Время Андропова - Никита Васильевич Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смещение 6 сентября 1980 года с должности первого секретаря ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) Эдварда Герека и замена его Станиславом Каней несколько разрядили обстановку — забастовки пошли на убыль, но, как отмечали аналитики советской разведки, это было лишь разрешение кризиса власти, тогда как правящая партия потеряла опору в массах. И вывод следовал однозначный: стабилизации не будет, потому что «оппозиция победила, она завоевала главное — народ. А власть сама упадет ей когда-нибудь в руки»[1359].
Осенью 1980 года Андропов собрал узкое совещание для разговора о Польше. Докладывал обстановку начальник информационно аналитической службы 1-го главка КГБ Николай Леонов: «Партия и правительство в Польше утрачивают контроль над обстановкой. При сохранении нынешних тенденций развития внутриполитической ситуации взрыв неминуем, причем он может произойти в самом ближайшем будущем, измеряемом несколькими месяцами». Выслушав его сообщение, Андропов посмотрел отрешенно в окно и спросил: «Как вы думаете, на чем сейчас держится власть в Польше?» и услышал в ответ: «Практически на трех опорах: партийных функционерах, Министерстве внутренних дел и армии. Социальная база истончена до крайности». Андропов поинтересовался, численностью советских войск в Польше. Получил ответ: в районе Легнице две дивизии и воздушная армия общей численностью от 40 тысяч до 60 тысяч человек и в Свиноустье бригада морских катеров с морской пехотой. И все эти силы имеют задачу охранять коммуникации, связывающие СССР с Группой советских войск в Германии[1360].
Андропов вновь ненадолго задумался и задал вопрос: «Поляки бунтуют, потому что у них мясо подорожало и его стало меньше, потому что выплачивать долги надо только за счет увеличения экспорта сельскохозяйственной продукции. Но вы говорите, что поляки и сейчас потребляют в год по 70 кг мяса на душу населения? Почему же не бунтуют тогда наши люди, которые едят вдвое меньше?». Ответ, что «наши люди не в пример терпеливее», не устроил Андропова, но и не вызвал гневной реакции. Он все понимал и подвел неожиданный итог совещанию: «Надо подумать над тем, как стабилизировать обстановку в Польше на длительный период, но исходить из того, что лимит наших интервенций за границей исчерпан»[1361].
29 октября 1980 года на заседании Политбюро обсуждались материалы, подготовленные к визиту в СССР нового польского руководителя Кани. Брежнев нагнетал обстановку: «В Польше действительно сейчас идет полный разгул контрреволюции, а в выступлениях польской печати и польских товарищей ничего не говорится об этом, не говорится о врагах народа. А ведь это же враги народа, прямые пособники контрреволюции и сами контрреволюционеры выступают против народа. Как же это так?»[1362]. Члены Политбюро заговорили о необходимости введения чрезвычайного положения в Польше для «спасения революционных завоеваний». Родилась мысль и о создании «отрядов обороны» на казарменном положении — ее высказали Андропов, Суслов и Устинов, а Кириленко додумался до совсем уж безумного: «Может быть, следует военных переодеть и пустить в рабочую массу»[1363].
По линии КГБ Андропов развернул активность по сбору информации в Польше. В сердце забастовочного движения — в Гданьск он решил направить человека из разведки. Решением Секретариата ЦК 15 января 1981 года было дано разрешение на открытие корпункта АПН в Гданьске с условием, что должность заместителя заведующего корпунктом будет предназначена для сотрудника 1-го Главного управления КГБ. На корпункт возлагались следующие задачи: «продвижение материалов АПН в местные органа массовой информации и радио и сотрудничество с ними; распространение в регионе бюллетеней для воеводской и заводской прессы, а также информационно-пропагандистской литературы АПН; издание рукописей АПН на местной базе, подготовка корреспонденций для последующего использования их в советской и зарубежной прессе; аналитическая работа»[1364].
Если вдуматься, то удивляет традиционная вера Андропова в действенность советского печатного слова и приверженность к избитым схемам. Никого уже в Польше невозможно было агитировать за социалистическую власть. В качестве инструмента воздействия на настроение поляков в городе — оплоте «Солидарности» это была абсолютно бесперспективная затея. А в качестве прикрытия для разведывательной деятельности КГБ и проведения дезинформационных кампаний это могло сработать.
В Польшу стали направлять представителей ЦК КПСС для оценки ситуации и выработки рекомендаций, как оказать помощь ПОРП. На заседании Политбюро 22 января 1981 года заслушали вернувшегося из Варшавы Леонида Замятина. Его сообщение было безрадостным: вершина испытаний для ПОРП еще впереди, у «рабочего класса есть много причин для недовольства», а «Солидарность», насчитывающая 10 миллионов человек, «по существу является политической партией, наиболее открыто враждебной ПОРП и государству»[1365]. Среди молодых поляков идут постоянные политические дискуссии, и Замятин указывает как на существенный изъян — «отсутствие преподавания марксистско-ленинских наук в высшей школе».
Андропов похвалил работу делегации Замятина, сообщив о пришедшей из Варшавы информации, и предложил подготовить предложения для «Польской комиссии» Политбюро. Русаков сообщил, что Брежнев практически каждую неделю разговаривает с Каней по телефону. И все же Кириленко и Устинов отмечали отсутствие «серьезного оживления в ПОРП» и «серьезного перелома» в ситуации. Суслов призвал осуществить «необходимый нажим» на польское руководство[1366].
О ситуации в Польше вновь говорили на заседании Политбюро 2 апреля 1981 года. Начал обсуждение Брежнев: «У всех у нас большая тревога за дальнейший ход событий в Польше. Хуже всего то, что друзья слушают, соглашаются с нашими рекомендациями, но практически ничего не делают. А контрреволюция наступает по всему фронту»[1367]. Брежнев был раздосадован состоявшимся 30 марта телефонным разговором с Каней. Польское руководство под угрозой всеобщей забастовки пошло на уступки «Солидарности». Брежнев призвал изыскивать пути «воздействия на обстановку» и предложил: «Думается, в частности, что стоило бы пойти навстречу пожеланиям друзей и разрешить тт. Андропову и Устинову выехать в Брест для встречи с тт. Каней и Ярузельским. Это позволит детальнее разобраться с положением в стране, оценить намерения друзей и еще раз изложить им нашу позицию»[1368].
Следом за генсеком выступил Андропов. Оценив предложения Брежнева как «совершенно правильные» и одобрив идею поездки, он заверил, что «проведем необходимую работу», выскажем «все наши претензии, предложения, советы и т. д.». Устинов согласился с предложением таким способом воздействовать на польское руководство, заметив, что предложение Брежнева о созыве семерки стран-участников Варшавского договора — правильные, но это надо иметь как резерв, а «сейчас принять все необходимые меры к тому, чтобы польские друзья действовали самостоятельно»[1369]. Громыко заметил, что с Запада идут предостережения в адрес