Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя

В первое время г-жа Шанто, беря из ящика бюро какую-нибудь сумму, всякий раз сообщала об этом Полине.

— Девочка, в субботу предстоит платеж, вам не хватает трех тысяч франков… Не поднимешься ли ты со мной, чтобы отобрать процентные бумаги для продажи.

— Но ты прекрасно можешь отобрать их сама, — отвечала девушка.

— Нет, ведь ты знаешь, я ничего не делаю без тебя. Это твои деньги.

Потом г-жа Шанто перестала быть столь щепетильной. Как-то вечером Лазар признался ей в долге, который он скрывал от Полины: пять тысяч франков за медные трубы, которые даже не пошли в дело. Так как г-жа Шанто недавно отпирала ящик вместе с девушкой, теперь она поднялась наверх одна и, видя отчаяние сына, взяла пять тысяч франков, намереваясь положить их обратно при первой же возможности. Но с той поры брешь была пробита, она привыкла черпать из нее не считая. К тому же г-жа Шанто стала находить унизительным, что в ее возрасте она должна чувствовать постоянную зависимость от Полипы, и даже затаила из-за этого злобу против нее. Девчонке вернут эти деньги, а из того, что они принадлежат ей, отнюдь не следует, что и шагу ступить нельзя без ее разрешения. С тех пор как в ящике образовалась брешь, тетка уже не требовала, чтобы Полина сопровождала ее. Девушка вздохнула с облегчением, при всей ее доброте ей было тяжело подходить к бюро: разумом она понимала, что катастрофа надвигается, и врожденная расчетливость, унаследованная от матери, возмущалась против этого. Вначале Полину изумляло молчание г-жи Шанто. Она понимала, что деньги все-таки уплывают, просто тетка обходится без ее согласия. Потом она решила, что так лучше. По крайней мере она не огорчается каждый раз при виде того, как тает пачка бумаг. Отныне они лишь порой обменивались беглым взглядом: племянница смотрела в упор и с беспокойством, догадываясь о новом займе, а тетка опускала глаза, возмущенная тем, что ей приходится изворачиваться. В ее душе зарождалась ненависть к Полине.

Вдобавок в этом году Давуан был объявлен банкротом. Хотя Шанто и предвидели крах, тем не менее это было для них ужасным ударом. У них осталось лишь три тысячи франков ренты. Удалось спасти около двенадцати тысяч франков, которые тотчас же были отданы в рост. В общем, они стали получать триста франков в месяц. Поэтому со второй половины месяца г-же Шанто пришлось взять пятьдесят франков из денег Полины, так как вершмонский мясник представил неоплаченный счет. Еще сто франков ушло на покупку котла для кипячения белья, десять франков на картофель и пятьдесят су на рыбу. Старуха дошла до того, что изо дня в день поддерживала Лазара жалкими подачками; она пала еще ниже, тащила сантимы на хозяйство, чтобы тайком заткнуть дыру какого-нибудь долга. Особенно в конце месяца можно было то и дело наблюдать, как она крадучись выходила из комнаты и почти тотчас же возвращалась, держа руку в кармане, откуда она без зазрения совести доставала для оплаты очередного счета одно су за другим. Это вошло в привычку, она продолжала жить за счет ящика в бюро и неслась по течению, закусив удила, уже не сопротивляясь. Хотя навязчивая идея всегда влекла г-жу Шанто наверх, все же, когда она опускала крышку бюро и раздавался легкий скрип, это раздражало ее. Какая рухлядь! Подумать только, что она никогда не имела возможности купить себе приличный письменный стол! Это почтенное бюро, которое прежде, когда оно было набито деньгами, придавало дому веселый и богатый вид, теперь терзало ее, словно отравленный ларец, наполненный разными бедами, из щелей которого ползут несчастья.

Как-то вечером Полина пришла со двора, крича:

— Там булочник!.. Ему должны за три дня два франка восемьдесят пять сантимов.

Госпожа Шанто обшарила карманы.

— Придется подняться наверх, — тихо сказала она.

— Не ходи, тетя, я поднимусь, — не подумав, предложила девушка. — Где твои деньги?

— Нет, нет, ты не найдешь… Я не помню где…

Тетка говорила запинаясь, они молча обменялись взглядом, и обе побледнели. С минуту длилось замешательство, затем г-жа Шанто, вся похолодев от сдерживаемого бешенства, поднялась наверх. Теперь она была твердо уверена, что ее воспитанница догадалась, где она намерена взять два франка восемьдесят пять сантимов. Зачем только она так часто показывала Полине деньги в ящике? Теперь ее былая честность и чрезмерная откровенность вызывали в ней досаду. Вероятно, эта девчонка мысленно следует за ней, видит, как она отпирает ящик, роется и снова запирает его. Когда она спустилась вниз и расплатилась с булочником, гнев ее обрушился на девушку:

— Что у тебя за вид? Где ты так измазала платье?.. Верно, таскала воду для огорода. Вероника сама может управиться со своими делами. Право! Ты словно нарочно пачкаешься, верно, не знаешь, как дорого это обходится… Не больно много ты платишь за пансион… Я едва свожу концы с концами.

