Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - Максим Северин

Помню, как на наш аэродром прибыла одна из первых пар штурмовиков Су-25. Охраняли их усиленно, на аэродроме новые самолеты не оставили, а загнали прямо в расположение нашего полка, поставив между капонирами. Испытание высокими температурами Афганистана они выдержали, а вот взлетную полосу начали ломать. Бомбы они бросали хорошие — «пятисотки». Там, где они падали, стоял только шум и пыль и ни черта больше не оставалось.

Когда становилось тяжеловато и нас прижимали к земле, мы по радиостанциям запрашивали помощь, и в дело вступали вертолеты, штурмовики или те же самые «Нона», бывало что и то и другое. Координаты давали по карте с заранее согласованными обозначениями; корректировщиков от артиллерии и авиации нам не придавали, огонь корректировали офицеры.

Я воевал на должности командира отделения в отдельном взводе автоматических гранатометов АГС-17 2-й роты 1-го батальона. Кому мы были нужны — тем нас и придавали. На задания выходили не только со 2-й ротой, вообще было неважно, уходили в горы свои подразделения или приданные — они обязательно получали на усиление подразделение с автоматическими гранатометами, мы поддерживали и разведроту, и ребят из другого батальона, и соседей из 108-й мотострелковой дивизии, и танкистов.

АГС сам довольно тяжелый, но особенно неудобна его тренога. Ствол хотя сам и тяжелее, но тащить его было легче — он удобно лежал на спине, а тренога большая и неудобная. Добавляли нагрузки носимые нами в обязательном порядке каски и бронежилеты.

В нашем взводе было всего два отделения, в отделении — один АГС. Был некомплект и в личном составе: в роте нас было всего 45 человек. Из Союза обычно никогда не посылали полную роту, уже в Афгане людей из нее выбивали желтуха и тиф, боевые потери хотя и невысокие, но все-таки тоже были. Вода была неважная, без обеззараживающих таблеток ее пить нельзя — бросаешь их несколько штук в емкость, ждешь, пока растворятся, и пьешь; в арыках могла водиться любая зараза, кое-где рядом с ними лежали убитые.

Бывали и осечки при стрельбе из гранатомета, иногда капсюли оставались в стволе, и их приходилось выбивать. Вот так у меня друга ранило: мы лежали на плоской крыше небольшого дома, попали под прямой обстрел, и, когда выбивали застрявший капсюль, его ранило разрывной пулей, правда, по рукам, но все равно это было не самое легкое ранение.

Н.В. Гудков в карауле

— Под огонь своих попадали?

— Да, бывали нестыковки. Иногда мы выходили не на ту точку или рации не работали. Причем под артиллерию не пришлось, а вот под свои пулеметы попадали. Но мы успевали сориентироваться и обходились без потерь, мат помогал — слова до своих быстро доходили.

В Бамиане нас однажды забыли. Там как раз статуи Будды были, которые не так давно талибы взорвали. Там весной так красиво! Над этими статуями часто пролетали «вертушки», и там как раз сбили полковника, начальника разведки 40-й армии. И нас подняли по тревоге с расчетом спасти уцелевших, но мы не успели: их всех расстреляли душманы. Они долго отбивались, но уцелеть не смогли. Мы забрали тела погибших: полковник, экипаж вертолета и человек шесть солдат. Этот Бамиан был настоящим душманским гнездом, шансов у наших ребят не было.

Наши два расчета АГСов оставили на сопках как прикрытие, три человека в одном и три — в другом, больше никого. Все погрузились в «вертушки» и улетели, а мы остались сидеть на своих сопках, не зная, что делать. Я точно сейчас не могу вспомнить свои тогдашние ощущения, но мы знали, что долго нам там не продержаться, может, минут десять или чуть больше, но убьют стопроцентно. Вдруг смотрим: одна из «вертушек», уже скрывшихся из вида, возвращается за нами. Забрали. Если бы вертолет не вернулся, нас бы там точно закопали, тогда можно было сразу АГС выкинуть и идти сдаваться или застрелиться. Один патрон для себя был вшит в наплечный карман каждого из нас — в плен сдаваться мы не собирались, ведь все равно будут издеваться и голову в итоге отрежут. Патрон тот, правда уже без пороха, я на память ношу с собой и сегодня — он висит на связке ключей.

— Бывали случаи трусости или дезертирства?

— Да, и там случалось, что солдаты убегали. Я помню, как несколько азербайджанцев раз дезертировали, живыми их больше никто не видел, только головы потом в арыках находили. Так что дезертирство обходилось дорого, и массового характера оно никогда не имело.

— По каким целям обычно работал взвод АГС?

— Очень удобно было стрелять из него по деревьям: осколками секло залегшего под ними противника.

Гранат к АГСу всегда брали много: в ленте к нему 29 гранат, каждый из трех человек расчета нес ленту, две или три, плюс приданные нам из рот солдаты брали с собой по две-три ленты каждый. Получалось, что человек пять-шесть были полностью нагружены боеприпасами к гранатомету. Стреляли много, бывало, что взятого с собой боезапаса и не хватало. Прицелы устанавливали редко, обычно били «на глаз» — со временем выработалась привычка визуально определять расстояние и проводить пристрелку.

Когда уходили в рейд, старались брать с собой побольше патронов, коробки с ними распаковывались и перекладывались в приспособленные специально для них боковые карманы от рюкзака десантника (РД), которые пришивали к задней части бронежилета, туда почти полностью влезал цинк патронов. Мы «разоружили» пулеметчиков, забрав у них магазины на 45 патронов, оставив лишь по 2–3 на пулемет, себе набрали их по 6–7 на каждого. Магазины носили в самодельных разгрузках, которые переделали из «водолазных» жилетов механиков: вытащили пенопластовые поплавки и вместо них всунули удачно помещавшиеся там магазины.

— Душманы часто пытались подавить ответным огнем ваши гранатометы?

— Да. Нас хорошо прижимали и в Панджшере, и в Бамиане. Но убитых, а тем более раненых в нашем полку никогда не оставляли. Тело одного солдата мы искали недели две и нашли: душманы возили его в телеге, накрытого всяким хламом. Были случаи, когда они вешали тело убитого солдата на видном месте, прикрепив напоказ военный билет. Но как бы то ни было, мы находили тела и отбивали, за мою службу мы никого из убитых не оставили. Каждый был уверен, что если даже убьют, то тело все равно не оставят на глумление врагам, а доставят домой.

— Друзей не доводилось терять?

— К сожалению, довелось. Земляк мой Юра Левкин погиб как раз под Новый год, он в Гнетинке на кладбище лежит. Мы с ним вместе призывались, вместе ехали, водку в поезде пили, вместе в Фергане дебоширили, вместе в Афгане служили, правда, он был в девятой роте, а я — во второй. Снайпер его снял. Юра полез вытаскивать солдата и сам попал под огонь.