Демократизация - Патрик Бернхаген

В Центрально-Африканской Республике главными антагонистами демократизации были повстанцы и армия. В начале 2000‑х годов проправительственные силы, лояльные находившемуся тогда на посту президента Анж-Феликсу Патассе, боролись с повстанцами, ведомыми генералом Франсуа Бозизе, которому удалось свергнуть Патассе. Во время написания настоящей главы правительственные силы Бозизе сражались с повстанцами, многие из которых – бандиты и наемники.

В Фиджи главным виновником срыва демократизации была армия. Военные осуществили государственные перевороты в 1987, 2000 и 2006 гг. В основе этих действий находится противостояние между фиджийскими индийцами и коренным населением архипелага. Хотя наш анализ показал, что более высокая этническая фракционализация сама по себе еще не связана с менее успешной демократизацией, в Фиджи этнические расколы были очевидной причиной конфликтов и лежали в основе вмешательств в политику вооруженных сил.

Причиной демонтажа либерализации Иордании в начале 1990‑х годов, а также происходящего сегодня укрепления авторитарного режима являются деспотические наклонности исполнительной власти. Король Хуссейн, правивший до своей смерти в 1999 г., время от времени предпринимал шаги по либерализации политической системы, но каждый раз сворачивал реформы так же быстро, как начинал их. Его сын король Абдалла обещал провести демократизацию, но на деле продолжил тактику отца – тактику ограниченных реформ, предназначенных скорее для сохранения авторитарного режима, нежели для его демократизации.

Ограничивающий фактор демократизации Кувейта – монарх. Кувейт имел отчасти открытую политическую систему в 1975 г., но эмир регулярно останавливал функционирование парламента, как это было в 1976–1981 и 1986–1992 гг. Даже сегодня, когда в стране действует парламент, эмир остается главным политическим актором страны. Он не демонстрирует заинтересованности в том, чтобы сделать свою власть подотчетной народу или чтобы передать бразды правления избранным политикам.

Непал тоже имеет «проблему» с монархом[885]. Относительно открытая политическая система 1980‑х и начала 1990‑х годов сменилась волюнтаристским правлением монарха, короля Гьянендры, взошедшим на трон в 2001 г. Вооруженное восстание, поднятое маоистскими мятежниками в 1996 г., также делит ответственность за деградацию открытой политики в стране.

В России демократизация потерпела неудачу из-за действий главы государства. После пика открытости, достигнутого в начале постсоветского периода, российская политическая система становилась все более закрытой. В течение 1990‑х годов находившийся в то время на посту президента Б. Н. Ельцин постепенно сворачивал демократизацию. Его преемник В. В. Путин ускорил движение к авторитаризму.

Уклон к авторитаризму в Зимбабве также был вызван действиями президента. Роберт Мугабе занимал пост премьер-министра в парламентской системе в период между обретением независимости с 1980 по 1987 г., когда конституцией была введена президентская система и Мугабе стал президентом. В 1980 г. Зимбабве была довольно открытой политией, хотя и не демократией, но с тех пор Мугабе все глубже втягивал страну в пучину деспотизма.

Важнейшее наблюдение, которое можно сделать по итогам этого обзора, заключается в том, что виновниками срыва демократизации часто оказываются главы исполнительной власти. В пяти из десяти случаев они явным образом оказывались причиной неудачи демократизации. В трех других случаях они разделяют ответственность за это с другим актором. В пяти из восьми случаев, когда демократизация была частично или полностью остановлена главой исполнительной власти, этим лицом был президент, а в трех других случаях – монарх. По числу случаев прекращения демократизации второе место занимает армия, которая один раз была единственным виновником остановки демократизации и трижды действовала совместно с другим актором. Повстанцы ни в одном из рассмотренных случаев не были единственным актором, подорвавшим демократизацию, но в двух странах оказывались одним из двух таких акторов. Различимой становится закономерность: в течение нескольких последних десятилетий основным виновником срыва демократизации являлся глава исполнительной власти. Отсюда следует, что для защиты демократизации решающую роль может играть ограничение власти президента или монарха. Но как это можно сделать?

17.2. Ключевые положения

• Объективные структурные условия с приемлемой точностью объясняют около половины случаев срыва демократизации.