И она продолжала в том же духе. Полина, которая сперва пыталась защищаться, теперь с душевной болью слушала ее, не возражая ни слова. Она чувствовала, что с некоторых пор тетка относится к ней все хуже и хуже. Оставшись наедине с Вероникой, девушка расплакалась, а служанка начала греметь кастрюлями, словно стараясь не замечать этого. Она постоянно ворчала на девушку, но теперь сквозь ее грубость ощущалось сочувствие.

Настала зима. Лазар впал в уныние. Увлечение длилось недолго, теперь завод внушал ему отвращение и ужас. В ноябре в связи с предстоящими денежными затруднениями его охватил страх. Прежде он преодолевал препятствия, а на сей раз трепетал, приходил в отчаяние, обвинял науку. Эта затея с переработкой водорослей глупа, сколько бы ни усовершенствовали методы, нельзя вырвать у природы то, чего она не хочет отдавать; он обрушился даже на своего учителя, знаменитого Гербелена, который был так любезен, что, отказавшись от задуманного путешествия, посетил завод и стоял в полном смущении перед аппаратами. Ученый заявил, что они, возможно, слишком громоздки и не могут действовать с той же точностью, как маленькие приборы в его лаборатории. Словом, опыты наглядно доказали, что еще не найден способ поддерживать надлежащую низкую температуру для кристаллизации веществ. Лазару удавалось получать из водорослей известное количество бромистого калия, но он никак не мог окончательно выделить четыре или пять других веществ. Их приходилось списывать в брак, и дальнейшая разработка грозила крахом. Он заболел от огорчения и признал себя побежденным. Как-то вечером, когда г-жа Шанто и Полина молили его успокоиться, сделать последнюю попытку, произошла тяжелая сцена. Он плакал, говорил оскорбительные слова, яростно хлопал дверьми, так что испуганный Шанто только подскакивал в своем кресле.

— Вы убьете меня! — воскликнул молодой человек, расстроенный и отчаявшийся, как ребенок, запираясь на ключ в своей комнате.

На другой день к завтраку Лазар принес лист бумаги, испещренный цифрами. Из ста восьмидесяти тысяч франков Полины уже израсходовано около ста тысяч. Разумно ли продолжать? Ухлопаем остальное. Лазар побледнел, прежние страхи овладели им. Впрочем, теперь г-жа Шанто соглашалась с ним. Никогда она не противоречила сыну, она так любила его, что невольно становилась соучастницей его ошибок. Одна только Полина еще пыталась спорить. Эта цифра, сто тысяч франков, ошеломила ее. Возможно ли? Он уже отнял больше половины ее состояния! Сто тысяч франков будут потеряны, если он откажется продолжать борьбу! До конца обеда она тщетно убеждала родных. Затем, придя в полное отчаяние и боясь разразиться упреками, Полина поднялась наверх и заперлась в своей комнате.

После ее ухода наступило молчание. Шанто в замешательстве продолжали сидеть за столом.

— Право, эта девушка скупа, какой ужасный порок, — сказала мать семейства. — Я не желаю, чтобы Лазар выбивался из сил и изводил себя попусту.

Шанто осмелился робко вмешаться:

— Мне никогда не говорили о такой сумме… Бог мой, сто тысяч франков. Это ужасно.

— Подумаешь, сто тысяч франков! Что ж из этого? — резко оборвала его жена. — Ей вернут их… Если наш сын женится на ней, уж он как-нибудь сумеет заработать эти сто тысяч франков.

Тотчас же занялись ликвидацией дела. Бутиньи вконец напугал Лазара, разъяснив ему всю безнадежность положения. Долги достигли почти двадцати тысяч франков. Узнав, что компаньон решил выйти из дела, Бутиньи сначала заявил, что он тоже собирается ехать в Алжир, где его ждет прекрасная должность. Потом, как бы против воли, согласился взять завод, но под конец так запутал счета, что получил участок, постройки и оборудование в погашение двадцати тысяч франков долга. Когда Лазару в последнюю минуту удалось вырвать у него пять тысяч франков векселями, подлежащими оплате через каждые три месяца, он чувствовал себя почти победителем.

На другой день Бутиньи перепродал все медное оборудование и, отказавшись от всяких научных исследований, приспособил завод под широкое производство соды для промышленности по старым, уже известным методам.