Русская фантастика – 2016 (сборник) - Светлана Колесник

– Понятно, – выдохнул Хадден, – возвращайся: ветер сейчас еще холодный.

Виг показал Дали, как следует открывать дверцу, после чего все трое вернулись в мастерскую.

– Я всегда удивлялся, почему часы не гремят в полночь, – задумчиво произнес Хадден, раскупоривая свои пузырьки с жидкостями.

– Я тоже, – засмеялся часовщик. – На самом деле там очень хитрый кривошип двойного действия, который срабатывает только двенадцать раз в сутки: от шести и до шести. И молот гонга, понятно – тоже. Поэтому ночью часы идут относительно тихо… хотя некоторые нервические дамочки стараются селиться подальше от ратуши. А удар в полдень, из-за которого стрелка чуть не ломает свою ось, приводит еще и второй молот, так что гонг работает во всю мощь.

– Там, как я увидел, скользящая муфта с цапфами, и в отверстия они встают именно тогда, когда надо, – покивал Хадден. – Да, часы, конечно, совершенно гениальные. Впрочем, Ратмиц и был гением. Многие его идеи нам еще только предстоит воплотить в металле…

Бормоча все это, он размешал в стеклянном стаканчике небольшое количество какой-то коричневой жидкости и очень осторожно влил ее в малую из своих колб, а потом, вымыв стакан водой из стоящего возле верстака ведра, принялся за следующую смесь.

– Ох, доиграешься ты когда-нибудь, – буркнул Виг Сидден, принюхиваясь. – Ты решил намутить «драконовы слезы»? Вместе с серым, как я вижу, порохом? Это ж рванет так, что храм зашатается!

– Я никогда не был поклонником Секех, – равнодушно отозвался Арвел. – Так что плевать мне на нее. Но зато, если моя бомбочка перелетит через ограду, от господина наместника не останется даже тряпок.

– Кстати, насчет времени ты уверен? Никто, как я слышал, не видел, как именно он там молится.

– Видели, и многие, – пожал плечами Арвел Хадден. – Завтра – праздник Глаза Секех. Врата храма открываются ровно в полдень, и такой молельщик, как Тренк, неизбежно будет стоять на коленях в саду, ожидая, когда к нему выйдет процессия жрецов с Лунным Цветком. Выйдут они минут через десять – таков порядок, и не меняется он столетиями. Может даже, тысячелетиями… не важно. Пока они будут идти, на головы господина наместника и его присных прилетит моя чудесная игрушка. Вот и все. А впрочем – даже если и пострадает кто невинный, так Секех, если ты помнишь школьный курс истории, когда-то требовала человеческих жертвоприношений. Когда, не вспомнишь? Да не так уж давно, если помнить о Пеллии в целом…

Сидден молча покачал головой. Идея Арвела казалась ему несколько безумной, но за те три года, что он провел рядом с ним на войне, господин часовщик неоднократно имел повод убедиться в одном: безумие его верного друга и товарища – не более чем точный расчет, малопонятный людям, далеким от механики и математики. Хадден взрывал древние крепости, казавшиеся неприступными, строил мосты там, где построить их было почти невозможно, и много раз спасал жизнь солдатам, что сражались рядом с ним.

Пока Хадден готовил смесь для своей бомбы, часовщик ловко изогнул латунную пружину, которая должна была временно закрепить жуткий цилиндр на наконечнике часовой стрелки. Примерив, он зафиксировал готовое изделие на корпусе при помощи трех трубчатых заклепок и отошел в сторону, глядя, как Арвел засыпает в него порох, а потом осторожно помещает туда две запечатанные стеклянные колбы, вставленные одна в другую.

– Да, шарахнет хорошо, – Арвел заклеил цилиндр плотным картонным донцем, положил его в корзину с соломой, что ждала своего часа у верстака, и выдохнул: – Вино-то не забыл?

– Еще бы забыл! – рассмеялся часовщик, доставая из своей сумки увесистую глиняную бутыль. – Кто ж такое забывает?

К четверти двенадцатого кони уже стояли на небольшом постоялом дворе в одном из северных районов города. От ратуши туда было не более двадцати минут быстрым шагом, а бегом через дворы – так и десять.

Арвел и Дали шли медленно. Дважды они останавливались у лоточников, чтобы выпить по стаканчику фруктовой воды, потом постояли у фасада Общинного театра, рассматривая афиши. Приблизившись к ратушной площади, они шагнули в одну из старых подворотен и – исчезли.

Несколько минут спустя Арвел спрыгнул с низенького полуразрушенного забора, привычно протянул руку девушке и шмыгнул к знакомой двери в стене ратушной башни.

– Время пошло, – сказал он, пряча в карман морской хронометр в медном цилиндре.

