Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

74 год до Р. Х

Зима в тот год выдалась особенно непогожей: день за днем город продували колючие ветры, приносившие то холодные дожди, то мокрый снег. По утрам долины, как чаши с молоком, наполнялись стылым, белым туманом, а холмы покрывались наледью, делавшей шедшие мощеные улицы на склонах опасно скользкими.

Луций Пинарий подхватил простуду в самом начале зимы, да так и не мог от нее отделаться: хворь переходила с одной части тела на другую, прихватывая то здесь, то там, но не отпуская. Он редко выходил из дома и редко принимал гостей, а потому и новости, обсуждавшиеся на Форуме, узнал с опозданием от словоохотливого мастера, приглашенного починить крышу.

Корабль Гая Юлия Цезаря был захвачен в Эгейском море пиратами.

Луций не видел ни Юлии, ни своего сына месяцами, резонно полагая, что от редких его посещений одна морока. Однако, услышав о несчастье, приключившемся с ее братом, решил, что Юлию это сведет с ума, и почувствовал себя обязанным с ней повидаться. Надсадно кашляя, Луций облачился в толстый шерстяной плащ и в сопровождении раба двинулся по темным, промерзшим улицам к дальней стороне Палатина, где Юлия жила со своим мужем Квинтом Педием.

По-видимому, этот брак оказался для нее удачным, хотя поначалу она была несчастна. Никто в ту пору не знал, сколько продлится диктатура Суллы, и приходилось проявлять осторожность. Луций с горечью подумал о том, что Юлия легко приспособилась к изменившимся обстоятельствам, – и она, и ее брат умели приспосабливаться к чему угодно. Правда, Луций приспособился и сам, но на свой собственный лад. Просто, чтобы не сойти с ума, он запретил себе всякие мысли о том, что Юлия когда-нибудь могла бы развестись с Педием и вновь выйти за него. Правда, после смерти Суллы эти мысли стали возвращаться, особенно когда слишком остро ощущалось одиночество. Однако, подчинившись тогда Сулле, он утратил достоинство римлянина, а лишившись достоинства, не имел воли вернуть себе то, что когда-то ему принадлежало. И не было смысла винить в чем-то ни богов, ни Гая, ни даже Суллу. Мужу пристало самому отвечать за себя.

Раб-привратник впустил его в дом Педия, и Юлия, выглядевшая удивленной, но не слишком обеспокоенной, приняла его в комнате, примыкавшей к саду, с горящими жаровнями и закрытыми, чтобы не впускать холод, ставнями.

То, что он увидел, было как нож в сердце, ибо даже широкие складки просторной столы не могли скрыть ее беременности. Она приметила, что Луций таращится на ее живот, и потупилась.

Подавив очередной приступ жестокого кашля, Луций прохрипел:

– Я пришел, потому что услышал новости о твоем брате.

Юлия резко выдохнула.

– Ну, что ты слышал?

– Что его захватили пираты.

– И что?

– Больше ничего.

Юлия поморщилась: это уже давно не было новостью. Он напугал ее, заставив подумать, уж не дошло ли до него какое-нибудь известие, которое от нее утаили, а оказывается, вообще притащился попусту. Она не скрывала раздражения.

– Если я могу что-то сделать… Я подумал… – неловко и сбивчиво бормотал Луций.

– Это очень любезно с твоей стороны, но мы с Квинтом уже собрали выкуп и отослали его. Теперь все, что нам остается, – это ждать.

– Понимаю.

Губы Юлии тронула легкая улыбка.

– Надо полагать, те, кто захватил его в плен, неграмотны. Знай они, как расписывает их Гай в своих письмах, ни за что не позволили бы ему переслать их.

– Ты получала от него вести?

– А как бы еще мы узнали о положении дел? Гай написал, что находится в плену, попросил собрать выкуп и не преминул обрисовать своих пленителей – тупых, неотесанных мужланов. Его послушать, так получается, будто он там вовсю ими командует – требует, чтобы ему подавали лучшие яства, отвели удобную спальню, и даже пытается учить их хорошим манерам. «С подобными существами нельзя разговаривать, им можно лишь отдавать команды, как собакам» – так он пишет. Можно подумать, что весь предыдущий опыт идеально подготовил его к роли пиратского вожака. – Юлия опустила глаза. – Конечно, не исключено, что вся его бравада – лишь попытка успокоить меня, а заодно приободриться и самому. Шутки шутками, но эти люди – грабители и убийцы. О том, что они проделывают с несчастными, угодившими им в лапы, рассказывают страшные истории.

Юлию передернуло, голос ее дрогнул. Луцию до боли захотелось обнять ее, но он подавил этот порыв, зная, что не имеет на это права, и боясь, что не вынесет, если она оттолкнет его.

– Гай умеет приспосабливаться, – промолвил он, подумав при этом: «Как и его сестра». – Уверен, с ним все будет хорошо.

