Собрание сочинений. Т. 9. Дамское счастье. Радость жизни - Эмиль Золя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вам говорил! — кричал Лазар. — Теперь можете не бояться. Плевать вам на него!
Стоявший рядом Пруан, который уже три дня напролет пил, только качал головой, бормоча:
— Поглядим, что будет, когда ветер подует с моря.
Остальные рыбаки молчали. Но по кривым усмешкам Кюша и Утлара было видно, что они не очень-то доверяют всем этим ухищрениям. И потом им не хотелось, чтобы какой-то щуплый барчук одержал победу над морем, хотя оно и разоряло их. Ничего, они еще посмеются над этим сопляком, когда море снесет его бревна, как соломинки. Правда, и деревня может пострадать, но все-таки это будет здорово.
Вдруг разразился ливень. Крупные капли падали из свинцовой тучи, которая заволокла почти все небо.
— Не беда, постоим еще минутку, — восторженно, повторял Лазар. — Глядите, глядите, ни одна свая не шелохнется!
Он раскрыл зонт над головой Луизы. А она с видом озябшей голубки все ближе прижималась к нему. Забытая Полина не отрываясь смотрела на них, и в ней нарастала волна бешенства, словно она чувствовала их трепетные прикосновения. Лило как из ведра. Вдруг Лазар обернулся.
— Ты с ума сошла! Раскрой хотя бы свой зонтик, — крикнул он.
Полина стояла как вкопанная, застывая под этим ливнем, казалось даже не замечая его. Она ответила хриплым голосом:
— Оставь меня в покое, мне хорошо.
— О, Лазар, прошу вас, — с беспокойством лепетала Луиза, — заставьте ее подойти… Мы уместимся втроем…
Но Полиной овладело дикое упрямство, и она даже не снизошла до ответа. Ей хорошо, зачем они пристают. Лазар, видя, что уговаривать ее бесполезно, снова прикрикнул:
— Это наконец глупо, бежим к Утларам!
Она резко заявила:
— Бегите куда вам угодно… Раз мы пришли, я хочу смотреть.
Рыбаки разбежались. Полина неподвижно стояла под ливнем и глядела на сваи, уже скрывшиеся под волнами. Казалось, она целиком поглощена этим зрелищем, хотя в водяной пыли, в сером, пронизанном дождем тумане, поднявшемся с моря, ничего нельзя было разобрать. С платья Полины текли ручьи, на плечах и на руках прилипшая материя выделялась большими черными пятнами. Только когда западный ветер разогнал тучи, девушка согласилась уйти.
Все трое возвращались домой молча. От дяди и тети скрыли случившееся. Полина тут же пошла переодеться, а Лазар тем временем рассказывал о том, что опыт прошел блестяще. Вечером, за столом, Полину начало лихорадить, но, хотя было видно, как ей трудно глотать, она заявила, что у нее ничего не болит. Она даже грубо ответила Луизе, которая то и дело с нежностью и беспокойством справлялась о ее самочувствии.
— До чего дурной характер, право, она становится несносной, — пробормотала г-жа Шанто за ее спиной. — Ей просто нельзя слова сказать.
Около часу ночи Лазара разбудил чей-то горловой кашель, такой надрывный и сухой, что он сел на кровати и стал прислушиваться. Сперва он подумал, что это кашляет мать, потом ему вдруг почудился звук падающего тела и скрип половиц; он спрыгнул с постели и быстро оделся. Это не кто иной, как Полина, кто-то упал совсем рядом, за стеной. Спички ломались в его дрожащих пальцах. Наконец он вышел со свечой и, к своему изумлению, увидел, что дверь против его комнаты открыта. У порога на боку лежала девушка в ночной рубашке, с обнаженными руками и ногами.
— Что случилось? — крикнул Лазар. — Ты оступилась?
У него мелькнула мысль, что она снова бродила и шпионила за ним. Но Полина не отвечала, она не двигалась и лежала как мертвая, с закрытыми глазами. Видимо, в ту минуту, когда она хотела позвать на помощь, у нее закружилась голова и она упала без чувств.
— Полина, отвечай, умоляю… Что у тебя болит?
Он наклонился, осветил ее. Лицо было красно, она вся пылала, как при сильном жаре. Невольное смущение охватило его, и он стоял в замешательстве перед этой полуобнаженной девушкой, не смея взять ее на руки и отнести на кровать; но неловкость тут же сменилась чувством братской тревоги. Уже не замечая, что Полина раздета, он поднял ее и понес, даже, не сознавая, что держит в объятиях женщину. Уложив Полину в постель, он вновь спросил, даже позабыв укрыть ее одеялом:
— Боже мой, скажи что-нибудь… Может, ты ушиблась!
От толчка Полина приоткрыла глаза, но по-прежнему не произносила ни слова, только смотрела на Лазара в упор; он продолжал расспрашивать, и наконец она поднесла руку к шее.
— У тебя болит горло?
Тогда каким-то чужим голосом, надрывно и со свистом, она тихо сказала:
— Не заставляй меня говорить, умоляю… Мне слишком больно.
И тут же у нее начался сильный приступ кашля, того самого горлового кашля, который Лазар слышал из своей комнаты. Лицо ее посинело от невыносимой боли, на глазах выступили крупные слезы. Полина приложила руку ко лбу, голова у нее раскалывалась, словно по ней били молотом.
