Убийство в Долине царей - неизвестен Автор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Это вам должно быть противно.
- Зря вы так со мной разговариваете, Марина Степановна. Добром для вас это не кончится.
Она бросила трубку, а мне захотелось есть. Я пересчитал остатки денег в кармане и понял: по ступенькам ближайшего кафе мне придется взойти, как на эшафот, ибо на выходе я уже никак не буду связан с внешним миром финансово.
Закусывая, я размышлял, что предпринять дальше. В голове все время складывались преступные парочки, причем из одних и тех же персонажей. Скажем, Терентьевич и Размахаева. Мотив у одного - ревность, у другой - деньги и опостылевший любовник. Если опостылевший. Или: Заклепкин и Опрелин. Оба хотели отомстить и поживиться. Если на самом деле хотели. Или: Кашлин и Размахаева. Друзья юности, патриоты. Если не понарошку. Хороша также парочка Поглощаев с Горчицыным, но какая-то она сбоку-припеку. Убей Бог - не вижу мотива, и все-таки что-то тут нечисто. Горчицына, скорее, надо рассматривать в связке с кем-то другим. Но с кем? Со мной? По родственности фингалов? Или с ним самим? Или с каким-то инкогнито "голубым" из "Долины царей"? А может быть, во всем виновата Кувыркалкина, и хвост тянется за ней, как шлейф за Размахаевой? Не слишком ли я приблизился к этой девушке? Пригрел змеюку, а она и рада морочить мне голову...
Одна лишь мысль угнетала меня: а вдруг все эти люди не при чем и существует какая-то другая, "правильная" причина смерти Шекельграббера? Мало ли с кем он общался, кроме моих подозреваемых. Вот, например, вечеринка, о которой упоминал Кашлин. Кто туда привел Шекельграббера? Условный дед Пехто?..
Мимо прошла стайка юнцов в умышленно драных джинсах. Зачем теперь такая мода? Чтобы чесать задницу, не снимая штанов?
пыжился. Вот так и с делом Шекельграббера. Хватаюсь за ту версию, которая укладывается в голове и соответствует моему циничному и испорченному взгляду на мир. Чем я лучше Горчицына? Он извращенец тела, я - извращенец духа. Встретив человека, первым делом ищу в нем какую-нибудь гадость-мерзость-скотство, щупаю, с какой стороны он сподличает, чтобы себя уверенней чувствовать, возвыситься в собственных глазах... Но это уже философия. Какой вырос - таким и помирать. А вопрос вопросов: что делать дальше? Деньги кончились, Размахаева со мной торт есть не желает при гостях. Но надо, надо подежурить у ее подъезда на всякий случай. А завтра к Квочкину, выложу ему все, как на духу. Пусть подскажет, что дальше придумать...
В часы пик на городском транспорте можно ездить без билета. Зажатые друг другом, висящие на подножке и злые, точно собаки, пассажиры просто выкинули бы контролера, как мусор и бесполезную, занимающую место вещь, и еще долго дивились бы его наглости и безделью. Но по воскресеньям в троллейбусах более-менее свободно и злого упрека никто контролеру не кинет. А в моем возрасте ездить "зайцем" уже несолидно, вернее, совестно должно быть. Поэтому я пошел к дому Размахаевой пешком.
Нет ничего удивительного в том, что у подъезда стоял красный "форд". Правда, мало ли в Москве этих подержанных машин, которых теперь через таможню проходит больше, чем через все конвейеры страны. Но я чутьем угадал "форд" Терентьевича. Оставалось ждать и попутно наблюдать жизнь вокруг. Я почему-то был уверен, что сейчас застукаю Квелого или кого-нибудь из этой шушеры. В прошлый раз, когда я шел за Размахаевой, она знала об этом. Значит, кто-то следил за мной и потом "настучал" зиц-вдове. Но от кого ее охраняют? От всех мужиков подряд, что ли? Проще ходить по улицам, спрашивать, есть ли деньги? - и в случае утвердительного ответа сразу бить морду за умозрительную возможность полового контакта с Размахаевой.
Правота моя довольно быстро подтвердилась. Наблюдая жизнь вокруг, я заметил, что за мной исподтишка наблюдает гробокопатель Навыдов. Это было неожиданно. Ну ему-то на кой черт было ввязываться? Прекрасная, хорошо оплачиваемая работа на свежем воздухе, дармовая выпивка, нетребовательные клиенты, затихшие или в слезах, и вдруг - филерство по совместительству. Я решил ускорить развязку и пошел к Навыдову. Он отвернулся и сделал вид, будто играет с малышом в песочнице, но бдительная бабушка, видимо, начитавшись газетных статей о насильниках, прогнала его.
- Не ожидал вас здесь встретить, - сказал я. - Что, в соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?
- Иди своей дорогой, - пробурчал он.
- Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.
Он отвернулся.
- Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас "проколол" и теперь имею право задать несколько нескромных вопросов.
- Я за тобой не следил, я тут живу.
- Странно, мне казалось, что вы живете в Бирюлево. Так, по крайней мере, написано в вашем паспорте.
- Что тебе надо?
- Помните меня? Мы учились в одном институте. Не помните? Но это неважно, - сказал я. - Кто из ваших друзей в бригаде мастер бить с левой? А главное, за что? Меня, потом Горчицына. Кто следующий?
