Боги и человек (статьи) - Борис Синюков

Теперь надо учесть то обстоятельство, что как–то так случайно все сколько–нибудь значительные достижения науки произрастают на «стыке» наук. Это часть абсурдной «теории», которую я упомянул, которая тоже стремится стать «отдельной» наукой. Между тем, это совсем не так. Не на стыке наук рождаются хорошие идеи, а в универсальной голове, которой почти все науки по плечу. И тут мне еще раз необходимо вернуться в общеобразовательную школу.

Школьник, которому все предметы, любит он их, или не любит, даются легко и свободно – вот потенциальный ученый, притом в любой отрасли знаний, которая его заинтересует как следует. И менять эти науки этот ученый может как перчатки, естественно, сколько хватит сил и продолжительности жизни. Физик Сахаров, например, даст сто очков вперед некоторым записным юристам по правам человека и основам конституционного строя. Такой любознательный школьник все равно поступит в какой–нибудь «узкий» институт, как Геодакян, например, поступил в химико–технологический, но самое свое большое достижение получил в открытии закона регулирования производства того или иного пола матерью уже после зачатия, то есть по потребности в этом поле окружающей среды. И такой человек, заинтересовавшись вдруг даже по газетной статье какой–либо проблемой, отстоящей от его собственной науки на миллионы световых лет, с легкостью и быстро, не сходя с дивана, овладеет сперва этой наукой, а затем и проблемой, и решит ее на удивление «специалистам» по этой проблеме. И эти «специалисты» будут его сильно ненавидеть, вредить и не «принимать» его «дилетантского взгляда».

Орава же ученых, кормящаяся в институте, который, в свою очередь, не что иное как институт по всем гайкам разом, а не только по гайке номер восемь, вдруг сыграла в футбол с институтом по болтам к тем же самым гайкам. Вот это и есть как бы стык наук. Тогда как, вообще говоря, наука всего одна, и потому – без «стыков». Ибо, занимаясь болтами и гайками по отдельности, можно забыть, что они предназначены для вкручивания друг в друга. Это грубый пример, но понятный. Разделившись же на епархии, каждая пытается найти философский камень в одиночку. А он оказывается на «стыке» между ними, и болты к гайкам не подходят.

Притом здесь начинает действовать еще и психика. Психологи изучили и доказали, что, смотря, например, на лист бумаги с картинкой, человек мало обращает внимания на то, что нарисовано по периметру, сосредотачивая свое внимание на центр и близкие к нему детали. И края, где данная картинка, находясь в центре, стыкуется с продолжением картинки еще на четырех листах бумаги, остается без внимания. Но ведь пять исследователей уперли свои глаза каждый в центр своей бумажки, и именно там ищут философский камень, каждый – свой. Тогда как он один – на всех пятерых.

С другой стороны, когда начинаешь себя заставлять обращать свое внимание на крайние детали картинки и переводить свой взор с картинки на картинку поочередно с первой по пятую, потом – наоборот и вообще переводить свой взгляд хаотически, точно такой же хаос возникает в голове. И здесь должна быть выработана методика, которая состоит в том, чтобы упростить каждую картинку, найти в ней главное и именно то, что позволяет найти общее и частное во всех пяти картинках. То есть, выстроить стержень исследования. А остальное, малозначимое, пока отбросить, чтоб не затуманивало мозги. Потом, когда концепция, принципиальная схема действия машины будет установлена и станет абсолютно отчетливо видно, что машина работоспособна, тогда можно возвращаться к ране отброшенным деталям и находить им место в машине. Например, без фар, «дворников» и клаксона машина ездить может, вот и прикручивайте их к машине в последнюю очередь.

Кажется, можно сделать вывод. Любой наукой, где много еще неопределенностей, в особенности историей, в действительности может заниматься только тот человек продуктивно, который почти все науки знает в той или иной степени, а более близкие науки к предмету исследования – в большей степени. Или может быстро их изучить, не тратя на это многие годы, а только читая книги, в основном энциклопедические, включая так называемые научно–популярные. Шибко уж серьезных, особенно узко специальных книг, вообще читать не следует до поры, когда составится собственное мировоззрение на данную науку, ибо там каждая косточка гуляша обсасывается так тщательно, что и собаке нечего делать. И в совокупном этом обсасывании десятка таких книг уже ничего нельзя понять, кроме как о «мнении» авторов на предметы настолько микроскопические, что не стоят выеденного яйца. Из этих спецкниг можно пополнить только хаос в голове, которого и без них хватает.

