Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

По завершении молитвы началось ритуальное пиршество. Во всех обрядовых делах обе жреческие фамилии имели равные права – исключение составляло лишь церемониальное поедание потрохов. Согласно традиции, их съедала семья Потиция, после чего семья Пинария изображала притворное возмущение. Потиции – так уж было заведено – всякий раз отвечали, что Пинарии пришли слишком поздно и потрохов на их долю не осталось.

Молодой Потиций относился ко всем своим обязанностям весьма серьезно. Он даже попытался добродушно подшутить над молодым Пинарием относительно потрохов, но в ответ получил лишь хмурый взгляд. Двое юношей никогда не были друзьями.

После трапезы отец отвел Потиция в сторону.

– Я горжусь тобой, сынок. Ты молодец.

– Спасибо, отец.

– Теперь в завершение праздника остался только один обряд.

Потиций наморщил лоб:

– Я думал, мы закончили, отец.

– Не совсем. Я думаю, ты знаешь, сынок, что род наш можно проследить непосредственно от самого Геркулеса. Мы редко говорим об этом, поскольку нет нужды вызывать у Пинариев большую зависть, чем ту, что они испытывают к нам сейчас!

– Да, отец.

– Ты знаешь также, что в роду у Потициев было и другое божество, более древнее, чем сам Геркулес.

Жрец потянулся и коснулся рукой амулета, который надевал только в самых торжественных случаях. Блеск золота приковал к себе взгляд юноши. Отец улыбнулся.

– Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, я тоже впервые принял участие в обряде поклонения Геркулесу и, так же как ты, отгонял мух. По окончании праздника мой отец – твой дед – похвалил меня, назвав молодцом, и после этого я уже не был мальчиком, а стал мужчиной. А знаешь ли, что он тогда сделал?

Потиций серьезно покачал головой:

– Нет, отец. А что он сделал?

В ответ отец снял через голову кожаный ремешок, торжественно надел его на шею Потиция, улыбнулся и любовно потрепал сына по светлым, шелковистым волосам. Этот жест любви был и жестом прощания сына с детством.

– Теперь ты мужчина, мой сын. Я передаю тебе амулет Фасцина.

Может быть, Потиций и стал мужчиной, но после праздника, когда с обязанностями помощника жреца было покончено и он получил наконец возможность делать что хочется, его поведение снова стало мальчишеским. Стояла середина лета, до темноты еще было далеко, а ему не терпелось, как он и обещал, наведаться к двум своим ближайшим друзьям.

Со времен убийства Какуса маленькое поселение у Тибра продолжало процветать и разрастаться, а рынок у реки стал признанным центром торговли солью, рыбой и домашним скотом. Эти товары доставляли отдельно, но поселенцы давно сообразили, что, засолив мясо и рыбу, их можно дольше хранить и перевозить на большое расстояние, и занялись этим выгодным промыслом. Старейшие семьи, такие как Потиции и Пинарии, по-прежнему жили на месте первоначальной деревни, в хижинах, не слишком отличавшихся от жилищ их предков, но таких хижин теперь стало гораздо больше, и стояли они теснее.

Кроме того, неподалеку от изначального поселения, в пределах холмов Румы, стали возникать новые, меньшие поселения, иногда на одну семью. Люди селились и в долинах, и на вершинах холмов, а из одного поселка в другой быстро протаптывались тропинки.

Само слово «Рума» за минувшие годы изменило и значение, и звучание: благодаря частому употреблению все уже забыли о его связи с женской грудью. Оно превратилось в имя собственное, обозначающее именно эту местность, и звучать стало не Рума, а Рома, или, еще короче, Рим. Казалось, что само это слово созвучно духу холмистой местности, столь расположенной к своим обитателям.

С увеличением числа жителей и появлением новых поселений стали появляться и новые названия. Каждый из Семи холмов получил имя – первоначально их называли в честь деревьев, которые на них росли: Кверкветулан – Дубовый холм, Виминал – Ивовый холм, Фагитал – Буковый холм.

Пастухи теперь жили и пасли скот на вершине холма, над старой пещерой Какуса. Сам холм получил название Палатин, в честь Палес – почитаемой пастушеской богини. К тому времени богов, некогда совершенно здесь неизвестных, развелось великое множество, и каждая из мелких общин, существовавших в области Семи холмов, имела своего бога. Иные из них оставались безымянными, подобно древним безликим нуменам, другие же обретали имена, а с ними – и четко определенные атрибуты. Однако весь Рим, то есть вся округа, так или иначе признавал первенство Геркулеса, а его алтарь стали называть Ара Максима, или Величайший из алтарей. Все сходились на том, что отцом Геркулеса был могущественный небожитель, известный под именем Юпитер, а представители древних родов Потициев и Пинариев, являвшиеся наследственными жрецами, занимали среди жителей Рима особое положение.