Дверь открылась без скрипа. Пропустив вперед Дали, Хадден аккуратно закрыл ее за собой, но замыкать не стал. Девушка прыжками помчалась вверх по лестнице. Вот и вторая дверь: сдерживая готовый вырваться из груди хрип, Хадден отомкнул замок и снова пропустил Дали вперед.

Она уже знала, что ей делать.

Корзина с бомбой стояла перед дверцей; снова глянув на свой хронометр, Арвел махнул рукой. Дали потянула дверцу на себя, сдвинула ее в сторону, схватила снаряд и высунулась на яркий солнечный свет.

– Раз, – считал про себя Хадден, – два…

Дверца чуть слышно щелкнула, становясь на место, корзина с соломой полетела в дальний угол, и начался бег.

– На меня никто не смотрел, – выдохнула девушка, когда они захлопнули за собой дверь в башне.

– Я знаю, что наблюдательная, – всхрапнул Хадден.

Ключи он спрятал в небольшой ямке под вечнозеленым деревом – потом, перемахнув через забор, быстро отряхнулся и повел девушку лабиринтом с детства знакомых дворов, где мальчишкой гонял чужих курей и прятался от воображаемых драконов.

Приказчик на постоялом дворе лениво принял от них монету, и четверка коней быстро двинулась к Северному тракту. Качаясь в седле, Хадден неотрывно смотрел на свой хронометр – и вот за спиной у него ударил далекий сухой треск. Ехавшая рядом Дали коротко улыбнулась.

…Поздним вечером в богатую таверну на дороге в порт Вилберн – до самого порта, впрочем, оставалось не более часа пути, вбежал измученный мальчишка в мундирчике королевского гонца.

– Господина наместника Юлиха в храме взорвали! – объявил он с порога.

– В храме? – подскочил со своего высокого стула хозяин, сидевший за стойкой буфета. – Это как же?!

– Сама Секех, говорят… из пушки туда достать никак нельзя было, да и пушек никто никаких не видел. От господина князя и не осталось ничего, кровь только, да и родичей его в лапшу посекло: хоронить нечего. Кому, кроме Секех, такое под силу?

Высокий тощий мужчина в дорогом дорожном платье, сидевший у окна со своим мальчишкой-пажом, скорбно склонил голову и подозвал разносчика:

– Подайте счет, старина. Мне еще ехать и ехать…

– Куда ж вы на ночь глядя? – удивился тот.

– Мне ночные дороги не страшны.

Владимир Венгловский

Улитка на ладони

Сегодня на рассвете я снова видел старый мир. Мираж поднимался над пустыней призрачными домами, огромными, как вставший на дыбы песчаный кит. По уходящим в никуда дорогам ехали вереницы мехов, но не диких, а домашних, прирученных, с сидящими внутри людьми. Еще в мираже была трава, зеленая, цвета мечты. Опять возникло щемящее чувство утраченного чуда, которое можно увидеть, но к которому нельзя прикоснуться. Но мне все равно казалось – протяни руку и принесешь в наш мир часть давно исчезнувшей красоты.

А потом в небе появились сверкающие шары. Они спускались на землю, оставляя за собой слепящие следы.

– Дарен, ты не думаешь, что твоя карта обманчива? – спросила Анрика.

Мираж, который видел только я, растаял в жарком мареве пустыни, но перед глазами остались блики от сверкающих сфер. Я обернулся. Анрика сидела на большом камне и чесала живот Фиалке. Корова разлеглась на спине, растопырила все шесть лап и блаженно урчала, когда пальцы скребли ее толстую кожу между выступающих сосков.

– Нет, – сказал я, поняв, что держу в руках свою карту. Возле меня на песке были начерчены линии, и я стер их ладонью. – Это правда.

– Почему ты так уверен? Может быть, это лишь твои фантазии?

Анрика неосторожно задела засохшую рану, Фиалка взвизгнула, перевернулась на живот, поднялась на ноги – тоненькие, как хворостинки (удивляюсь, как коровы могут на них так быстро бегать), и обиженно ушла, насколько ей позволила длина привязи.

– Просто знаю, – ответил я.

С недавних пор, после возвращения из видений в реальность, я обнаруживал нарисованные возле себя на песке следы, в которых кривая линия дороги бежала среди барханов. Тогда я начал оставлять рядом бумажный лист и карандаш. Так появилась карта. Она звала меня покинуть селение и уйти за горизонт.

«Ты всего лишь мальчишка, – сказал Стас в тот последний вечер. – Глупец и рохля, который погибнет во время первой же бури. В пустыне выжить нельзя».

– Ты ведь мне поверила. Мне, а не Стасу, – протянул я руку Анрике. – Пойдем?

– Я устала. Давай еще немного отдохнем.

Анрика легла и закрыла глаза.

– Давай, – согласился я.

– Может быть, я тогда поступила глупо, – прошептала она.