• Помимо объективных структурных условий следует брать в расчет политических акторов; роль главы исполнительной власти представляется особенно важной.

Что делать?

Усиление парламента и ограничение исполнительной власти

Возможно, единственный путь к снижению рисков, проистекающих из злоупотребления президентом или монархом властью, – это усиление парламента. Дискуссии о воздействии политических институтов на демократизацию в значительной мере касались относительных преимуществ президентской и парламентской систем[886]. До недавнего времени, однако, наши возможности ограничивались анализом этих двух очень общих категорий, в действительности мало говорящих о том, кто обладает властью и в какой мере. У нас не было достаточных сведений, позволяющих судить об объеме власти как парламента, так и президента. Однако недавно появилось исследование, содержащее удобную базу количественных данных[887]. Речь идет об Индексе власти парламента (Parliamentary Power Index – PPI), разработанном на основе масштабного исследования. Баллы в этом индексе колеблются от 0 (парламент не обладает властью) до 1 (вся власть находится в парламенте). При помощи PPI можно протестировать, как сила парламента влияет на вероятность срыва демократизации. Баллы по PPI имеются для всех стран, предпринявших демократизацию (стран устойчивой, неустойчивой и неудавшейся демократизации), за исключением Джибути.

Корреляция между силой парламента и судьбой демократизации значительна. Чем слабее легислатура, тем выше шанс срыва демократизации. Средний балл PPI для стран неудавшейся демократизации равен 0,42, для стран неустойчивой демократизации – 0,5, для стран устойчивой демократизации – 0,62. Следует быть осторожным по поводу интерпретации силы парламента как причины успешной демократизации, так как объем принадлежащей ему власти может хотя бы отчасти формироваться под влиянием уровня политической открытости. Из десяти случаев неудавшейся демократизации, которым наша базовая модель не дает хорошего объяснения, сделанное замечание особенно актуально для Буркина-Фасо, Фиджи и Непала. Названные страны отошли от открытой политической системы (в Фиджи и Непале это происходило не единожды) еще до принятия действующих сейчас конституционных предписаний. Таким образом, мы не можем использовать PPI как переменную, объясняющую срыв демократизации.

В других же семи странах объем полномочий парламента был установлен до начала движения в сторону авторитаризма. В этих случаях правомерен вопрос о том, может ли более сильная легислатура сократить вероятность обращения демократизации вспять. Баллы PPI для семи стран, о которых идет речь, таковы: Армения – 0,56; Белоруссия – 0,25; Центрально-Африканская Республика – 0,34; Иордания – 0,22; Кувейт – 0,38; Россия – 0,44; Зимбабве – 0,31. За исключением Армении эти страны имеют низкие баллы. В целом они колеблются от средненизких (например, в России) до очень низких (например, в Иордании). Для названных стран можно оценить, каков был бы прогноз вероятности срыва демократизации, если включить PPI в наши статистические модели. Также можно оценить, какой была бы вероятность срыва демократизации, если бы объем власти парламентов в эти странах отличался от действительного.

Как показано в табл. 17.2, согласно нашей статистической модели, вероятность срыва демократизации в Армении была равна 22 %. Если же учесть PPI Армении, предсказанная вероятность возрастает до 28 %. Таким образом, добавление этой переменной лишь ненамного улучшает прогноз. Очевидно, существуют не включенные в модель факторы, которые внесли весомый вклад в остановку демократизации в Армении. То же можно сказать о Центрально-Африканской Республике: в исходной модели предсказанная вероятность срыва демократизации составляла 20 %, а в модели с PPI – 26 %. Однако, как уже было сказано, президентский волюнтаризм не был главной причиной неудачи демократизации в ЦАР. Виновниками неудачи выступили скорее повстанцы и армия, которым парламенту противостоять, как правило, гораздо труднее, чем властолюбивому президенту или монарху. Кувейт представляет собой еще один случай, когда включение в анализ PPI лишь немного поднимает предсказанную вероятность срыва демократизации (и тем самым делает прогноз более точным). В исходной модели эта вероятность равнялась 36 %, а с включением переменной силы парламента – 39 %.