Птицелов - Юлия Остапенко

Убивать человека, сторожившего конюшни, Лукас тоже не стал — а вот за такое могли бы и погоню снарядить. Просто сказал, что он и мессер патрицианец уезжают немедленно, и без помех вывел из конюшни и своего, и патрицианского коня. Конюх, похоже, был только рад — патрицианцев тут и впрямь не любили, как и тех, кто с ними водится. Лукас держался настороже, остерегаясь поймать спиной стрелу, но ему позволили выехать без помех. К тому времени, когда мальчишка должен был очнуться, Лукас находился уже в нескольких милях севернее от постоялого двора.

Найти Нордем оказалось довольно просто — он загораживал перевал в горах и был виден издалека, врастая в лес там, где пропадали последние одинокие хутора. На вид — громоздкое и неприятное местечко, впрочем, как и все строения в старосеверном стиле. Даже в свете дня форт казался неуклюжим бесцветным увальнем, привалившимся к скале; лес перед стенами был вырублен на триста ярдов, но снег не шёл уже несколько дней, и дорога к воротам была вытоптана и покрыта грязью. Лукас внимательно осматривал дорогу, понемногу сбавляя шаг по мере приближения к Нордему — он хотел, чтобы его заметили. Коней он оставил в лесу, в кстати подвернувшейся расселине неподалёку, и теперь шёл пешком, иногда останавливаясь и оглядываясь, чтобы позволить наблюдателям со стены разглядеть алую ладонь, вышитую на его плаще. Они должны знать, что к ним идёт патрицианец. Впрочем, оглядывался он вовсе не просто так — ему хотелось удостовериться, правда ли он видит на дороге не только грязь, но и кровь. Похоже, совсем недавно кому-то не слишком сладко пришлось на этой дороге.

Расчет оказался верен — ворота распахнулись прежде, чем Лукас приблизился к ним вплотную. Направленные в его сторону острия пик выглядели не слишком приветливо, но он не сбавил шаг, пока не услышал короткое и отрывистое: «Стоять!»

Только тогда он остановился.

— Ты на мушке у лучника, мессер! — крикнул кто-то со стены, и Лукасу не надо было поднимать голову, чтобы проверять правдивость сказанного — он это и так знал. — Так что двигайся медленно и на вопросы отвечай прямо. Кто ты и что тебе надо?

— Я Лукас из Джейдри, — ответил он, глядя на пикейщиков у ворот. — Рыцарь-патрицианец. Я узнал, что в этом форте требуется помощь святого ордена. И пришёл её оказать.

— Откуда узнал-то?

— От своего младшего собрата, которого вы попытались схватить два дня назад.

— Пропустить!

Пикейщики расступились, освобождая ему путь. Лукас прошёл в форт. Ворота закрылись за его спиной.

— Мать твою, Лукас Джейдри! — прогремел неприятно знакомый голос. — И давно ли ты снюхался с Попрошайкиными жополизами?

Ойрек, как всегда, являл образец благородства и куртуазности, как и пристало высокородному рыцарю. Он стоял посреди двора, уперев кулаки в бока, и счастливо скалился, явно забавляясь такому стечению обстоятельств. Причём, судя по блеску его глаз, у него были свои причины для радости. Лукас поздравил себя с тем, что сообразил назваться настоящим именем — иначе его уже подняли бы на пики. Впрочем, ввиду потрёпанности войск герцогини, встретить при ней старых знакомцев было вполне ожидаемо.

— Времена меняются быстро, доблестный сэйр Ойрек, — сухо улыбнулся Лукас. — Я вижу, ты в добром здравии и, что важнее, настроении.

— Ну ещё бы! — ещё шире заухмылялся тот. — Хотя, по правде говоря, настроенье моё было просто отвратным, пока я тебя не увидел. Ну, пойдем выпьем за встречу, что ли…

Со времён осенней кампании Лукас уяснил, что совместная пьянка — единственное, в чём не стоит отказывать сэйру Ойреку, если хочешь сохранить с ним терпимые отношения. Поэтому отказываться не стал, тем более что, судя по всему, Ойрек занимал в Нордеме отнюдь не последнее место.

Впрочем, Лукас быстро понял, что это верно лишь отчасти.

В форте не было шума и гула, обычного для гарнизона. Что происходило на заднем дворе, Лукас не видел — его сразу провели внутрь, но и там было необычайно тихо и безлюдно. Рыцари выпивали, но уныло и как-то безрадостно. Похоже, совсем недавно тут что-то стряслось. Неужели Мессера?.. Проклятье.

— Постой-ка, Ойрек, — Лукас положил руку рыцарю на плечо. — Как ты можешь видеть, я принял сан, и нахожусь здесь прежде всего как патрицианец…

— Да неужто? — на лице Ойрека отобразилось удивление. — Хочешь сказать… ты ничего не знаешь? А! Ну, оно и верно, откуда бы?! — он расхохотался, и Лукасу это вовсе не понравилось. — И то правда! То-то я охренел, когда тебя тут увидал. Ну, думаю, сукин сын, и впрямь не иначе как мысли читать умеет. А ты вон как… патрицианец! Ну, ну! — он снова захохотал. Лукас молча переждал этот припадок веселья. Потом сказал без улыбки:

— Не знаю, о чём ты говоришь, но я прибыл сюда как слуга Единого, и намерен выполнить долг, который…

— Да не заливай, — осклабился Ойрек. — Я скорей сдохну, чем поверю, что ты подрядился ползать на брюхе перед этими…

— Святой брат.

Лукас обернулся, Ойрек тоже, не скрывая раздражения, но тут же отступил, кривя губы и отводя взгляд. Лукас посмотрел на вошедшего человека. Высокий, худощавый, с чертами лица, которые принято называть благородными. Без сомнения, рыцарь и, судя по всему, дворянин. Почти наверняка приближённый к Мессере — она всегда тянулась к проявлениям благородства, не важно, реального или показного, что её без сомнения рано или поздно погубит… если уже не погубило. Впрочем, если и так, то вряд ли по его вине. Лукас ясно видел, что этот человек в горе, хотя и очень хорошо это скрывает.

Рыцарь поклонился ему:

— Я сэйр Лайам из Роччера, командующий войсками её светлости герцогини Пальмеронской и комендант форта Нордем.

Лукас поклонился в ответ и представился в том же официальном тоне:

— Я сэйр Лукас из Джейдри, рыцарь ордена Святого Патрица, да будет с нами воля и благость его, — он осенил себя святым знамением. Никто из присутствующих не повторил его жеста. Как мило, неужто они решили совсем перестать притворяться? Это было ему по душе.

— Я надеюсь, — проговорил сэйр Лайам, глядя на Лукаса в упор, — мои люди не были слишком грубы… приглашая вас в Нордем.

— Со мной — нет. Но они были грубы с моим юным братом по ордену, которого пытались притащить сюда силой. К сожалению… или к счастью, стремление совершить паломничество к святым местам оказалось в нём сильнее желания оказать помощь язычникам, едва не переломавшим ему все кости. Поэтому я пришёл сюда вместо него, ибо юности простительно малодушие, а истинный слуга божий не может не ответить на зов, от кого бы он ни шёл.

Сэйр Лайам смотрел на него с уважением, Ойрек же — с удивлением, медленно переходящим в понимание, а потом — в злость. «Да нет, — подумал Лукас, краем глаза следя за Ойреком, — вряд ли этот пень сообразил, что я вру. Во-первых, потому, что я почти и не вру… а во-вторых, Лукас, старина, пора бы тебе и впрямь избавляться от мании преследования. Мало кто способен определить ложь так же легко, как ты».