Король Шломо - Давид Малкин

– Возвестите среди народов деяния Его!

Пойте Ему, славьте Его!

Говорите о чудесах Его!

Гордитесь именем святым Его!

Да возвеселятся сердца ищущих Господа!

В эти дни Ерушалаим готовился к празднику освящения Храма, подходил к концу отбор будущих священнослужителей, начатый ещё при короле Давиде. Посреди северного склона Масличной горы была врыта в землю бронзовая чаша с водой из источника Гихон, такая огромная, что больше неё было только Медное море во дворе Храма. На утренней заре первосвященник Цадок высыпал в чашу щепотку пепла рыжей тёлки, у которой шерсть была с красным отливом, за что её назвали Красной коровой.

Красную корову выбирали долго и тщательно, чтобы не пропустить у неё какого-нибудь изъяна. Для убоя требовался каменный нож без единой зазубрины. Туша сжигалась целиком на специально приготовленном костре, в который бросали кедровую ветку, траву эзов и красную шерстяную нить. Затем пепел костра собирали в золотой короб. Нескольких крупиц этого пепла, брошенных в воду источника или реки, было достаточно, чтобы придать воде очистительную силу.

Каждый начинающий священнослужитель обязательно приносил жертву, и поэтому уже три дня дымился жертвенник на вершине Масличной горы, а над Городом Давида витал запах горелого мяса.

Жители Ерушалаима, все, кто мог оставить хозяйство, приходили на Масличную гору и приводили с собой детей посмотреть и послушать, как происходит отбор молодых священнослужителей.

Утром у подножья горы появился король Шломо с сыном Рехавамом в сопровождении отряда воинов из королевской охраны. Наама осталась дома.

– Жарко. Где мне подняться в гору с таким животом! – шутила она, провожая Шломо и Рехавама. Обе девочки остались с матерью.

Король, проходя с сыном мимо одной из палаток, остановился и прислушался.

– Когда приносишь в жертву Господу «первинки» – первые плоды урожая, к примеру, первые колоски ячменя, – вначале извлеки из них зёрна, прожарь их, полей маслом, отжатым из первинок олив, – поучал немолодой голос. – Запомнил? Теперь назови праздничные дни.

– Песах, Шавуот, Рош-а-Шана… – начал отвечать кто-то и замолчал.

– Первый день недели Суккот[18]! – выкрикнул Рехавам.

Из палатки показался кулак, а вслед за ним – сердитый человек в облачении священнослужителя: льняная рубаха, штаны с красным поясом и высокая шапка. Увидев перед собой короля, мужчина поклонился, пробормотал положенное благословение и сказал:

– Я – Элицур бен-Аднах, готовлю своего сына Иддо к экзамену на службу в Храме.

Из палатки вышел смущённый Иддо, розовощёкий, совсем ещё молодой, но с широкими плечами, на которые скоро будут нагружать разделанную овечью тушу, чтобы нести её на жертвенник.

Юноша низко поклонился королю Шломо.

– Может, мой господин тоже хочет задать вопрос будущему храмовому священнослужителю? – спросил Элицур бен-Аднах.

– Я! – закричал Рехавам. – Я его спрошу!

– Спрашивай.

– Вот ты пригласил друга в дом твоего отца попробовать молодого вина, – начал Рехавам. – А зелени, чтобы положить на лепёшку, в доме не оказалось. Ты идёшь в отцовский виноградник набрать там…

– В винограднике не должно расти ничего, кроме винограда, – перебил Рехавама Иддо.

Вокруг одобрительно засмеялись, улыбался и Рехавам, которому не удалось провести будущего священнослужителя.

Король пожелал Иддо удачи, они попрощались, и Шломо с сыном пошёл дальше.

По тропе, проходившей неподалёку, спускались с Масличной горы те, кто не прошёл испытания. Им велели прийти ещё раз на следующей неделе. Все они были как на подбор: высокие, стройные, с приятными лицами, какими и положено быть священнослужителям в Храме. Встречные ерушалаимцы смотрели на них с сочувствием: не повезло.

Лицо одного из спускавшихся с Масличной горы показалось Шломо знакомым. Король даже замедлил шаг, чтобы разглядеть его получше и припомнить, где он его видел.

Воин королевской охраны перехватил взгляд Шломо.

– Это – Михаэль! Третий раз не может пройти испытания, хотя помнит все законы.

«Ну, конечно, Михаэль! – подумал король Шломо. – Он же учил Закон у пророка Натана, и тот ворчал бывало: “Какой странный мальчик! Помнит, кажется, все Священные Книги, но когда нужно исполнить то, что в них написано, путается и делает ошибки. Дети над ним смеются”».

