Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий

— Значит, Валентин — не один из вас?

— Я вообще не знаю никакого Валентина. Скорее всего, он случайная жертва. Дай угадаю: ты говоришь о человеке, который поселился там после… произошедших событий? Более чем уверен, что ни одна живая душа не сказала ему: «Парень, ты знаешь, сколько боли и страданий видели эти стены?», когда он таскал по лестнице свои вещи. Все, кто родился и вырос в Кунгельве, знают о глотке. Кто-то больше, кто-то меньше, но… все единодушны в одном — чем меньше тычешь палкой в медвежью берлогу, тем больше шансов дожить до седин.

Уродец перевёл дыхание и взглянул на часы. Лицо его приняло хищное выражение.

А теперь о главном. Видишь ли, подобные растянутые по времени события являются отличным катализатором негативных эмоций. Страданий. Глотка это чувствует. Выбросы настолько мощны, что она не может противостоять соблазну и тянется к нему сама. Знаешь, как заблудившийся в горах путник, который пытается отыскать источник эха. Она помешает туда свой выносной желудок, что, конечно, не является органом в нашем с тобой понимании этого слова. Скорее брешь в ткани мира, чёрная дыра, воронка. Со временем она может втянуть в себя даже живого человека, этим и опасна. Твоему приятелю не повезло жить именно в таком месте.

— Он не мой приятель.

Спенси посмотрел на Хоря, хмыкнул.

— Клянусь моей единственной конечностью, я тебя сейчас обрадую. Видно, ты его недолюбливаешь, и, наверное, не зря. Обычный человек, окажись он в месте, где открылась такая воронка, сбежал бы уже через несколько часов. Она… как бы это сказать… обесцвечивает. Вытягивает из тебя силы, как заправский кровосос, лишает воли к жизни. Головные боли, тошнота, депрессия и прочие радости жизни. Так как же обычный приезжий паренёк мог прожить там… сколько?

— Шесть лет.

— Вот, — Спенси выставил вверх шестой палец. — Что-то тяготило его! Муки совести настолько сильны, что только в этой квартире, в самой сердцевине воронки, он чувствовал себя более или менее приемлемо, так как глотка забирала себе все негативные эмоции. О, он, должно быть, был для неё лакомым кусочком.

— Что он такого совершил?

— Если узнаешь, скажи, — лицо Спенси стало задумчивым. После недолгого молчания он продолжил: — Кстати, там, по соседству, живёт один мой старый приятель. Или, если сказать точнее, доживает свой век. Единственный на моей памяти, кто посмел открыто выступить против других усталых. Он был среди нас, да, но, сохранив долю индивидуальности, вовремя понял к чему всё идёт. Как ни удивительно, соскочить у него получилось. Вот только…

Юра мысленно вернулся в тот день, когда они с Алёной пришли к Валентину. Вспомнил старуху-индианку и человека в глубине коридора, того, которого он сначала принял за плод игры теней: собственного воображения и телевизора в глубине бабкиной квартиры.

— Глотка уничтожила его.

— Именно, — Спенси подвигался, пытаясь устроиться поудобнее. Кресло-качалка отклонилось назад. — Она не прощает измен. Она хочет тебя всего, целиком и полностью. Как женщина.

Юра хмыкнул.

— У тебя… весьма однобокие представления о женщинах.

— Не стану спорить. Мой круг знакомств ограничивается парой безэмоциональных кукол. Когда они в ударе, могут играть так, что позавидуют звёзды Голливуда — не сегодняшнего Голливуда, а настоящего, с двадцатых по шестидесятые годы прошлого века — но, если находиться рядом достаточно долго, понимаешь, что всё, что они могут предложить — это красивые, яркие шаблоны. Подарочная коробка, в которой только трупы давно погибших мотыльков.

Часы начали отбивать время. Юра считал удары: он ожидал, что их будет восемь или девять, но пробило одиннадцать. Прищурившись, он попытался разглядеть циферблат. Спенси зевнул.

— Здорово мы с тобой поболтали. В хорошей компании время летит незаметно, и всё такое. Если мне не изменяет память, ты хотел завтра сходить в город?

— Вообще-то, я хотел отправиться уже сегодня, — сказал Юра, нервно одёрнув на себе рубашку. Его сердце прошило беспокойство за супругу. — Жене нужны таблетки.

