Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

— Конечно, посмотрим, сказал Леонид Михайлович, закрывая свой докторский чемоданчик.

Надо отдать ему должное: примерно через месяц после возвращения он устроил Игоря в Военно-Медицинскую Академию на обследование и проделал какие-то сложные анализы. Обследование показало, что Игорь абсолютно здоров, а все его неприятности несущественны, обычные возрастные изменения в организме.

Краснолицый идол Архипелага в одиночку, без своей привычной свиты, провожал их до самолета. Обнявшись с доктором, он потом пожал руки остальным, причем Марселю — последнему. При этом, задержав его руку в своей, он долгим и немного удивленным взглядом посмотрел ему в глаза: мол, надо же, не только я могу, и вдруг изрек:

— Мне почему-то кажется, парень, что мы с тобой еще встретимся.

На платформе Девяткино Юрьев сел в вагон электрички и поехал в живописное Васкелово, где Николай Алексеевич купил землю, которой хватило бы для постройки образцово-показательного города будущего, рассчитанного на ограниченный контингент счастливчиков с туго набитыми кошельками.

Солнце, на миг вынырнув из сырости, было уже во второй половине своего небесного пути, когда Юрьев подошел наконец к дому-крепости, возвышающемуся среди сосен и могучих елей на большом участке леса, обнесенном высоким бетонным, как во времена первых секретарей, забором.

Охранники знали Юрьева в лицо, но всякий раз делали вид, что впервые его видят, и просили подождать, пока не получат разрешения на впуск.

На территории частных владений Николая Алексеевича ничего, кроме асфальтовой дорожки для автомобилей и трех с высокими помостами беседок, вокруг дома не было — ни сарая, ни даже бани…

В беседках, одновременно служивших по замыслу архитектора сторожевыми вышками, постоянно находились люди, наблюдавшие за территорией; у каждого из них имелась рация, из-за перил торчали длинные стволы винтовок. Коля говорил, что у охраны есть оружие с лазерными прицелами и что дежурство здесь ведется круглосуточно. По территории также частенько бегали два откормленных ротвейлера.

Николай Алексеевич принял Юрьева в своем кабинете, лежа на диване. Он был бледен и отечен, но, как всегда, радостно улыбался Юрьеву. Рядом находился чрезвычайно озабоченный Леонид Михайлович.

— Надо, наконец, решиться. Уверяю тебя, больше нельзя тянуть! — убежденно говорил врач.

— Но ведь здесь, Леня, очередь, хотя и там не меньше… И потом, чувствую себя уж очень слабым.

— Поэтому и надо делать, и делать как можно скорее, — настаивал врач.

Николай Алексеевич только махнул рукой в его сторону.

— Видишь, совсем разболелся, — сказал он Юрьеву, кисло улыбаясь. — Как стратегический бомбардировщик, израсходовал свой ресурс. Жизненный ресурс. — Коля усталыми и серьезными глазами смотрел перед собой. — Вот видишь. Толя, человек, который может кормить и поить целый город, сам не может ни есть, ни пить. Ну хорошо, не будет меня, — Николай Алексеевич криво усмехнулся, — и ты думаешь, кто-то станет так же, как я, заботиться о детских домах и приютах или же раскошелится и оборудует больницу и реабилитационный центр для афганцев? Или, может, откроет бесплатную столовую для одиноких стариков? Откроют, но на каждом углу будут кричать о своем добром сердце и убыточности подобных предприятий… Бог сказал: надо делиться. И я делюсь. Всю жизнь свою стараюсь помогать. Скажи, Юрьев, за что мне такое? Ведь я не пью, не курю, жене, которая с сыном ушла от меня к другому, человеку не очень обеспеченному, помогаю. Знаешь, я ведь даже не вызываю к себе на дом девочек, не хочу грязи. Так за что?

По всему было видно, что Леонид Михайлович не одобряет этого разговора: в данный момент его сильно беспокоило состояние больного.

— Пойду приготовлю шприц, — сказал он и вышел из кабинета.

Коля с трудом сел и осторожно погрузил ступни ног в густой желтоватый мех медвежьей шкуры.

— Помнишь ту охоту на Архипелаге? Твой медведь… — Николай Алексеевич накинул на плечи шерстяной плед. — Холодно, а камин не зажигаю: сквозняк по нему гуляет — свистит, как реактивная турбина. Я ведь камин внизу в гостиной сначала задумывал, как в английских замках, а потом «Африкой» загорелся, и все жилые помещения пришлось на втором этаже делать. Теперь иной раз так сифонит бензином, что хоть святых выноси, — внизу-то гараж временно. Вот поправлюсь, займусь трубой: надо на первом этаже заделать ее. — Он сидел на диване, зябко кутаясь в плед. Потом вдруг заговорил быстрым приглушенным голосом, как-то пронзительно и беззащитно глядя Юрьеву прямо в глаза: — Толя, я устал делать деньги, устал так жить. Не хочу больше, хочу уйти… и не могу. Такое ощущение, что не я их кручу, а они меня. Думал по-хорошему выйти из игры, ан нет, не пускают.

