Избранное - Александр Гитович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не крупные ошибки я кляну…»
Не крупные ошибки я кляну,А мелкий день, что зря на свете прожит,Когда бывал я у молвы в пленуИ думал, что злословие поможет.
Ночь Зангезура сердце мне тревожит.Торжественного света пеленуРаскинет Млечный Путь — во всю длину —И до рассвета не сиять не сможет.
Да будет так, как я того хочу:И друг ударит друга по плечу,И свет звезды пронзит стекло стакана,
И старый Грин сойдет на братский пирИ скажет нам, что изменился мир,Что Зангезур получше Зурбагана.
«Мне снился пир поэтов. Вся в кострах…»
Мне снился пир поэтов. Вся в кострах,Вся в звездах, ночь забыла про невзгоды,Как будто лагерь Братства и СвободыПоэзия раскинула в горах.
И, отвергая боль, вражду и страх,Своих певцов собрали здесь народы,Чтобы сложить перед лицом ПриродыЕдиный гимн — на братских языках.
О старый мир, слепой и безобразный!Еще ты бьешься в ярости напрасной,Еще дымишься в пепле и золе.
Я не пророк, наивный и упрямый,Но я хочу, чтоб сон такой же самыйПриснился всем поэтам на земле.
«Конечно, критик вправе нас во многом…»
Конечно, критик вправе нас во многомСурово упрекнуть — но если он,К несчастью нашему, обижен богомИ с малолетства юмора лишен,
И шагу не ступал по тем дорогам,Где воевал наш бравый батальон,А в то же время, в домыслах силен,Пытать задумал на допросе строгом:
Где я шутил, а где писал всерьез,И правда ль, что, ссылаясь на мороз,Я пьянствую, на гибель обреченный?
Пусть спрашивает — бог ему судья,А бисера метать не буду яПеред свиньей, хотя бы и ученой.
«Не для того я побывал в аду…»
Не для того я побывал в аду,Над ремеслом спины не разгибая,Чтобы стихи вела на поводуОбозная гармошка краснобая.
Нет, я опять на штурм их поведу,И пусть судьба нам выпадет любаяНе буду у позорного столба яСтоять, как лжец, у века на виду.
Всю жизнь мы воевали за мечту,И бой еще не кончен. Я сочтуУбожеством не верить в призрак милый.
Он должен жизнью стать. Не трусь, не лгиИ ты увидишь, как течет ЗангиИ день встает над вражеской могилой.
Февраль 1944
Волховский фронт
Зимняя сказка
Поэзия и поэты с древнейших времен высоко почитались в Армении. Враги поэтов всегда были врагами армян.
С. Вартаньян«Когда мечту перебивала шутка…»
Когда мечту перебивала шутка,Сам замысел был весел и здоров,Но не учел масштабов промежуткаМежду Войной и Праздником Пиров.
И стал у музы ненадежен кров —Порою так бедняжке было жутко,Что сердце жило волею рассудка,И то — едва не наломало дров.
Все позади, мой добрый друг Кара,Беспечный курд в неправедном Ираке.Ты из окопов не попал в бараки,И вот, на самом деле, нам пора
Лететь туда, где все тебе знакомо,Где я — в гостях, а ты — хозяин дома.
«Ржаного хлеба ржавая коврига…»
Ржаного хлеба ржавая ковригаНам украшала фронтовые сны.Но долог путь от подвига до сдвига,И нам теперь, в преддверии весны,
Благих советов ханжеское игоИ скорбные упреки так нужны,Как, например, поваренная книгаВ условиях блокады и войны.
«Армения сказала нам: «Друзья…»
Армения сказала нам: «Друзья,Никто вас не обидит нарочито —Такая здесь налажена защита,Что даже пальцем тронуть вас нельзя.
Стоит на страже маршал Баграмян,Чтоб лезвием бесценного кинжалаНавек отсечь еще живое жалоАнтипоэтов и антиармян!»
Зангезур
К тебе, Владыка конного завода,Я обращаюсь, голову склоня:Ты дашь мне зангезурского коняС такою родословной, что порода
Кричит в зрачках, как бы из тьмы былинИ вместе с ним ворвусь я невозбранноТуда, где скрыты семьдесят долин,Как выкуп за царевича Тиграна.
Живопись
Трудился мастер, рук не опуская,Не требуя от ближних ничего,Чтобы собрала эта мастерскаяВесь свет, все краски Родины его.
Настанет день — и повлекутся к нейТе, что бредут за гранью океана,И Сароян вернется в дом Сарьяна,Как блудный сын Армении своей.
Хачатур Абовян
Обысканы кустарники и скалы,Бугры и шрамы выжженной земли, —Полиция его не отыскала,Но мы — потомки — все-таки нашли.
Нашли полуседого человека,Который, бросив старое жилье,Ушел из девятнадцатого века,Чтобы войти в бессмертие свое.
На левом берегу Аракса
Мое искреннее мнение, как частного лица, таково, что освобождение Армении от Турции станет возможным лишь тогда, когда будет сокрушен русский царизм.
Ф. Энгельс«Текли века — и позабыть пора бы…»
Текли века — и позабыть пора быРелигию Погрома и Резни,Когда зеленая чалма арабаЗдесь заслоняла солнечные дни.
А там и ты пришел, Абдул-Гамид,Побаловаться в каменных деревнях —Поет зурна, и барабан гремит,И трупы коченеют на деревьях.
«Армения! Как путь в небытиё…»
Армения! Как путь в небытиё,Твой старый враг не покидает сцену,Лелея за кулисами изменуИ снаряжая воинство ее.
Еще тебя пометят смертным знаком,Поволокут с проклятьем и хулой,И поп облобызается с дашнаком,И сын попа обнимется с муллой.
«Но кто сказал — с презренного похмелья…»
Но кто сказал — с презренного похмелья,Что сломан меч и продырявлен щит?Молчит провал Аргинского ущелья,Но память у поэта не молчит.
Его звезда горит в беззвездном мраке,И он увидит, став на перевал,Что не подымут голову дашнакиИ будет так, как Ленин завещал.
«Армения! Бессмертен твой народ…»
Армения! Бессмертен твой народ,Он не числом прославлен, а уменьем —И на него глядят с недоуменьем:Что он предвидит? Что изобретет?
В какой еще посмотрит телескоп,Какое чудо вырастит в долине,Через какой перемахнет окоп,Чтоб вместе с нами ликовать в Берлине?!
«С балкона, сверху, видно было мне…»
С балкона, сверху, видно было мне,Как на дорожке, выметенной чисто,Стояли иностранные туристыУ памятника Павшим на Войне.
А зной плясал по черепице крыш,И сон пришел, незримо и нежданно,И снились мне Отвага, и Париж,И улица Мисака Манушяна.
1964
Прощальный пир
Вступление
Поэзия! Будь на ногу легка,Чтоб в гости ездили поэт к поэту,Чтоб разум не сидел у камелька,А бодро путешествовал по свету.Быть может, в этом-то и корень зла,Что — как признала братская беседа —Недалеко от глупости ушлаБезрадостная мудрость домоседа[1].
Тост
