Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя

— Может, приступим к делу?

Она решила, что отчет подпишут в ее комнате: это будет более торжественно. С той поры как Шанто принимал салицилку, ему стало легче ходить. Он поднимался по лестнице за женой, опираясь на перила; Лазар заявил было, что хочет пойти покурить на террасу, но г-жа Шанто потребовала, чтобы он присутствовал хотя бы из приличия. Доктор и Полина поднялись первые. Изумленный Матье замыкал шествие.

— До чего надоел этот пес, вечно он ходит по пятам, — воскликнула г-жа Шанто, собираясь захлопнуть дверь. — Ну входи, не то будешь потом скрестись… Здесь нам будет спокойно… Видите, все подготовлено.

Действительно, чернильница и ручки лежали на круглом столике. В комнате г-жи Шанто был спертый воздух и стояла мертвая тишина, как в нежилых помещениях. Одна только Минуш бездельничала здесь целыми днями, когда ей удавалось забраться сюда утром. Она и теперь спала, свернувшись клубочком на мягком ложе, и, удивленная этим нашествием, подняла голову, глядя на всех своими зелеными глазами.

— Садитесь, прошу вас, садитесь, — твердил г-н Шанто.

Дело было быстро улажено. Г-жа Шанто стушевалась, предоставив мужу играть роль, которую она репетировала с ним со вчерашнего дня. Чтобы все было согласно закону, десять дней назад дядя передал Полине в присутствии доктора отчет по опеке, — толстую тетрадь, где с одной стороны был занесен приход, с другой — расход; все было учтено, не только содержание воспитанницы, но и деловые издержки, а также расходы на поездки в Кан и Париж. Теперь оставалось только принять счета и расписаться. Но Казенов, серьезно относившийся к своей роли попечителя, затронул вопрос о заводских делах и попросил Шанто ознакомить его с некоторыми подробностями. Полина умоляюще взглянула на доктора. К чему? Она сама помогала сверять эти счета, написанные тончайшим косым почерком тетки.

А Минуш в это время уселась посреди пухового одеяла, чтобы лучше наблюдать за этой странной возней. Матье, сперва скромно положивший голову на край ковра, теперь опрокинулся на спину, не в силах противостоять желанию поваляться на пушистом теплом ворсе, и стал кататься, рыча от удовольствия.

— Лазар, вели ему замолчать! — сказала наконец г-жа Шанто, выведенная из терпения. — Ничего не слышно.

Чтобы скрыть смущение, молодой человек подошел к окну и стал следить за белым парусом, проносившимся вдали. Ему было стыдно слушать, как отец подробно перечисляет огромные суммы, которые вылетели в трубу во время краха завода.

— Замолчи, Матье, — сказал он, пихнув собаку ногой.

Пес решил, что ему почесали брюхо, а он это обожал, и потому зарычал еще громче. К счастью, оставалось только поставить подписи. Полина поспешно, одним росчерком пера написала свою фамилию. Затем доктор, словно нехотя, поставил на гербовой бумаге подпись с огромной завитушкой. Наступило тягостное молчание.

— Итак, — сказала г-жа Шанто, — наличность составляет семьдесят пять тысяч двести десять франков тридцать сантимов. Я передам эти деньги Полине.

Она направилась к бюро, крышка поднялась с глухим скрипом, который так часто раздражал г-жу Шанто. Но в эту минуту она вела себя торжественно, выдвинула ящик, и все увидели старый переплет приходо-расходной книжки, тот самый переплет под зеленый мрамор, покрытый жирными пятнами; только пачка стала гораздо тоньше, процентных бумаг было меньше, и они уже не распирали кожаного корешка.

— Нет, нет, — воскликнула Полина, — пусть это останется у тебя, тетя.

Госпожа Шанто рассердилась.

— Мы сдали отчет, мы должны вернуть деньги… Это твое состояние. Помнишь, что я тебе сказала восемь лет тому назад, когда положила их сюда? Мы не присвоим ни одного су.

Она достала бумаги и заставила девушку пересчитать их. Оказалось на семьдесят пять тысяч франков процентных бумаг и небольшой столбик золотых монет, завернутый в обрывок газеты.

— Куда я дену все это? — спросила Полина, которая даже покраснела при виде такой крупной суммы.

— Положи к себе в комод, — ответила тетка. — Ты уже достаточно взрослая, чтобы хранить свои деньги. Я не хочу больше их видеть… Бери! А если тебе их некуда девать, отдай Минуш, она смотрит на тебя с большим интересом.

Шанто рассчитались и повеселели. Лазар вздохнул с облегчением и стал играть с псом, который, пытаясь поймать собственный хвост, вертелся, как волчок, а доктор Казенов, войдя в роль попечителя, обещал Полине получать причитающуюся ей ренту и выгодно поместить капитал.

А в это время внизу, на кухне, Вероника яростно гремела кастрюлями. Она прокралась наверх, приложила ухо к двери и слышала весь разговор. Вот уж несколько недель в ней исподволь зарождалась любовь к молодой девушке, рассеивая остатки предубеждения.

