Прекрасная второгодница - Валерий Алексеев

— Пытаюсь, — ответил Костя и улыбнулся. — Все это слова, Гоша, а правда проста. Игрушку-то спрячь, я тебе и так верю. А то, гляди, к ней ребята присматриваются.

Тут только Игорь заметил, что их скамейку обступили малыши, они с любопытством заглядывали в Игоревы руки. Один ребятенок даже протянул покрасневшую от холодной воды ладошку, так ему хотелось дотронуться до божка. Игорь поспешно положил фигурку в карман. Какое-то время ребята разочарованно стояли возле их скамейки, потом, оглядываясь, побрели к своим кораблям.

— Знаешь, отчего старики сердятся? — продолжал Костя. — Оттого, что ты каждый вечер уходишь, вот и все. Если бы она хоть время от времени к нам приходила… Скажем, сегодня: и повод есть, я слайды шитанговские буду показывать.

Игорь с досадой прислушался к себе: говорить расхотелось, простые и разумные объяснения брата вызывали лишь разочарование. Костин голос доносился до него так слабо, как будто это падали черные хлопья бумажного пепла.

— Кипеж начнется… — неохотно сказал Игорь.

— Ну, кипеж я беру на себя. Приводи и не бойся. Договорились?

Игорь медлил. Все-таки Костя многого не понимал. Ну, как ему объяснить? С одними людьми чувствуешь себя отлично, с другими — даже лучше того, но, когда те и другие сходятся вместе, начинаются сложности. А все оттого, что две роли одновременно играть невозможно. С Соней Игорь охотно и радостно становился зависимым, а дома именно независимостью больше всего и дорожил. Значит, что? Значит, надо все время переключаться. В театре, если один актер играет две роли в одном спектакле, он не может встретиться с самим собой. В жизни же это случается поминутно. Притом еще чувствуешь, что, пока исполняешь одну роль, другая часть публики ревниво за тобой следит («Что-то Игорек наш сегодня на себя не похож»), а надо еще позаботиться и о том, чтобы те и другие между собой поладили. Хорошо, если текст самой пьесы известен: но откуда знать, какие замыслы роятся в голове у Сони, у Нины-маленькой, у мамы, наконец?

— Ты считаешь, что это необходимо? — спросил он.

Костя кивнул. Игорь посмотрел на него внимательнее, и охнул: лицо у брата заострилось и побледнело, губы стали темными. Игорь вскочил.

— Костя, я… — растерянно пробормотал он. — Я идиот, я эгоист… Костя, тебе плохо!

— Молчи, — остановил его Костя, глядя ему в лицо сузившимися глазами. — Ты мне надоел, Гошка, не обижайся. Я только сегодня приехал, а ты мне уже надоел.

— Пойдем домой, пойдем скорее домой! — не слушая его, настойчиво повторял Игорь.

— Во-первых, сядь. — Костя сунул руки в карманы пальто и прикрыл глаза. — А во-вторых, кого мы обрадуем дома своим появлением… в таком виде? Об этом тоже надо подумать. Да сядь же, тебе говорят! — раздраженно прикрикнул он, не открывая глаз.

Игорь присел на край скамьи и неуверенно огляделся, готовый в любую минуту сорваться с места и бежать, звать на помощь… Лицо у Кости было совсем неживым, и Игорю стало по-настоящему страшно.

— Давай договоримся, — ровным голосом продолжал Костя, — чтоб больше не было этих испытующих взглядов исподтишка. — Мы должны поберечь маму. Да, я немного, скажем так, прихворнул, по собственной глупости… — Он открыл глаза и с усилием повернул голову. Минуту смотрел на Игоря, потом усмехнулся. — Нет, это не то, что ты думаешь, а в общем-то славно, что ты так начитан. То — страшный бич, похуже проказы, в течение полугода человек превращается в трухлявый пень. Там это тоже есть, но бог миловал. У меня, Гошка, кое-какие нелады с составом крови. Недуг, как видишь, вполне приличный, даже изысканный, для окружающих я совершенно безвреден. Железы опухают… — Он вскинул голову и глотнул. — И слабость нападает иногда.

Игорь молчал. Человек обстоятельный, он давно, еще год назад прочитал все, что можно было найти, о биологических прелестях Андамана… выбор там был богатый.

— Ах, Костя, — с отчаянием сказал он, — ну как же ты так?

Костя выпростал руки, резким движением вытряхнул из пачки еще одну сигарету, закурил, с жадностью затянулся и тут же бросил ее в урну, полную снега.

