Мерзость - Дэн Симмонс

Когда мы удалились на запад от расселины и вернулись на тропу, поднимающуюся на ледник, Дикон повернулся и положил мне руку на плечо.

— Джейк… не хотел говорить при Же-Ка… но я попросил тебя спуститься туда потому, что надеялся: ты можешь узнать нашего приятеля без маски йети. Ты его узнал?

— Думаю, да. Наверное. Да… узнал. — Лица мертвых, как я убедился, не похожи на лица живых.

— Кто же это, ради всего святого?

— Карл Бахнер, — сказал я. — Приятель Бруно Зигля — тот альпинист, опытный, знаменитый, президент и основатель всех немецких альпинистских клубов — мужчина в летах, который сидел за столом в тот вечер осенью прошлого года, когда мы в Мюнхене встречались с Зиглем.

Дикон стоял совсем близко, так что даже в тусклом свете я хорошо видел его лицо. Он нисколько не удивился.

Глава 7

Мы увидели пламя и услышали выстрелы, когда до третьего лагеря оставалось идти еще больше мили по проложенной через ледник тропе.

— Проклятье! — воскликнул Дикон. Я знал: он боялся, что Реджи и Же-Ка успели подняться туда как раз к началу резни.

Пистолетные выстрелы эхом разносились по длинной долине ледника и звучали как-то глухо — так лопаются на сковородке последние зерна кукурузы, — но затем стали громче. К одиночным выстрелам из пистолета внезапно присоединился треск, словно кто-то рвал длинные полосы плотной ткани.

— Что, черт возьми… — прошептал я.

Поднятый палец Дикона заставил меня умолкнуть. Никто из нас не пользовался кислородом, мы все тяжело дышали и хрипели после попытки быстрой ходьбы на высоте 21 000 футов. Треск повторился.

— Это может быть пистолет-пулемет «Бергманн-Шмайссер», — наконец сказал Дикон. — Если это так, шерпам и Жан-Клоду с Реджи остается надеяться только на Бога.

— Какая у него скорострельность? — спросил я, хотя ответ меня не очень интересовал.

— Четыреста пятьдесят выстрелов в минуту, — ответил Дикон. — Ограничивается лишь скоростью, с которой стрелок успевает менять тридцатидвухзарядные спиральные дисковые магазины.[56] Эти громоздкие круглые магазины делают «Шмайссер МР-18/1» не очень удобным — носить, целиться, стрелять более или менее точно. Но при такой скорострельности точность не особенно важна. Нам нужно рассредоточиться. Немцы любили использовать свои проклятые «шмайссеры» в близком бою в траншеях.

— Господи, — выдохнул я.

— Давайте двигаться быстрее, — сказал Пасанг и перешел на легкий бег. «Кошки» на его ногах поблескивали в свете наших головных ламп.

— Полагаю… больше… не притворяются… йети. — Дикон тяжело дышал, едва поспевая за длинноногим шерпой. У каждого в рюкзаке по-прежнему было больше тридцати фунтов кислородной аппаратуры и других вещей.

— Нет, — согласился Пасанг. — Теперь просто люди убивают людей.

Я ускорил шаг, чтобы догнать их, но ощущение застрявшей в горле кости вернулось, и время от времени мне приходилось останавливаться, упираться в обтянутые толстыми брюками колени и кашлять до рвоты. Затем я вынужден был бежать еще быстрее, чтобы не отстать. Никто меня не ждал.

Пламя осветило всю долину, в том числе склон Чангзе и ледяную стену Северного седла. До третьего лагеря оставалось меньше двух сотен метров, когда перед нами внезапно возникли две темные фигуры, преградив путь.

Моя рука дернулась вверх, и я едва не выстрелил в ближайший силуэт.

— Нет! — крикнул Дикон и ударил меня по руке.

Это были Реджи и Жан-Клод.

— Сюда, — прошипел Же-Ка, и мы вслед за ним сошли с утоптанной тропы. Он провел нас на север вдоль цепочки покрытых снегом ледяных пирамид и сераков. Через несколько секунд я понял, что Жан-Клод выбрал это место, чтобы сойти с главной тропы, из-за толстой ледяной корки, на которой наши ботинки не оставляли следов.

— Нам нужно немедленно подняться в третий лагерь, — прошептал Дикон; голос его звенел от напряжения и боли. Стрельба стихла несколько минут назад. Дикон в обтянутой перчаткой руке держал 9-миллиметровый «люгер» Бахнера с двумя патронами, а не большой сигнальный пистолет Вери.

Же-Ка и Реджи провели нас метров двести на север вдоль линии кальгаспор и сераков, а затем — на восток через ледовый лабиринт, пока мы не добрались до места, откуда был виден третий лагерь. Те из нас, у кого были бинокли, достали их из рюкзаков.

— О… Боже… Проклятье, — прошептал Дикон.