- Слушай, ты, - рявкнул он, - я сейчас милицию позову.
- А я скажу, что ты крадешь детей и насилуешь, и вот эта бабушка подтвердит. И милиционеры мне поверят, как частному сыщику, который давно тебя "вычислил" и, наконец, схватил с поличным.
Он стал поспешно уходить.
- Караул! - закричал я.
Навыдов встал.
- Отстань от меня, - сказал он. - Говорят тебе русским языком: ты мне не нужен. Я шел к одному человеку.
- Неужели вам не хватает денег, Навыдов? - я снова взял официальный тон. - Неужели Терентьевич платит так много за охрану своей персоны?
- Чтоб ты понимал!
- Так объясните. Я не из дураков.
- Мы общаемся бескорыстно.
- Мы - это кто? Коллеги с кладбища?
- Нет, я один оттуда. Остальные из других мест.
- А зачем его охранять?
- Так просто.
- Логично. И все-таки?
- Да никто его не охраняет!
- Вы меня интригуете, как девушку. Тут явно какая-то тайна.
- Ладно, попробую объяснить, - снизошел он. - Ты кто по убеждениям?
- Знаете, Навыдов, я в политике, как свинья во фруктах. Мое нелегкое дело - ловить преступников на каждом шагу.
- Ну, про войну в Сербии ты-то слышал?
- Краем уха. Как и про Нагорный Карабах. До сих пор не разберу, кто там воюет.
- А еще журналист!
- Откуда вы знаете?
- Да ты один тут дурак набитый! - рявкнул он. - Бродишь впотьмах, вынюхиваешь, сам не знаешь чего, хотя у каждого на роже все написано.
- Почему? Я вынюхиваю вполне конкретного человека, которым можете оказаться и вы, потому что имеете необходимые задатки.
- Не могу, это не я.
- А кто?
Он хмыкнул.
- Ладно, - решил я блефануть. - Я вас задерживаю. Пойдемте, ордер на арест я оформлю на месте. Вздумаете бежать, буду стрелять по ногам, а так как стреляю я из рук вон плохо, то могу попасть и в голову.
- Слушай, - предложил Навыдов, - сколько тебе надо, чтобы ты отвалил и забыл про меня?
- Двадцать пять тысяч, - прикинул я.
- У меня только десять, - ответил он.
- Давайте, - согласился я, - и рассказывайте все, что знаете и думаете.
Мы присели возле песочницы напротив бабушки.
- Рассказывать особо нечего. Я и еще несколько ребят записались добровольцами в Сербию. Терентьевич скоро уезжает и заберет нас.
- Неужели наемнику платят больше, чем землекопу на кладбище?
- Тут дело совести. Тебе не понять.
- А при чем тут Шекельграббер? - спросил я.
- Шекельграббер тут совершенно не при чем.
- И вы дали мне десять тысяч, чтобы поведать о своей поездке в бывшую СФРЮ? - удивился я. - Ладно, а Размахаева с какого бока?
- Это личное дело Терентьевича.
- Что ж он личные дела решает вашими совестливыми славянскими кулаками?
Навыдов не нашел ответа.
- Хорош гусь, нечего сказать, - решил я за него. - А если в Сербии Терентьевич огород свой копать заставит?
Я заметил, что Навыдов еле сдерживается, чтобы не наброситься на меня с кулаками, и встал, дружелюбно похлопав по плечу.
- Когда отъезд? - спросил я.
- Билетов еще нет, - буркнул он.
- Повезло вам с этой войной, Навыдов, - сказал я. - Лет пять назад вы бы уже лес в тайге валили. По совести и без права переписки. А в нынешнем бардаке армия исчезнет - никто внимания не обратит. Не то что работник кладбища. Может, и мне рвануть в какую-нибудь Эфиопию, помочь родственникам Пушкина? Нет ли у вас на примете знакомого эфиопа-вербовщика? Я мог бы организовать пару установок "Град", на худой конец, танковый корпус. Списали бы по конверсии как гуманитарную помощь металлоломом и вперед на Аддис-Абебу! Только запевай: "И боец молодой вдруг поник головой..."
Навыдов уже побагровел и сжал кулаки. Я решил больше не испытывать его больное терпение. В конце концов, вряд ли оно адское...
По дороге домой проанализировал наш разговор и понял, что Терентьевича со счета сбрасывать пока рано. От таких революционеров чего хочешь можно ожидать. Чем джентльмен отличается от горе-патриота с оскорбленным чувством национального сознания? Джентльмен умеет и может за себя постоять, патриот же стоит за себя горой даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Сам факт, что его нечаянно толкнули локтем в очереди, он рассматривает как вызов своему маленькому угнетенному народу. И если джентльмен вызовет обидчика на дуэль, то патриот сразу даст по голове гаечным ключом. Допустим, Шекельграббер сказал в шутку: "Эх ты, серб недоделанный!" - Терентьевич убил бы его, не задумываясь, мстя за сожженные хорватами деревни. Но убил бы сразу, а не спустя неделю и не мороча голову кражей документов, которые, как я уже выяснил, украл не он, а Заклепкин.