В прятки с отчаянием (СИ) - "AnnysJuly"

— С каких это пор я должен оправдываться? — дерзко вздернул я подбородок, не отводя взгляда. Это ему понравилось, и он нахмурился еще больше.

— А с тех самых еб*ных пор, когда ты стал обхаживать мою сестренку, единственную, смею заметить! Я жду ответ! Быстро, — встряхнул он меня, но я, легонько подавшись вверх, боднул его коленом под ребра и вывернулся из не особенно сильного захвата. Вреда ему я не причинил, но он отпустил меня, пихнув, однако же, в стену так, что я стукнулся об нее спиной плашмя. — Имей в виду, я знаю про нее все. И никому никогда не позволял ее обижать!

— Последнее время тебе с этим не очень-то удавалось справляться, а? Или у тебя предвзятое отношение только к кочевникам?

— Это ты о чем? Какого хрена…

— А почему ты думаешь я тут сижу, вместо того, чтобы завершить уже инициацию? Или ты полагаешь мне нравится тут отсиживаться, когда вся наша группа уже проходит финальные тесты и зачетные бои?!

— Вот что, — он хватает меня за плечо, и несмотря на то что я мог бы вырваться, все-таки следую за ним. — Ты сейчас мне подробно все расскажешь. Ничего не утаивая! Понял? Я знаю свою сестренку и верю, что она могла влипнуть, но это ничего не отменяет! Если ты хоть пальцем…

— Я люблю ее. И чтобы это изменить, тебе придется меня убить, — на пределе серьезности отвечаю я Алексу, а он, остановившись, прищурился и оглядел меня насмешливо, будто я сморозил глупость.

— Лююююбишь? — тянет он и одна бровь его поползла вверх. Я невольно усмехнулся, насколько похожа была реакция на мое признание у Люси и ее брата. — А откуда тебе это знать? Ты же безупречный, а вы не умеете испытывать эмоции…

— Потому что я человек, прежде всего, а потом уже безупречный, которым последние двенадцать лет я не являюсь!

Мне не хочется оправдываться и доказывать Алексу свое отношение к его сестре, я прекрасно слышу, о чем он думает и понимаю его чувства. Но вместе с этим я буду бороться за Лусию, чего бы мне это ни стоило.

— Слушай, а где я мог тебя раньше видеть? Отчего ты кажешься мне таким знакомым? Мы что, ваше логово где-то накрыли? — он все так же пристально рассматривает меня, а я гадаю, сказать ему, что я наблюдал за ним почти всю его юность… или же не стоит.

— Нет, мы нигде не встречались. Но… как сына лидера, отец посвятил меня в вашу жизнь в городе. Я многое узнал, наблюдая за вами со станции… И всегда стремился помочь. Как и мой отец.

— Мне ничего не остается, как поверить тебе на слово, парень, — задумчиво проговорил Алекс и увлекает меня за собой в сторону лазарета. — Но имей в виду, я буду следить за тобой, и клянусь, тебя ждет еб*ный п*здец, если ты нагнал нам тут х*йни! — мне на самом деле сложно не улыбаться, поэтому я покрепче сжимаю челюсти и опускаю глаза, чтобы бесстрашный не прочел там усмешку. Безупречные не терпят мата, так бесстрашные вычисляют их среди других горожан…

— Не х*й меня пугать, бл*дь, — глянув на него исподлобья, процедил я изо всех сил, стараясь не заржать.

Алекс постоял буквально пару секунд, сверля меня глазами, а потом расхохотался, раскатывая громогласный смех по всему зданию. Удержаться было невозможно, мы ржали так, что на шум стали выглядывать эрудиты из своих лабораторий. Алекс согнулся, упершись в мое плечо рукой, а культю прижимает к животу, вроде так ему легче.

— Ну ты и еб*ный х*есос, — выдавил он между приступами веселья, а я все не могу поверить в происходящее. Двенадцать лет назад я пожертвовал своей жизнью, в корне изменив всему, что я знал и во что верил. И только теперь я понимаю, что оно того стоило. — Ладно, — глубоко вздохнув, он треснул меня по плечу, и я подумал, что Берман с Арчи — это еще цветочки. — Иди уже отсюда, нех*й мне глаза мозолить…

— Алекс… Я могу помочь. С рукой, — кивая на культю, я внимательно отслеживаю свои слова, чтобы не сказать лишнего. Я так и не понял намерений бесстрашных одновременно жертвовать собой на каждом шагу, но при этом изо всех сил пытаться сохранить как можно больше жизней. И мое предложение Эванс-младший может расценить как оскорбление. Легкое настроение моментально слетело, сделав лицо бесстрашного угрюмым и он, поглядев на свою покалеченную руку, хмуро спросил:

— Правда сможешь помочь?