Все палатки третьего лагеря были охвачены огнем. Повсюду лежали тела шерпов — в отблесках пламени мы насчитали не менее девяти, — а те ящики и груды припасов, которые не горели, были раскрошены топорами. Никаких фальшивых йети не наблюдалось, но когда туман немного поднимался, я видел кровавые отпечатки ботинок, ведущие к лесу каменных пирамид к югу от лагеря.

Опустившись на землю ниже ледяного гребня, мы смотрели друг на друга.

— Мы пришли слишком поздно и не успели помочь, — прошептал Жан-Клод. — И это все моя être damné par Dieu вина!

— Что случилось? — спросил Дикон.

Жан-Клод издал какой-то сдавленный звук, который можно было принять и за всхлип, и за вздох.

— Я упал в эту чертову трещину. Moi! Лучший специалист Шамони по льду и ледникам!

— Вы включали головные фонари? — спросил я.

— Нет, — ответил расстроенный Жан-Клод.

— Вы шли в связке? — задал я еще один вопрос.

— Нет. — Он с усилием втянул в себя воздух. — Я шел первым, стараясь держаться на ледяном участке, поближе к тропе. Внезапно снег подо мной провалился, и я пролетел футов двадцать пять внутрь ледника, пока мой ледоруб не застрял в сужающейся расселине. Я повис на рукоятке ледоруба. Потом стал с помощью «кошек» выбираться наверх. Леди Бромли-Монфор спустила мне веревку. Она тянула, а я поднимался на узле Прусика. Но на подъем ушло почти пятнадцать минут, и я едва не уронил в пропасть свой рюкзак. Провалился в расселину, как новичок…

— Тебе не в чем себя винить, Жан-Клод, — прошептал Дикон. — Сегодня слишком темно, черт возьми, и мы все выбились из сил. Спали не больше часа в пятом лагере в понедельник ночью, и с тех пор на ногах. В воскресенье и понедельник мы поднимались на высоту больше двадцати семи тысяч футов, слишком много ночей подряд провели на большой высоте, воды у нас было столько, что не хватило бы и хомяку, мы за день спустились почти на десять тысяч футов, а сегодня снова поднялись почти на пять тысяч футов. Просто чудо, что все еще держатся на ногах.

— Шерпы… там… — Жан-Клод умолк и всхлипнул.

— У них не было ни одного шанса, — сказал Дикон. — И это все моя вина. Я отвечаю за восхождение в этой экспедиции, отвечаю за безопасность. Теперь все шерпы, возможно, мертвы, и это моя вина. Я был их командиром.

— Мы видим только девять тел, — прошептала Реджи. — В третьем лагере должно было быть четырнадцать шерпов, если все носильщики, которых мы отправили туда из второго лагеря, благополучно добрались до места. Наванг Бура пошел с нами, а потом исчез. Можно надеяться, что он сумел выбраться из долины.

— С топориком для разделки мяса против пистолетов-пулеметов «Бергманн-Шмайссер» и полуавтоматических пистолетов «люгер», — с горечью заметил Дикон, потирая заросшую щетиной щеку.

— Как убили тех двоих, которым почти удалось убежать из базового лагеря? — спросил Пасанг.

— Выстрелами из дальнобойной винтовки, — прошептал Дикон. — Полагаю, из украденных у нас винтовок.

— У нас с леди Бромли-Монфор были охотничьи ружья, — сказал Пасанг. — Для охоты мы оба использовали ружья «Манлихер-Шенауэр» со скользящим затвором модели тысяча девятьсот двадцатого года. А вы что с собой привезли, капитан Дикон? Это была модифицированная винтовка «Ли-Энфилд», не так ли?

— Да, — подтвердил Дикон. — Оснащенная оптическим прицелом «Перископик призм компани». Прицел смещен на три дюйма влево из-за хода затвора. Прицеливаешься правым глазом, но во время стрельбы можно переключаться на левый. Я стрелял из нее на фронте. Выглядит неуклюже — она и в самом деле неуклюжая, — но никогда меня не подводила.

— И тебе разрешили оставить ее у себя после войны? — спросил я.

— Это было незаконно, но я ее не сдал, — сказал Дикон. — Оптический прицел я покупал за свои деньги.

— Но, Ри-шар… — Жан Клод умолк на несколько секунд. — Ты же был офицером, так? И твое единственное оружие — револьвер «уэбли», который ты сегодня дал Семчумби, да?

— И да, и нет, — мрачно ответил Дикон, словно на исповеди открывал какую-то ужасную тайну. — Несмотря на то что я был офицером, я прошел курсы снайперов. И за те недели, что мы сидели в траншеях между атаками, научился очень хорошо стрелять.

Я не знал, как относиться к такому откровению. Все, что я слышал после войны, свидетельствовало о том, что обе воюющие стороны ненавидели снайперов. Даже своих.