Персик - Элизабет Адлер

Почему, когда он целовал ее, реальный мир, казалось, переставал существовать, и он оказывался наедине с ней в теплом вымышленном мире своих фантазий? Ее кожа была нежна, как лепестки цветов, и гладка, как мрамор, а запах ее духов пленял. Ноэль вынул шпильки из ее заколотых наверх волос и провел руками по роскошным густым прядям. Он поцеловал ее бледные закрытые веки и провел пальцем по очертаниям подбородка, а потом рука его скользнула к ее груди. Он видел близко перед собой ее глаза и, сжимая ее грудь, наклонился поцеловать ее еще раз.

— Пич, моя Пич, — прошептал он нежно, — я так сильно люблю тебя.

Заднее сиденье оказалось широким и мягким, когда они вместе легли на него, и только цапля, лениво парившая над рекой, была свидетелем их любви. Тело Пич было теплым и послушным и очень родным. Позже, когда он судорожно прижимал ее к себе, Ноэль подумал — у него есть все, что он когда-либо хотел иметь, — у него была Пич и «курмон», автомобиль его мечты.

На следующей неделе Пич начала работу по рекламной компании, которую она планировала в течение полутора лет. Вместе с производственной командой она объездила всю Европу, сначала фотографируя «дюка» высоко в снежных Альпах, а затем снимая его несущимся вниз, с захватывающих дух склонов, с лыжами, привязанными к его крыше. Они фотографировали автомобиль около их собственного отеля, а рядом возвышалась гора шикарных кожаных чемоданов, которые, как подразумевалось, только что вынули из его багажника, а также в Париже, во дворе дома де Курмонов, с красивой длинношеей афганской борзой на заднем сиденье, смотрящей в окно. Они снимали его на пленку в авиационном ангаре между небольшим реактивным самолетом «Л’Эр» и мощным «Конкордом», и, конечно, мчащимся по дорогам Европы.

Ноэль опять вернулся в Детройт, а Пич была настолько занята, что у нее едва хватало времени вспомнить о нем, только когда она валилась, усталая, в постель, одна, в очередной гостинице, и если ей везло и позволяла разница во времени, она звонила и с нетерпением ждала, когда услышит его решительный голос: «Привет, Пич!» Он, казалось, всегда знал, что это звонит она, прежде чем она успевала что-либо сказать.

Через месяц она повезла автомобиль в Лондон, чтобы продолжить съемки там, и после встречи с Вилом у нее оставалось еще меньше времени подумать о Ноэле. Пич поехала со всей командой в горную местность Шотландии, где находился красивый замок с башнями, и они снимали автомобиль, припаркованный у полной лосося реки, а рыбаки рядом, с лицами, словно высеченными из камня, держали удочки и корзины для рыбы. Затем они отправились на запад Ирландии, где лошади, собаки и охотники в розовых куртках бродили на фоне элегантного «курмона».

Когда она, наконец, вернулась домой на Иль-Сен-Луи, то осознала, что не видела Ноэля уже два месяца, а еще то, что, видимо, беременна.

— Интересно, — сказала она за обедом в тот вечер, — в «дюке» хватит места для детской коляски?

— Коляски? Она не вписывается в образ нового «курмона». Он должен быть быстрым, элегантным, скоростным — ты прекрасно знаешь, ты же сама создавала этот образ. Какого черта ты задаешь мне такие вопросы?

— Неужели если увидят, как в «дюк» ставят детскую коляску, это может испортить его прекрасный образ? Она действительно может нам понадобиться, и очень скоро.

От удивления Ноэль изменился в лице и озадаченно спросил:

— Ты намекаешь, что беременна?

— А ты разве не рад? — Пич посмотрела на него с беспокойством. Ноэль не улыбался, он был сражен этой новостью, как будто не имел к ней никакого отношения.

— Конечно, я доволен. Просто мы вроде не планировали ничего подобного на ближайшее время.

— Страсть и планирование не всегда сочетаются друг с другом.

Ноэль усмехнулся, и Пич сразу же почувствовала огромное облегчение.

— Ты права, — сказал он, вставая и целуя ее. — Когда это случится?

— Через семь месяцев — в октябре.

— Отлично, — воскликнул Ноэль, — ребенок появится, когда мы запустим «дюка». — Ноэль заключил ее в объятия. — Конечно, я доволен, дорогая. Просто трудно представить себя с сыном или дочкой. Мне бы хотелось…

— Договаривай, что бы тебе хотелось?

— Я бы хотел, чтобы у ребенка был отец, которым он мог гордиться.

— Ноэль! — Пич возмущенно посмотрела на него. — Конечно, он будет тобой гордиться. Почему же нет? О, я, кажется, понимаю, это твой приют, да? Но если это так тебя волнует, почему ты туда не съездишь? Почему не попытаешься узнать, кто твои родители?

— Нет. Нет, я не могу сделать этого. Я никогда не смогу вернуться в Мэддокс!

— Тогда, — мягко сказала Пич, — тебе придется смириться с тем, кто ты. И если меня это не трогает, то не должно трогать и тебя, и твоего ребенка.

67

Пич вела свой новенький автомобиль по дороге на юг, наслаждаясь вниманием, которое привлекал к себе автомобиль. Она старалась запомнить все восхищенные комментарии, которые с удовольствием выслушивала, останавливаясь у заправочных станций или чтобы выпить чашку кофе. Ноэль просто гений! Он точно знал, чего хотел, и добился своего, и никто лучше ее не понимал, что сделать это совсем не просто при существующей конкуренции в такой гигантской индустрии. А скоро, в один и тот же месяц, новый «дюк» и ребенок появятся на свет.

Ноэль настаивал, чтобы она уехала из Парижа отдохнуть и проветриться на побережье, но Пич долго не соглашалась. Прошло три года со дня смерти Леони, и хотя она постоянно навещала Джима и своих сестер в «Хостеллери», Пич никогда не появлялась на вилле. Лоис понимала ее.

— Ты пойдешь туда, когда будешь готова, — старалась успокоить она Пич.

Но по мере того как Пич приближалась к вилле, один и тот же вопрос не давал ей покоя; готова ли она сейчас к этому?

Знакомый квадратный белый дом с зелеными ставнями, распахнутыми навстречу теплому вечернему солнцу, выглядел таким же, как и раньше. Белая галька и каменные вазы с ярко-розовыми и красными цветами герани по обеим сторонам двойных дверей, запах резеды, жасмина, ослепительные соцветия гибискуса и бугенвилеи напомнили Пич ее детство, когда она бегала вокруг дома на террасу. Красивая белая яхта с парусами, раздувающимися на морском ветру, маячила на голубом горизонте. Все это напоминало картину, написанную акварелью. Высокие темные кипарисы перемежались с массивными, развесистыми соснами и серебряными оливковыми деревьями на холмах, окружающих маленькую бухту. Ничего не изменилось. Кроме одного. Длинная прохладная терракотовая веранда была пуста. Голубые подушки на кресле Леони лежали взбитые, не продавленные тяжестью ее головы, и коричневая кошка не выбежала навстречу, стуча коготками по кафельному полу.