— Восстановишься меньше чем за неделю, — пообещал я ему, прикидывая, сколько меня еще тут продержат.

— Ладно, поперли в лазарет. Может, и будет от тебя толк. Родственничек, — процедил он последнее слово сквозь зубы и усмехнулся. А я мысленно потянулся к Люси, чтобы сказать ей, что у меня все хорошо, потому что она волновалась.

Джай

Янтарная жидкость просачивается в горло и меня от нее уже тошнит, но я упорно вливаю в себя алкоголь, потому что с каждым глотком все ближе небытие. Все попытки отрешиться, забыть, не думать заканчиваются полным провалом. В голову лезет всякая бредятина, чувство, саднящее и мерзкое, будто меня окунули в чан с дерьмом, не дает покоя. Перед глазами встает то непримиримый бесстрашный взгляд кочевника, то умоляющий и растерянный Люси, который сменяется на презрение и разочарование.

Конечно, она ушла. Собственно, это было понятно и так, но ярость и досада выворачивали мне суставы, сматывали нервы в тугие, стальные клубки, не дающие дышать. Как такое могло произойти со мной, меня бабы не бросают! Не бросают и точка! И уж тем более не предпочитают мне каких-то там пришлых кочевников, которые…

Как же долго я пытаюсь уверить себя в том, что я прав, хотя все мое существо говорит мне об обратном. Я не могу есть, не могу спать, и только виски еле-еле все еще помогает мне примириться с моим существованием, и только потому, что я все быстрее выключаюсь. По идее я должен быть в лазарете, но я сбежал оттуда уже на следующий день, клятвенно пообещав Джил, что буду приходить на перевязки и регенерацию. Правда, не приходил ни разу. Нога, сука, болит все сильнее и надо бы сходить, но я совсем не понимаю, сколько уже прошло дней…

Вокруг валяется… не могу сосчитать сколько бутылок, точно больше одной. Я заеб*лся, конечно, спотыкаться о них, но вот это кресло в моей комнате и виски… они… и не хочется больше ничего.

На тот момент, когда я во все это влез, я был стопроцентно уверен, что я прав. И хотел сделать ей больно. Хотел чтобы Лусия, черт ее дери, страдала так же, как и я… В какой-то момент сознание помутилось настолько, что я был даже рад, что она от меня ушла, потому что теперь больше не будет этого вечного выноса мозга, этих вечных непоняток, которыми она себя окружила. Чего только стоят странные рисунки на стенах, у меня от них мозги закипают и хочется убежать поскорее с ее этого чердака и ее оттуда вытащить…

За тот год, пока мы встречались, я был страшно счастлив ровно до тех пор, как мы вылезали из постели. Когда дело доходило до чего-то еще, что не касалось секса, у меня просто мурашки бегали по коже, настолько мне все было странно и чуждо. Она честно пыталась мне объяснить, заинтересовать, и мы даже участвовали в каком-то конкурсе, расписывая по ее эскизам стены… И я все готов был терпеть, потому что в койке ей не было равных…

А когда встретилась та только-только вылупившаяся неофитка, не помню даже как ее зовут, мне показалось, что просто гоготать над пошлыми шутейками и пить пиво прямо из горла — самое прекрасное что может быть. Плеваться очистками от орешков прямо с крыши, трахаться в переходах между уровнями Ямы… Она ходила в моих рубашках, подвязывая их на бедрах, и ягодички, торчащие из-под нее, весело переминались так, что непременно хотелось за них ухватиться. Конечно, все это быстро надоело, да и Люси вернулась, а девица куда-то пропала… Но все стало не так. Не то. Меня вдруг начали раздражать все эти заумные разговоры, вечное задумчивое выражение лица, когда она смотрела в ночное небо, будто могла там увидеть что-то кроме ярких точек в ясную погоду, и мне от всего этого становилось не по себе.

Я стал подумывать было как бы расстаться, когда Люси объявила, что уходит от меня. Этого я никак не мог допустить, вот вообще и совсем. Если бы я ее бросил, наверное, было бы проще, но вот чтобы меня бросила девушка, я никак не мог допустить. На тот момент это показалось мне бесчестием, позором и я приложил все усилия, чтобы ее вернуть.