— Это ты сегодня подхватила, — растерянно пробормотал Лазар. — Разве можно было идти туда, ведь ты уже заболевала…
Он умолк, встретив молящий взгляд девушки. Рука ее ощупью искала одеяло. Он укрыл ее до подбородка.
— Покажи горло, я взгляну.
Она с трудом разжала челюсти. Он поднес свечу и едва разглядел гортань, блестящую, сухую, багровую. Разумеется, это ангина. Но сильный жар, ужасная головная боль внушали ему опасения. По лицу Полины было видно, что она задыхается и невыносимо страдает. Лазара охватил безумный страх, как бы она не умерла тут же, у него на глазах. Полина уже не могла глотать, ее всю трясло. Снова начался приступ кашля, и она потеряла сознание. Лазар совершенно обезумел, он бросился к двери служанки и стал барабанить кулаками.
— Вероника! Вероника! Вставай… Полина умирает.
Когда испуганная, полуодетая Вероника вошла к барышне, он метался по комнате, кляня все на свете.
— Какая проклятая дыра, подохнешь здесь, как собака… Чтобы добиться помощи, нужно пройти больше двух лье…
Он бросился к Веронике.
— Пошли кого-нибудь, пусть немедленно привезут доктора!
Служанка подошла к постели и с ужасом взглянула на красное, воспаленное лицо Полины, — она все больше привязывалась к девушке, которую прежде так ненавидела.
— Я пойду сама, — просто сказала Вероника. — Так будет скорее… Хозяйка сама затопит печку, если вам понадобится.
Еще совсем сонная, она надела башмаки и закуталась в шаль, затем, сообщив обо всем г-же Шанто, крупным шагом отправилась в путь по грязной дороге. На колокольне пробило два, было так темно, что она то и дело налетала на груды камней.
— Что случилось? — спросила г-жа Шанто, войдя в комнату.
Лазар еле отвечал. Он лихорадочно рылся в шкафу, перебирая старые учебники по медицине, и, склонившись над комодом, дрожащими руками перелистывал страницы, стараясь вспомнить то, что знал прежде. Но все спуталось, все смешалось, он непрерывно справлялся в оглавлении, ничего не находя.
— Наверно, это просто мигрень, — твердила г-жа Шанто, усевшись. — Лучше всего дать ей выспаться.
Тогда Лазар вышел из себя.
— Мигрень. Мигрень… Послушай, мама, меня раздражает твое равнодушие. Пойди-ка лучше согрей воду.
— Луизу будить незачем? — спросила она.
— Да, да, незачем… Мне никто не нужен. Я позову.
Оставшись один, он подошел к кровати и взял руку Полины, чтобы пощупать пульс. Он насчитал сто пятнадцать ударов и почувствовал, как эта пылающая рука сжимает его руку. Девушка, лежа с закрытыми глазами, этим прикосновением выражала благодарность и просила у него прощения. Полина даже не могла улыбнуться ему, но она хотела дать понять, что все слышала и очень растрогана тем, что он здесь, наедине с ней и уже не думает о другой. Обычно болезни внушали Лазару отвращение, он убегал при малейшем недомогании близких, уверяя, что он непригоден для роли сиделки, так как не уверен в своих нервах и может разрыдаться. Поэтому Полина была преисполнена удивления и признательности, видя его самоотверженность. Пожалуй, он сам не смог бы объяснить, какое пламя воодушевляло его, откуда эта потребность отдать все силы, чтобы облегчить ее страдания? Горячее пожатие маленькой ручки растрогало его, ему захотелось вселить в Полину мужество, приободрить ее.
— Это пустяки, дорогая. Я послал за Казеновым… Главное, не бойся.
По-прежнему не раскрывая глаз, она с трудом прошептала:
— О, я не боюсь… Но ты беспокоишься, вот что меня огорчает.
Потом еще тише, голосом, похожим на шелест ветерка:
— Ну как? Ты простил меня… Я была гадкая сегодня.
Лазар наклонился и поцеловал ее в лоб, как свою жену, но тотчас же отошел; слезы душили его. До прихода врача он хотел приготовить по крайней мере успокоительную микстуру. Аптечка Полины находилась тут же, в узком стенном шкафчике. Но Лазар, боясь ошибиться, стал спрашивать, где что стоит, и в конце концов налил несколько капель морфия в стакан сладкой воды. Полина проглотила одну ложку, но ей стало до того больно, что Лазар не решился дать еще. Это было все, он чувствовал, что не способен больше ничего предпринять. Ожидание становилось мучительным. Когда он уже не в силах был смотреть на ее страдания и ноги его подкашивались от долгого стояния у кровати, он снова раскрыл свои книги, надеясь найти описание болезни и метод ее лечения. Уж не дифтерийная ли это ангина? Но ведь он не заметил ложных пленок на мягком нёбе. Лазар упорно перечитывал способы лечения дифтерийной ангины, теряя нить, не понимая смысла длинных фраз, стараясь разобраться в ненужных подробностях, подобно ребенку, который зубрит непонятный урок. Когда Полина стонала, он снова спешил к кровати. Лазар весь дрожал, в голове гудело от научных терминов, тревога его все усиливалась.