Подойдя к палатке, у входа в которую его ждал толстый Габис, Шломо велел Рехаваму:

– Жди меня наверху. Посмотришь, как туда будут взбегать молодые коэны с камнем на плече и с чашей без ножки. Тебе будет интересно их состязание. – И пояснил: – Есть такие чаши для переноса крови, чтобы их нельзя было поставить, иначе кровь успеет свернуться раньше, чем её выльют на рога жертвенника. А камни заменяют пока тушу овцы.

Король Шломо вошёл в палатку, и голубоглазый Габис положил перед ним дощечку с рисунком храмового двора и Храма, сделанным медной краской. Полог палатки Га бис оставил открытым, чтобы было больше света. Король Шломо обернулся к входу и увидел сверху почти завершённую стройку.

Стены Храма отбрасывали солнечный свет на весь Ерушалаим: на гору Мориа, на террасы и дома Города Давида. Король Шломо прикрыл глаза от блеска столбов Яхина и Боаза у входа в Храм, от раскачиваемых ветром медных цепей на их вершинах и от плит, которыми были облицованы стены Храма. Эти плиты привозили готовыми из надела племени Нафтали, где их шлифовали белым песком на берегу моря после утренней молитвы. Такими же плитами из светлого камня был выстелен и двор Храма. Вечером они мерцали, отражая лунный и звёздный свет, и казалось, будто Храм, и земля, и звёзды слились в одно.

Резная лента, бегущая по верху первого этажа, пересекалась каменными листьями папируса.

С Масличной горы были хорошо видны жертвенник и Медное море, опиравшееся на двенадцать быков, смотрящих на четыре стороны света. По сторонам от входа в Улам уже установили на тележки по пять бронзовых чаш для омовения священнослужителей. Всю храмовую утварь отлили в Долине Кузнецов, и там же подмастерья довели её до блеска, натерев травой и солью.

Однажды королю Шломо довелось увидеть в Долине Кузнецов, как отливали умывальные чаши для Храма. Расплавленный металл вытекал по канавкам из печей, сложенных для каждой чаши, в форму, вырытую в прибрежном песке, и застывал там. Литейщики откапывали отливки – безобразные, неопределённого цвета, в наплывах, шишках и царапинах. Медник Ави обкладывался резцами, напильниками и какими-то ещё инструментами для шлифования и полировки, названий которых Шломо не знал. Каждый штрих, каждую выемку в венцах на капителях столбов Яхин и Боаз медник Ави процарапывал длинной иглой, которую он вращал, зажав в ладонях. Приехав в следующий раз, король Шломо не узнал медные и бронзовые предметы, изготовленные в Долине Кузнецов – так они были хороши.

На лестнице, ведущей в Храм, стояли священнослужители. В отличие от шумной суеты Масличной горы, на горе Мориа была полуденная тишина, и можно было догадаться, что священнослужители слышат бульканье воды, которую они наливают в Медное море.

Потом, вспоминая тот день, король Шломо удивлялся, что не видел с Масличной горы ни Дома леса ливанского, ни домов своих приближённых – ничего, кроме Храма.

– Господин мой! – окликнул Габис короля.

Шломо обернулся и подошёл к дощечке с рисунком Храма.

Габис объяснил, что здание поставлено неудачно, что нужно сместить Двир[19] в центр плато – так будет гораздо красивее.

– Посмотри на этот рисунок, – говорил он. – Вот вершина горы, мы её выровняли, и теперь нет необходимости привязывать ваш Храм к гумну Арваны. Если Двир поставить вот здесь, а туда переместить Улам[20] и Хейхал[21], тогда можно будет увеличить двор – ведь там будут собираться иврим со всей Эрец-Исраэль. Пока храм не освящён, в нём всё можно менять. Ты будешь ругать меня за то, что я не сказал тебе этого раньше, но я и сам только сегодня увидел всё строение сверху, отсюда, с Масличной горы.

Слушая Габиса, Шломо думал, что ему ещё не раз придётся объяснять, почему в Храме ничего нельзя перемещать.

– Там, где сейчас стоит Двир, – начал король Шломо, – находится камень, который иврим называют «Краеугольным», потому что на нём держится весь мир. В этом месте наш праотец Авраам должен был принести в жертву Богу своего сына Ицхака, но Бог отвёл его руку. Если Господь разгневается и вынет этот камень из Земли – всё кончится. Мир рухнет. На Краеугольном камне будет стоять Ковчег Завета иврим с Богом. Значит, Двир не может находиться в другом месте.

– Будет, как ты сказал, мой господин, – поклонился Габис.