня, если выдам! — билась она в истерике.
— Не скажешь, от моей пули раньше сдохнешь, стерва! — взвёл он курок. — Со мной спала, ему стучать бегала? Потолок в кабинете вместе продолбили, чтоб подслушивать?
— Макарушка, не губи! Люблю я тебя!
— Кто? Признавайся!
— Петька… — И не в силах удержаться, она завалилась на спину.
— Петька?
— Пётр Петрович Камытин, — выдохнула она.
— Ах, бля!.. Заместитель Турина?
— Он.
— А Турин знал?
— Не ведаю.
— Теперь это не так и важно. Значит, Камытин…
— Любились мы с ним еще до тебя. Он меня и на работу к тебе пристроил, чтобы всё рассказывала.
— И ты стучала?
— Слаба я, Макарушка. Беременна от него была, но скинула ребёночка по его указу, а потом тебя полюбила.
— Не думала, что расстреляют меня?
— Он говорил, что не тронут свои своих. В другое место переведут, а я бы на край света за тобой поехала.
— А оружие спрятала, значит, чтобы не застрелился я?
— Петька приказал, говорил, дурной ты, учудить над собой можешь всякое, только позора и боишься. А покаешься сам — только суд.
— Значит, суда надо мной хотите?
— Да что ты говоришь, Макарушка! Клялся он, что судить тебя не станут.
— Брехал тебе твой кабель! — не целясь, выстрелил Арёл несколько раз.
Умерла Варвара, не мучаясь, первая же пуля угодила ей в сердце. А по коридору уже бухали сапожищи, раздавались крики, их искали.
— Не выйдет у вас ничего! — крикнул Арёл. — Не видать вам, сволочи, позора красного командира!
Закрыл глаза, упёр наган в висок. И это были последние его слова и последняя боль…
Позвонив в Саратов, Фринберг, не оправдываясь, выслушал всю ругань Берздина, что живым не привезли; распорядился, как приказано было, захоронить обоих ночью без почестей и каких-либо знаков. С сотрудниками провести секретное собеседование, что губпрокурор переведён в Саратов, а уборщица?.. А что уборщица? Пропала без следа непутёвая баба.
III
Для Наума Фринберга настали чёрные дни. Мало, что мучился после разноса и не мог прийти в себя, переживая за собственное будущее, он ко всему просто не знал, что делать.
Посаженный разбушевавшимся Берздиным в знак наказания временно губернским прокурором, пока окончательно не прояснятся причины трагической гибели Арла, он всю свою короткую, но прыткую служебную карьеру занимался инспекторскими проверками в мелких партийных организациях, а поэтому в прокурорском деле, прямо надо сказать, не разбирался.
Он обладал способностью не без успеха заглядывать в рот начальству и улавливать главное, что тому хотелось, остальное было делом техники — проверки вершил в нужном направлении и с должным результатом: виновных отыскивал, начальство их убирало, достойных ставило взамен.
Однако однажды случилось так, что ему не повезло и сам угодил в тривиальную ситуацию. Наломал, как говорится, дров собственный, ведомственный ревизор в одной из прокуратур: работал давно, всё и всех знал, вершил своё потихоньку, но зарвался по той причине, что не в ладах был с зелёным змием. Сначала попивал помаленьку, потом увлёкся, а там и не заметили, как в запои уходить стал. Заменять его, кому ни предлагали, желающих не находилось — побаивались, да и сфера особая; Берздин обратился за помощью в высшее инспекторское ведомство. Вот тогда специальным распоряжением недолюбливавший Наума человечек в верхах отправил его на эту должность. Избавился от Наума. Тот притих на новом месте поначалу, но осмотрелся — кругом те же люди, обвыкся, прижился и вскоре был отмечен в одной из больших проверок состояния платежей партийных взносов среди прокурорских работников. Досталось тогда многим и высоким лицам, Науму поручено было проехаться по районам, разобраться там, подтянуть положение, провести семинары с секретарями «первичек»[74], одним словом, прочистить мозги лентяям и неумехам. Справился он достойно и был назначен помощником заместителя краевого прокурора по той же части — возглавлять инспекторский отдел. Дело в том, что краевой комитет партии, подметив в прокуратуре упущения с партийными взносами, раскритиковал Берздина на очередном пленуме и предложил укрепить участок; так в крайпрокуратуре была учреждена должность помощника заместителя прокурора. Кроме Наума, претендентов не оказалось, он получил в штат вновь созданного отдела несколько единиц. Теперь Наум расцвёл, раскатывал по всему округу, выкорчёвывая недостатки. Его ценили и побаивались, но случай опять вмешался, казалось, в спокойное его бытиё. И ведь не хотел ехать в глухомань, но упёрся Берздин. Твердил, что у Арла серьёзные неполадки, что там одними партийными взносами не обойтись, надо поглубже копнуть состояние работы с кадрами, так как разросся под носом у губпрокурора настоящий гнойник — заместитель замечен в пакостных делишках, пахло вымогательством, но сумел пройдоха проскочить в председатели губсуда, а оттуда намедни загремел прямиком в тюрьму. Грозили и Арлу большие неприятности, сверху уже звонили, приказывали разобраться, иначе сами возьмутся, и тогда многим несдобровать. А с Арлом — дело швах, плевался Берздин, если тот от суда увильнёт, обязательно надо переводить его в какую-нибудь дыру с понижением в должности.
Одним словом, морщился краевой прокурор, копать следует глубоко; в команду проверяющих был включён даже Отрезков, ему приказано было взять в помощники с собой Козлова с Борисовым, те как раз освободились.
Отрезков, начальник следственного отдела, на Наума косился, считая его выскочкой и за глаза величая: «непришейкногерукав». С Козловым и Борисовым Фринбергу было проще: они в нём не нуждались, сами знали, за что браться в уголовных делах, за советами не лезли.
После трагедии с Арлом Отрезков на следующий же день укатил, так и оставив в производстве Громозадова всё, что касалось губернского суда, правда, набросал тому план дальнейших действий. Остальные материалы в отношении взяток в налоговой службе, в торговом отделе и в других конторах, занимавшихся рыбным промыслом и контактировавших с дельцами-нэпманами, выделил в особое производство и передал Козлову с Борисовым — делите меж собой!
— Но там столько работы! — увидев горы бумаг, схватился за голову Фринберг. — Арёл с Туриным без разбору успели арестовать около десятка человек! Банду раздули! Среди арестованных высокие начальники, видные рыбопромышленники, есть партийные люди! Как я справлюсь?
— Они справятся, — поморщился Отрезков, кивнув на