Например, берет историк какого–нибудь пятнадцатого фараона из двадцати пяти их династий (в каждой по 15 штук) и расписывает всю его жизнь по дням наподобие «воспоминаний современника», допустим Пушкина. Хотя таких «современников», например, у покойного В.Высоцкого, было – почти в каждой пивной, причем по единственному разу в его жизни и не больше, чем на 15 минут. Все остальное высасывается из пальца и ставится под номером в собственные «открытия». Например, первое: имяреки (перечисляются) пишут, что фараон вставал с постели от 9 до 11 утра, а я откопал в пирамиде фараона будильник, заведенный на 5–30 и это чрезвычайно важно не только для оставшихся фараоновых династий, но и для наших дней. Второе: фрараон, пишут имяреки (перечисляются на 300 листах бумаги), очень любил рыбу (латынь), так как кости ее оказались в гробнице. А я установил, что такой рыбы отродясь в Ниле не водилось. Более того, эта рыба, оказывается, по сей день живет в Скандинавии и называется селедка, и попала она в гробницу, когда норманны 2000 лет спустя при ограблении саркофага, выпивали (бутылка из–под «Абсолюта» мною найдена под саркофагом) и закусывали указанной рыбой из «отряда селедок». <…> На 12 пункте, особо важные выводы, «касающиеся и наших дней», заканчиваются, а сам автор становится «основоположником» по данному фараону, окруженный кучей, тоже в 300 человек, учеников.

Поэтому в создатели стержня истории лучше всего годятся пожилые, хваткие мужики, себе на уме и без всякого исторического образования, исхитрившиеся выкормить четверых детей в стране, где вдвоем с женой вполне можно подохнуть с голоду не разгибая спины над работой. Это называется практический ум, что значит – ум изворотливый, логичный, который из всех сказок извлекает только намек – добрым молодцам – урок, а остальное все отбрасывает, так как сказка – ложь да в ней намек.

Естественно, что такой вывод 95 процентам ученых историков очень не понравится.

Кроме того, государственной истории не должно быть. А то у нас развелось слишком много государств за последние 50 лет, и ожидается – еще больше. И в каждом государстве – своя история, которая не согласуется ни с одной соседней. Я бы вообще создал при ООН Институт истории с представительством от всех стран по одному человеку, но ни одного члена–представителя пресловутой «Восьмерки» (вернее 7 + 1) я бы туда не допустил. Равно как и членов Совета Безопасности. Вот этот институт и написал бы Всеобщую историю мира. А все остальные историки пусть пишут исторические исследования для всеобщего обозрения, но никоим случаем не пишут школьных учебников в своих странах. Это должно преследоваться как международное пиратство или терроризм. Тогда школьники по всему миру будут изучать одну и ту же историю и те, которым она понравится как наука, примкнут к ней примерно как в массовый кросс, с одинаковым для всех стартом.

Но это – несбыточная мечта. А, впрочем, почему? Чем история хуже здравоохранения, объеденного во Всемирную Организацию (ВОЗ)? Ведь вирус идиотской истории калечит души, что важнее, например, борьбы с оспой или малярией.

Палач Марк Дейч

Как мы относимся к палачам, я думаю, объяснять не надо. Гораздо любопытнее узнать, что думают палачи о себе сами. И надо исходить, прежде всего, из того факта, что палач – служба постоянная, например, как слесарь–лекальщик или столяр–краснодеревщик. И лекальщик, и краснодеревщик, естественно, гордятся своей работой, например как Безенчук из Ильфа и Петрова: «Гроб – как огурчик!» Из чего следует, что, во–первых, надо долго учиться, во–вторых, надо иметь постоянную практику, иначе навыки – пропадут.

Палачу тоже надо постоянную практику, а то не попадет топором по шее. Для наглядности попробуйте первый раз в жизни или через год перерыва взять топор в руки и три раза подряд попасть в одну и ту же зарубку, что плотник делает и сто раз подряд, даже не задумываясь о том, чтобы попасть. Рука сама наводит топор в нужное место. То же самое относится к умению забивать простые гвозди с двух–трех ударов по гвоздю, а не по пальцам. То есть палач должен быть профессионалом точно так же как и сантехник.

Переходим к гордости. Ловко снести голову – это то же самое, как выстрогать Буратино из полена. И, разумеется, палач этим гордится. Только закавыка в том, что эта гордость несколько несовместима с предметом, над которым палач «работает». Ибо от краснодеревщика и после его смерти остается предмет его гордости, переживший уже несколько поколений, например, от Екатерины Второй, а после палача остается только скоропортящийся предмет для закапывания в землю. Чем же тут гордиться? Это примерно как гордость собой продавца, умело впарившего покупателю бракованный утюг, уже два года валявшийся под прилавком. Это гордость без свидетелей своего торжества. И опять же заметьте, посторонний человек, видевший как впаривает ловкач–продавец простофиле утюг, только что им самим сданный из–за брака, невольно воскликнет, естественно, про себя: «Ну и ловкий же ты парень!» Именно так на мгновение подумают о палаче, ловко отделившем голову от туловища, и тут же забудут про это, возвращаясь домой от лобного места к своим повседневным делам.