— Как видишь, у времени на тебя были другие планы. Найди меня утром. Уверен, я смогу быть тебе полезным… Кроме того, я собираюсь просить тебя об одолжении.

Уродец сполз с кресла, нарушив сходство с малышом, которому просто не повезло с внешностью, и затерялся в тенях. Кресло ещё минуту раскачивалось, уменьшая амплитуду. Гроза снаружи поутихла, однако дождь по-прежнему шёл. Юра подумал о курильщике, которого видел на веранде несколько часов назад, но, приблизив лицо к стеклу, убедился, что на веранде никого нет. Должно быть, вошёл через чёрный ход. За весь вечер никто из обитателей «Зелёного ключа» не почтил их своим присутствием.

Есть не хотелось, но Юра добросовестно сходил в столовую, напоминающую вымершие после конца учебного года классы, оттуда проник на кухню, маленькое помещение которой освещалось днём единственным окошком пятьдесят на пятьдесят сантиметров. По запаху нашёл хлебницу, и содержимое её порадовало Хоря. Нащупал деревянный ящик с чем-то мягким. Присмотревшись, обнаружил хороший запас томатов. С этой добычей, да ещё со стаканом воды, он и отбыл наверх, надеясь уговорить Алёну съесть хоть несколько крошек. Он не стал бы вступать в неравный бой только в одном случае: если бы увидел над потерявшим выразительность блеклым лицом тёплое дыхание здорового сна.

Конечно, Алёна не спала. Она претворилась спящей, как только Юра вошёл, не ответила на тихий вопрос, не проявила энтузиазма к горбушке, которую он поднёс к самому её носу. Она втянулась сама в себя, превратилась в камень, каждую секунду ожидая подушки, что опустится на лицо и перекроет дыхательные пути. Когда муж отошёл чтобы приготовить себе лежанку возле двери из одежды и одеял, тихонько отвернулась к стене и до боли сжала зубами руку. Времени осталось немного. Этой ночью, возможно, последний раз звёзды дадут ей шанс уйти туда, к реке, прыгающей между сталактитов, к гигантскому рту, к которому она всегда старалась быть спиной, и золотистому свету далеко, у выхода, который нимало не померк с наступлением ночи. Он казался вечным, приятным, тягучим, как только что сваренная карамель.

В полутьме Юра не мог увидеть ссадины и царапины на руках и коленях, гусиную кожу на внутренней поверхности бедер, на шее и под мышками, что появляется от долгого нахождения в холодной воде.

В этот раз я приложу все усилия, чтобы там остаться, — сказала она себе, закрывая глаза и давая измученному, изголодавшемуся сну сомкнуть на хлипкой грудной клетке волчьи челюсти.

Блог на livejournal.com. 20 мая, 01:14. Это была чёртова ловушка!

…До сих пор не верится, что я живой. Вернувшись, я захлопнул дверь в комнату, грохнулся прямо на пол и лежал, пока не притупилось желание истерически кричать и биться затылком о твёрдые поверхности.

Чёрт тебя дери!

Тот первый раз был… мне просто пощекотали нервишки, раззадорили, зная, что я обязательно приду снова, более решительный, чем прежде. Что я вооружусь огнём и бесстрашным конкистадором пройдусь по незнакомому миру, выжигая любые проявления агрессии и неповиновения.

У меня не было начищенных доспехов и пик (или чем там они вооружались?), но я взял свой нож. Свет импровизированного факела, который я соорудил из старых газет, отражался в нём, вселяя в меня уверенность. Я не собирался вновь устраивать пожар — только немного припугнуть самых злобных тварей, а потом сунуть его в раковину… вот только раковины уже не было. Был каменный истукан с замшелыми щеками, который взирал на меня выпученными рыжими буркалами. Я шарахнулся от него и едва не угодил в зубы дикой собаки: её обросшая чёрной косматой шерстью морда исходила слюной. Кажется, заорал от страха и гнева, мой пинок пришёлся зверю прямо в шею, и он, взвизгнув, растворился в зарослях. Я не видел, где кончается комната, только — узор из листьев. Поднял голову и не увидел потолка. Чувствуя себя почти счастливым, уже позабыв о недавнем инциденте с местной фауной, я пошёл вперёд, перешагивая через семейство грибов… и лишь в последний момент какое-то сверхъестественное чутьё удержало меня на краю пропасти.