— Ей-ей, они промотали добрую половину, — злобно ворчала она. — Нет, это уж свинство… Конечно, незачем ей было лезть к нам, но это еще не причина, чтобы ободрать ее как липку… Что до меня, то я справедлива. В конце концов я полюблю эту девчонку.

В субботу, когда Луиза, собиравшаяся провести у Шанто два месяца, высадилась из экипажа прямо у террасы, она застала всю семью в сборе. День близился к концу, жаркий августовский день, освежаемый морским ветерком. Аббат Ортер уже пришел и играл в шашки с Шанто. Г-жа Шанто, сидя подле них, вышивала платок. В нескольких шагах от нее стояла Полина перед каменной скамьей, на которой она усадила четверых деревенских ребятишек, двух девочек и двух мальчиков.

— Как! Ты уже здесь! — воскликнула г-жа Шанто. — А я только собиралась сложить работу и пойти тебе навстречу до развилка.

Луиза весело ответила, что папаша Маливуар домчал ее мигом. Она хорошо себя чувствовала, не захотела даже переодеваться, а когда крестная ушла проверить, удобно ли устроили гостью, она сняла шляпу и повесила ее на крючок ставни. Расцеловав всех, она вернулась к Полине и, нежно улыбаясь, обняла ее за талию.

— Взгляни-ка на меня! Ну что? Мы с тобой стали совсем взрослые… Знаешь, мне стукнуло девятнадцать, я уже старая дева. Кстати, поздравляю… О! не прикидывайся дурочкой, мне сказали, это произойдет в следующем месяце.

Полина отвечала на ее ласки с покровительственной нежностью старшей сестры, хотя была моложе ее на полтора года. Легкая краска проступила на щеках девушки, ведь речь шла о ее свадьбе.

— Нет, это неправда, уверяю тебя, — ответила она. — Еще ничего точно неизвестно, вероятно, это будет только осенью.

Действительно, г-жа Шанто, прижатая к стене, несмотря на свое противодействие, которое даже начали замечать молодые люди, назначила свадьбу на осень. Она снова выдвигала ту же отговорку, ей хотелось, чтобы сын сперва подыскал какую-нибудь должность.

— Ну хорошо, — сказала Луиза, — я знаю, ты скрытная. Но меня, надеюсь, пригласят?.. А где же Лазар?

Шанто, который проиграл аббату, ответил:

— Разве ты не встретила его, Луизетта? Мы только что говорили, что, вероятно, вы приедете вместе. Да, он в Байе, у него дело к помощнику префекта, но вечером попозже он должен вернуться.

И Шанто снова принялся за игру.

— Теперь начинаю я, аббат… Знаете, мы наверняка построим эти долгожданные заграждения, ведь не может департамент отказать нам в субсидии на такое дело.

Это было новое увлечение Лазара. Во время последних мартовских приливов опять снесло два дома в Бонвиле. Деревушке угрожало, что ее окончательно прижмет к утесам, если не будут сделаны надежные защитные укрепления, так как море постепенно захватывало узкую береговую полосу. Но этот поселок, состоящий из тридцати жалких лачуг, был так ничтожен, что Шанто, будучи мэром, на протяжении десяти лет тщетно обращал внимание супрефекта на бедственное положение жителей. Наконец Лазар, поощряемый Полиной, которая хотела, чтобы он чем-нибудь занялся, надумал соорудить целую систему волнорезов и дамбу, которые должны обуздать море. Но на это нужны были средства, по меньшей мере двенадцать тысяч франков.

— Вот это я у вас возьму, мой друг, — сказал кюре, беря пешку.

Затем он стал рассказывать подробности о старом Бонвиле.

— Старожилы говорят, что когда-то под самой церковью, в километре от теперешнего берега, стоял хутор. Вот уже более пятисот лет море мало-помалу их пожирает… Это просто непостижимо. Они из поколения в поколение должны искупать свои грехи.

Тем временем Полина подошла к скамье, где ее поджидали четверо ребятишек, грязных, оборванных, с разинутыми ртами.

— Кто это такие? — спросила Луиза, не решаясь подойти близко.

— Это мои маленькие друзья, — ответила Полина.

Теперь ее благотворительность распространилась на всю округу. Она инстинктивно любила всех несчастных, их грязь и уродство не внушали ей отвращения; доходило до того, что она привязывала палочки к сломанной лапке курицы, а на ночь выставляла на улицу миски с супом для бездомных кошек. Ее постоянно одолевала потребность заботиться о несчастных, она с, радостью помогала всем. Поэтому бедняки тянулись к ее щедрым рукам, как голодные воробьи слетаются к окнам амбара. Весь Бонвиль, эта кучка рыбаков, измученных невзгодами, живущих под вечной угрозой приливов, шла к «барышне», как они называли ее. Но особенно она любила детей, мальчишек в дырявых штанишках, сквозь которые просвечивало голое тело, бледных, вечно голодных девчонок, пожиравших глазами приготовленные для них тартинки. И пройдохи родители, злоупотребляя добротой Полины, посылали к ней самых оборванных, самых тщедушных ребят, чтобы еще больше ее разжалобить.