Круги в пустоте - Виталий Каплан

— А жить там где?

— Где-где? В гостинице, вот где. Не бойся, цены там не кусачие, это же все-таки провинция. Какие-то накопления у нас все же есть. Да и не в пятизвездочный же отель вселяться…

— Вот что, — решительно заявила Настя, поднимаясь с тахты, — я поеду с тобой!

Приятно было смотреть, как бледность покидает ее лицо, как загораются привычной энергией глаза. И жаль ее разочаровывать.

— Нет, Настя, это совершенно невозможно, — заявил он. — Ты мне там будешь только обузой, гораздо важнее тебе сидеть здесь, на связи. Потому что, пойми, это лишь надежда, версия — а вдруг все иначе? А вдруг это ложный след, и на самом деле он где-то здесь? Представь — он явится домой, голодный и оборванный, а дверь заперта, нас обоих нет. Так нельзя, дорогая, кто-то, как в том анекдоте, должен оставаться в лавке.

— Но по крайней мере ты будешь оттуда звонить? — нехотя сдалась Настя.

— Я постараюсь, — кивнул Петрушко. — Но не могу стопроцентно гарантировать. Ты пойми, что такое вокзальные бомжата. Сейчас они на вокзале, через пять минут сели в электричку и покатили куда-нибудь в Гороховец или в Шахунью. Возможно, мне придется мотаться по всей области, с телефонами в этой глухомани напряженка, а мобильник там плохо берет… Так что звонить просто так, чтобы позвонить, я не обещаю. По возможности. Но разумеется, как только я получу конкретную информацию, я тут же дам тебе знать.

— Да… — протянула Настя. — Я представляю, с какими отбросами тебе придется иметь дело… Ведь это же опасно! — вдруг вскинулась она. — Тебя же могут зарезать, опоить, отравить… заразить…

— Венерической болезнью «спидифилис», — в тон ей поддакнул Виктор Михайлович, и Настя зашлась нервным смехом. — Не забивай голову глупостями. Ты ведь знаешь, я очень осторожный и расчетливый, и у меня есть подход к людям. Они ведь тоже люди, Настя, все эти бездомные, алкоголики, проститутки, наркоманы… и если с ними по-человечески, то и они не загрызут. Так что все будет хорошо. Слушай, а у нас есть пельмени? — спросил он без всякого перехода.

— Есть, а что? — рассеянно проговорила Настя.

— Свари, а? А то так кушать хочется, что переночевать негде…

Обиталище Вестника ничем особым не выделялось. Две сравнительно небольшие комнаты с грубыми каменными стенами. Здешняя цивилизация, похоже, не только до идеи обоев или ковров не доросла, но даже и досками стены не обшивает. Правда, судить рано — ничего другого он тут еще не успел рассмотреть.

В первой комнате на низкой скамье сидело двое молодых людей в таких же широких белых балахонах, как и у его спутника. Но только у обоих висели возле пояса длинные, чуть изогнутые кинжалы… Как-то не по-монашески это, мимоходом отметил Петрушко.

— Входите, — привстав, поклонились обладатели кинжалов. — И да пребудет с вами милость Единого.

— И вам того же, — вежливо кивнул Петрушко, толкая тяжелую, окованную медными полосами дверь.

Вестника Алама он узнал сразу. Трудно не узнать того, с кем не столь уж редко виделся по астральной связи. Только сейчас это загорелое и чуть ли не до глаз заросшее бородой лицо глядело не из серебряной миски. Вестник сидел в массивном, темного дерева, кресле, перед небольшим наклонным столиком, чем-то смахивающим на парту, за которой когда-то сидел первоклассник Витя Петрушко. На столике лежали какие-то желтого цвета бумажные свитки (или то не бумага, а пергамент?), из простой глиняной чернильницы торчали длинные тонкие палочки, наверняка какое-нибудь стило или писало, вроде тех, что можно увидеть в исторических музеях.

Над входом потрескивали два факела, и еще несколько свечей стояло на столике, в медных, заляпанных воском подсвечниках. Где-то дальше, в полутьме, угадывались очертания не то низенькой тахты, не то просто нескольких настеленных друг на друга соломенных циновок. Еще в комнате обнаружилось пара грубо сработанных стульев. Вполне предсказуемая, кстати говоря, обстановка. Аскеты — они и в Олларе аскеты.

Ставни — небольшие, размером с форточку, были приоткрыто, и тянуло снаружи первобытной травяной прохладой.

— Мир тебе, приходящий, — не вставая, прогудел Алам. Голос у него был почти такой же, каким во время сеансов говорил Гена, но все же как-то неуловимо отличался. Обертонов, что ли, прибавилось?

— И вам доброго здоровья, — слегка поклонился Петрушко. — Н-да, небогато живете, — сказал он полминуты спустя, дабы разбить загустевшую паузу.

— Зачем внешние богатства тому, кто видел сияние славы Единого? — слегка улыбнулся Алам. — Мы, верные нашему Господу, живем просто. Прекрасные дворцы, вышитые ковры, драгоценности — все это игрушки для сидящих в сумерках. Тот, кто идет на свет, проходит мимо игрушек.

— Или ловушек, — кивнул Виктор Михайлович. Похоже, сейчас придется поддерживать длительную богословскую беседу. Прямо, значит, с корабля на бал.

— Это еще самые простые ловушки, — согласился Вестник. — А бывают тоньше, гораздо тоньше… Впрочем, у нас будет время потолковать об этом. Сейчас ты наверняка устал, Вик-Тору. Переход сквозь Тонкий Вихрь труден даже для опытного странника, а ты шел впервые.

— Ну, не так страшен оказался черт, — протянул Петрушко.

— Не упоминай это имя, — без тени улыбки сказал Алам. — Когда называешь врага, то открываешь ему путь в свою душу имну-тлао… протягиваешь ниточку, и он скользит по ней, к тебе.

— Извините… В нашем мире это просто поговорка, никто не понимает ее буквально.

— Да, в вашем мире много неправильного, — согласился Алам. — Но сейчас, наверное, тебе стоит отдохнуть. Как бы ты ни бодрился, а переход никому даром не дается. Ты потерял по меньшей мере год жизни… если, конечно, у Единого нет насчет тебя каких-то иных планов.

— А мне казалось, все прошло легко, — присвистнул Петрушко.

…Он преувеличивал, конечно. Все на самом деле получилось не так уж легко. Он нервничал, а еще больше нервничали Гена с Семецким. Сквозь листву время от времени просачивался жидкий лунный свет, потом небо снова затягивали облака и становилось совсем темно. Ветер раздраженно гудел в кронах и напоминал неумеху-парикмахера, с досадой дерущего расческой по непослушным волосам.

Перенос почему-то надо было делать здесь, в сорока километрах от Москвы, в насквозь промокшем лесу. Гена следовал полученным из Оллара инструкциям. Как выяснилось, точку перехода выбирают отнюдь не случайно. Ведь мало оказаться в Олларе, надо оказаться еще в правильном месте… А то, мрачно пошутил Гена, попадешь прямиком в гарем южного государя, то-то обрадуются красотки.

— Угу. А уж как обрадуются евнухи… — добавил Семецкий. Он вздрагивал плечами, держал руки в карманах, ему было холодно и неуютно. А фляжку с коньяком применять не отваживался — непреклонный в некоторых вещах Вязник такого на работе не прощал. Он и сам тут был, стоял поодаль в плотной непромокаемой куртке с капюшоном, напоминая средневекового монаха, и только папироса нарушала сходство. Так и не сумел победить проснувшуюся тягу.