Он закашлялся и прикрыл рот рукавом.

– Луций, ты нездоров.

– Ерунда, простуда. Кашляю громко, а так ничего страшного. Я просто зашел предложить… – Он пожал плечами. – По правде, так я и сам не знаю, зачем зашел.

Юлия смотрела на пламя жаровни.

– Может быть, ты хочешь повидать сына?

– Думаю, лучше этого не делать.

– Он растет очень быстро. Всего шесть лет, а уже умеет читать. Про дядюшку знает, и ему снятся странные сны о пиратах. А как похож на тебя!

У Луция стало тесно в груди, словно на сердце лег тяжеленный камень. Не стоило ему сюда идти. Он уже собрался уходить, когда в комнату вбежал раб с тугим, перевязанным шнуром и запечатанным пергаментным свитком в руках. Стоило Юлии увидеть его, как глаза ее расширились.

– Это?..

– Да, госпожа. Письмо от твоего брата.

Юлия развернула свиток, торопливо просмотрела текст и ударилась в слезы. Луций приготовился услышать самое страшное, но тут Юлия откинула голову и рассмеялась:

– Он свободен! Гай жив, здоров и свободен! О, это чудесно! Луций, ты должен это услышать!

«Дорогая сестра.

Сорок дней меня удерживали в плену против моей воли. Теперь, благодаря присланному тобой выкупу, мне вернули свободу. Я приобрел не самый приятный опыт, однако в остальном со мной все хорошо. А вот о тех, кто удерживал меня в плену, того же сказать нельзя. Освободившись, я тут же снарядил за пиратами погоню. Правда, особо гоняться не пришлось: эти пустоголовые тупицы, спеша потратить вырученные за меня деньги, без промедления направились в ближайший порт, где разбрелись по тавернам и публичным домам. Мы не только легко переловили их, но даже успели вернуть заметную часть выкупа: сколько можно, верну тебе немедленно, остальное – немного позже. Кресты, на которых мы распяли пиратов, установлены не вершинах холмов так, чтобы было видно с каждого проходящего корабля. А ведь, находясь в плену, я предупреждал их, что они плохо кончат, – так оно и вышло. Я смотрел, как они умирают один за другим. Прошу тебя, всеми способами распространи эту историю по всему Риму. Между нами: весьма горжусь тем, как обернулась эта история. Справедливость восторжествовала, достоинство римлянина не посрамлено. Этот эпизод основательно украсит мое жизнеописание и поспособствует продвижению по Стезе чести».

Юлия снова рассмеялась:

– Гай всегда смотрит в будущее. Полагаю, быть ему со временем консулом. А ты как думаешь?

Луций, у которого пересохло во рту, а горло саднило от кашля, прохрипел:

– Похоже, быть ему новым Суллой.

– Луций! Что за ужасные слова!

– Или новым Крассом. С той лишь разницей, что твой брат, возможно, преуспеет там, где Красс потерпел неудачу.

Прежде чем Юлия успела что-то ответить, в комнату вбежал их сын. Следом появился его пожилой наставник-грек.

– Прошу прощения, госпожа, но мне его было не удержать. Новость о том, что ты получила письмо от брата, уже облетела весь дом. Маленький Луций хочет узнать…

– Где дядя Гай? – закричал мальчик. Луций же, увидевший, что у него на шее висит фасинум, родовой амулет, испытал и удовлетворение и боль одновременно. – Что с дядей Гаем? Пираты не обижают его?

Юлия взяла лицо мальчика в свои ладони.

– Нет, ни капельки. Храбрый дядя Гай спасся от пиратов.

– Спасся?

– Да, спасся. А знаешь, что он сделал потом? Устроил за ними погоню, поймал их и убил.

– Всех пиратов?

– Всех до одного. Дядя Гай велел прибить их гвоздями к крестам, и они приняли страшную смерть, которую заслужили. Больше эти ужасные морские разбойники никого не обидят.

– Потому что дядя Гай их убил?

– Да. Поэтому тебе больше не должны сниться про них страшные сны, ведь их больше нет. Зато здесь, в комнате, есть кое-кто, с кем тебе надо поздороваться.

Юлия подняла глаза, но Луций уже исчез.

На улице на него напал страшный приступ кашля. Выдыхая на ходу клубы пара, он шел бесцельно, но торопливо. Раб едва поспевал за ним. Мысли Луция путались. Из-за жгучих слез, которые стекали по щекам, перед глазами все расплывалось. Под ноги он не смотрел и мест, где мостовая покрылась ледяной коркой, не видел. Раб, правда, углядел наледь, но, когда выкрикнул господину предупреждение, было уже поздно.

Луций ступил на лед, поскользнулся, полетел навзничь, стукнулся затылком о мостовую и замер. Из-под его головы стала растекаться лужица крови.