Юный Потиций весьма гордился принадлежностью к жреческому роду и правом участвовать в традиционных ритуалах, но теперь, исполнив свои обязанности, спешил к жившим на Палатине друзьям. Поспешно вернувшись к семейному жилищу – кучке пристроенных одна к другой хижин, – юноша скинул парадное одеяние из тонкой шерсти и надел более подходящую для мальчишеских забав старую тунику. Но вот амулет Фасцина он оставил на шее – уж больно ему хотелось похвалиться этой вещицей перед приятелями.

Размашистым шагом юноша пересек оживленное торжище, перешел по деревянному пешеходному мостику мутный Спинон, прошел мимо Ара Максима, близ которого до сих пор отирались некоторые из его перебравших вина родичей, добрался до подножия Палатина и стал подниматься по высеченным в каменистом склоне крутым ступеням. Эту лестницу вырубили очень давно, стразу после гибели Какуса, чтобы уже никто не смог превратить пещеру на склоне в неприступное убежище. В результате подъем по склону стал не таким уж трудным делом, а вот само логово чудовища завалили камнями и землей. Со временем вокруг разрослись кусты ежевики и плющ, так что обнаружить бывший зев каверны смог бы только человек сведущий, специально искавший это место. Потиций знал историю Какусовых ступеней – так прозвали люди эту крутую лестницу. Отец показывал ему, где находилось прибежище людоеда, и юноша, минуя это место, всякий раз произносил благодарственную молитву Геркулесу. Однако теперь лестница выполняла чисто практическую функцию, являясь кратчайшим и легчайшим путем к макушке Палатина.

На вершине Какусовых ступеней росла старая, старше Потиция, и очень большая смоковница, крона которой образовывала раскидистый навес. Запарившийся при подъеме по лестнице, Потиций с радостью нырнул в прохладную тень густой листвы, но, едва собравшись отдышаться, вскрикнул. Что-то не сильно, но чувствительно стукнуло его по голове. Прежде чем юноша успел сообразить, что это было, он получил еще пару таких же ударов.

Сверху послышался смех. Потиций задрал голову и увидел обоих своих приятелей, ухмылявшихся, сидя на толстой ветке. Рем расхохотался с такой силой, что чуть было не свалился со своего насеста. Ромул целился в Потиция еще одной недозрелой смоквой.

– Кончайте кидаться! – крикнул Потиций, увидев, что Ромул занес руку.

Не очень-то полагаясь на действенность своих слов, он попытался уклониться. Куда там – Ромул всегда славился сильными и меткими бросками. Зеленый плод угодил юноше прямо в лоб.

– А ну, прекратите, я сказал!

Потиций подпрыгнул и, ухватившись за кончик ветки, на которой сидели близнецы, принялся раскачивать ее, используя вес своего тела. Упругое дерево не ломалось, а пружинило, раскачиваясь так сильно, что близнецы в конце концов свалились со своего насеста. Они тут же набросились на Потиция и прижали его к земле.

Вся троица задыхалась от смеха.

– О, а это еще что? – спросил Ромул, схватившись за амулет и потянув его на себя так, что кожаный шнурок туго натянулся.

Солнечный луч, пробившись сквозь крону смоковницы, упал на подвес, золото ярко блеснуло, и Рем тоже заинтересовался диковиной. Потиций улыбнулся.

– Это изображение бога, которого мы называем Фасцином. Мой отец подарил его мне после праздника. Он говорит, что…

– А отец-то твой где раздобыл эту вещицу? – спросил Рем. – Небось стянул у какого-нибудь финикийского торговца.

– Хватит чушь пороть! Фасцин, чтоб ты знал, – наш фамильный бог. Мой отец получил этот амулет от своего отца, который получил его от своего отца, и так далее, вплоть до начала времен. Отец говорит…

– Занятная вещица! – отрывисто бросил Ромул, уже не смеясь и не отрывая взгляда от амулета.

Потиций вдруг почувствовал неловкость, как порой случалось с ним в компании близнецов. Вот и сейчас… Заладил: отец, отец отца, фамильный бог… А ведь в то время как Потиций происходил из одной из старейших, самых уважаемых семей Рима, Ромул и Рем были найденышами, настоящих своих родителей не знали, да и приемными похвастаться не могли. Человек, усыновивший их, был свинопасом, а приемная мать считалась распутной женщиной. Отец Потиция, понятное дело, не одобрял такой дружбы, и парнишка встречался с приятелями тайком. Он любил их обоих и, общаясь с ними, совсем забывал о неравенстве их положения, но порой оно о себе напоминало.