— С чистюлями как раз и случается, — проговорил он наконец. — Уж кипятил я там все, кипятил, веришь ли — руки чуть не ошпаривал… Ну, да ладно. Ши Сейн возил меня к врачу-китайцу. Меня предупредили, чтобы я ни в коем случае не соглашался на переливание крови: вся штука в том, что от новой крови процессы могут резко ускориться. А я в свою «свекольную» кровь верю. Еще китаец сказал, чтобы я не отвечал на вопрос, сколько мне лет: это, видишь ли, тоже опасно. Я почему тебе рассказал? Возможно, мне придется лечь в госпиталь. Даже скорее всего… Так вот, я не хочу, чтобы у наших с тобой стариков это дело связывалось с Андаманом. Что от тебя требуется? Не демонстрировать свою грамотность. В конце концов кровь можно испортить и здесь. Ты понимаешь, Гошка, — он повернулся, морщась, поднял руку, вяло положил ее Игорю на плечо, — я там провел год, возможно, лучший год в своей жизни. Нельзя, чтобы мама все это возненавидела. Нельзя, тогда мне будет очень тяжело. И даже если…

Игорь посмотрел на него в упор.

— Даже если что-то случится, — настойчиво продолжал Костя, — мы постараемся их убедить, что Шитанг ни при чем. Эта работа… ты понимаешь, она меня сделала. Десять таких проектов — и жизнь на земле станет другой. Это святое, Гошка, пусть они любят это так же, как я… как любили до сих пор. Ты понимаешь меня, Гошка? Игорь покачал головой.

— Не знаю… — сказал он тихо. — Мама все равно поймет.

— Не поймет! — Костя стиснул его плечо. — Мы с тобой не дадим. Не дадим в обиду Шитанг. Я сам виноват, я сам все испортил… — Он снова прикрыл глаза. — Ну вот, — пробормотал он после паузы, — уже полегчало. Правда, идти домой еще рановато… Давай походим, разомнемся. — Костя посмотрел на Игоря ясными дневными глазами, улыбнулся. — Ты, я вижу, совсем зажурился. Не бойся, Гошка, дома все пройдет. Видишь, воздух какой здоровый! Мы будем жить своим образом. А ну-ка, повторяй за мной: мы будем жить своим образом.

— Мы будем жить своим образом, — повторил Игорь и не выдержал, тоже заулыбался. — Мы знаешь, что сейчас сделаем? — Он посмотрел на часы. — В школе у нас уроки кончились. Пойдем, я тебя с ней познакомлю.

— Да мы как будто уже знакомы, — проговорил Костя. — Мельком видались на лестнице, даже здоровались. Впрочем, пойдем.

Они поднялись. Увидев, что лицо Кости болезненно сморщилось, а губы стали фиолетовыми и тонкими, Игорь в нерешительности взялся за обе ручки авоськи. Сердце у него опять заныло.

— Ну, вот что, последний раз тебе говорю, — прищурясь, сказал Костя. — Еще раз на меня так посмотришь — я расколю тебе череп, выбью оттуда твои немногочисленные мозги и напихаю банановых шкурок. Запомнил? А теперь веди.

Они подошли к школе как раз в тот момент, когда старшеклассники выходил. Первым братьев Шутиновых увидел Женька.

— Смотрите, ребята! — крикнул он. — Костя Игоряшкин приехал!

Их обступили. Многие знали Костю давно, а уж о его работе на Шитанге было известно всей школе: Игорь несколько раз рассказывал о Шитанге на собраниях, приглашали его и в десятые классы.

— Вы у нас стали общешкольной известностью, — смущаясь, сказала Наташка Оганесян, — та самая, которую Соня называла «канистрой» — Приходите к нам в гости, устроим вам встречу, как космонавту.

— И орден вручите? — смеясь, спросил Костя. Игорь с удовольствием отметил, что он не разучился разговаривать с девчонками; что-что, а это Костя всегда умел.

— Дадим! Колокольчик выпускника.

— Тогда приду. Сто лет не бродил с колокольчиком.

— Мерзнете, наверно? — выскочил Женька.

— Когда-то, сэр, мы были с вами на «ты», — ответил Костя.

Женька смутился и отступил в задние ряды.

— Скажите, женился Ши Сейн или нет? — спросила бойкая Фоменко.

— Ого! — Костя был удивлен. — Надо будет написать Ши Сейну, что его женитьба интересует всю нашу школьную молодежь.

Говоря это, Костя все время оглядывался: он искал Соню. Игорь тоже нервничал: его очень волновала эта встреча. Два самых близких ему человека должны были посмотреть друг на друга новыми глазами — и, безусловно, понравиться друг другу, иначе все осложнится неимоверно. Кроме того, Игорю очень хотелось спросить, как обошлось с геометрией, но у ребят, даже у Женьки, спрашивать было неудобно.

— Четверку, четверку получила, — сказала наконец вполголоса и не без язвительности Наташка Оганесян. — Не бойся, никто ее не обидел…

И тут появилась Соня. Игорь смотрел на нее сейчас глазами Кости: высокая, статная девушка в отлично сшитом пальто, в модных сапожках («дядя Жора» не отказывал ей ни в чем), в серой шапке, бледноватая, со слегка припухшими, как бы не проснувшимися еще глазами.

Увидев Костю в центре толпы, Соня задержалась в дверях. Но сзади напирали буйные пятиклашки, они не терпели никакого промедления, не признавали авторитетов и наверняка столкнули бы Соню со ступенек, если бы она, снисходительно обернувшись, не уступила им дорогу.