— Кто, Коля, не пускает?

— Юрьев, мне уже не вырваться, никак… Оборвав Колину фразу, в кабинет стремительно вошел Леонид Михайлович со шприцем в руке и внимательно посмотрел на Юрьева.

После того как врач, сделав укол и почти насильно уложив Николая Алексеевича в постель, немного успокоился, Юрьев рассказал им про свою беду: все то, что он слышал от жены и что видел сам, и о сне Ирины, и о слепой старушке. Рассказал он вкратце и о своих рабочих делах: об экспертизе, о директоре, который неожиданно посулил ему завлабство, и о молодых деловых людях, пообещавших ему крупные неприятности, если только он не выполнит их условий.

Коля с Леонидом Михайловичем, не перебивая, внимательно слушали Юрьева. Когда он закончил, Николай Алексеевич надолго задумался. Казалось даже, что он забыл о собственной болезни.

И вдруг он начал действовать: позвонил кому-то из своих людей, передал ему данные Игоря, потом позвонил в Управление внутренних дел и сказал секретарю одного из самых высоких чинов, чтобы тот, как только появится его хозяин, попросил его немедленно связаться с ним, Николаем Алексеевичем, по весьма срочному и важному делу.

Он также вызвал к себе одного из своих охранников, приятно сочетавшего в себе интеллигентность и атлетизм, в котором Юрьев узнал своего архипелагского спасителя — Марселя.

— Марсель — моя правая рука теперь. Толя, ты помнишь его?

— Как же не помнить спасителя?! Я теперь по гроб жизни в должниках у него, — сказал Юрьев, радостно пожимая руку приветливо улыбающемуся Марселю. Юрьев еще там, в тундре, отметил, что Марсель — нешумный и очень понятливый человек.

— Толя, Марсель поедет с тобой и поможет тебе отыскать Игоря, если, конечно, я и мои люди не найдем его раньше. Не беспокойся, все будет хорошо. Николай Алексеевич говорил уверенно и спокойно. — Хорошо, что вспомнил обо мне и зашел. А о том акте подумай. Все же старик предлагает тебе завлаба. Это ведь, Толя, только начало. Подумай все же хорошенько. А насчет тех посетителей не бес. покойся. Думаю, я их вычислю. Они тебя не тронут. С другой стороны, и ты пойми их, ведь в это дело, судя по всему, вложены деньги, и немалые. Пойми, Толя, никто из здравомыслящих людей теперь не отдаст своих денег. Времена голого энтузиазма миновали, настали дикие времена первоначальных накоплений или, как там у творца «Капитала», помнишь? Идет естественный отбор, и тут уж ничего не поделаешь.

Николаем Алексеевичем вновь занялся нахмуренный Леонид Михайлович, а Марсель вежливо попросил Юрьева немного подождать, пока он соберется в дорогу.

Юрьев спустился в «Африку», которая занимала почти весь первый этаж дома, за исключением овальной гостиной и гаража, и представляла из себя внутренний дворик под стеклянной крышей. Крыша была раздвинута, и мелкий теплый дождь падал на тропические пальмы, бамбуковые деревья и гигантские цветы. В большой клетке мрачно скучал попугай. В саду на небольшой мраморной площадке стояли плетеный столик и несколько кресел, здесь же находился круглый бассейн с бирюзовой водой.

«Ну в точности по заветам адмирала! — вспомнил Юрьев свой северный вояж. Прямо как в Гонолулу», — почему-то заключил он, хотя ни в Гонолулу, ни где-либо дальше Твери (если исключить, конечно, путешествие за Полярный круг) он пока не был.

Стены внутреннего двора, этой игрушечной копии какого-нибудь африканского национального парка, были украшены орнаментом в стиле Матисса, показавшимся Юрьеву неуместным под сереньким питерским дождем. Он прислонился к стене, чтобы смотреть на бирюзовую воду бассейна, которая покрылась мельчайшей паутиной дождя. Странно, но стены внутреннего двора были сложены из какого-то мягкого материала. (Пенопласта?) Юрьев постучал по стене кулаком.

— Вы что там стучите? — Из зарослей каких-то широколиственных растений, сверкая широко распахнутыми глазами, вышел белозубо улыбающийся Марсель.

— Проверяю на прочность эту твердыню. — Юрьев шагнул навстречу Марселю.

— Можно ехать. Думаю, сегодня же кое-что узнаем о вашем сыне, а может, и найдем его Все будет хорошо, уверяю вас!