За гранью снов (СИ) - Екатерина Владимирова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Спокойно, спокойно, - слышу голос Мартэ, не раздраженный и не злой, а будто убаюкивающий. – Тихо.
Я застонала от внезапной боли, откашливаясь от крови, а Мартэ коротко сказал о чем-то слугам. Я уже не слышала, о чем они разговаривали, да и не хотела ничего знать.
Дверца машины, как новая тюремная камера, захлопнулась за мной, погрузив меня в полутьму салона.
Я закрыла глаза и тяжело задышала, стараясь, чтобы меня не вырвало вновь. Димитрий Мартэ забрался в машину через несколько долгих томительных минут.
- Вы же собирались поговорить с Кэйвано, - услышала я немного удивленный мужской незнакомый голос со стороны водительского сиденья.
- Он уехал из замка, - ответил Димитрий, - разговор, по всей видимости, придется отложить.
- Это же неотлагательное дело, насколько мне известно? – нахмурился незнакомец.
- Он сейчас, очевидно, не в настроении разговаривать, - глухо отозвался Мартэ.
- А это что это? – поинтересовался водитель, бросив быстрый взгляд на меня. - Новая покупка?
- Что-то вроде того, - отозвался мой новый хозяин.
- Кэйвано продал рабыню? – изумился водитель, не веря услышанному. – Вот уж новость.
- Поехали, - бросил Мартэ. – Позже я всё выясню.
Водитель усмехнулся, но в его усмешке не было ни капли смеха. А потом автомобиль тронулся с места, унося меня прочь от Багрового мыса, от места моего возвышения и падения. От места, где осталась моя любовь. Поруганная и не произнесенная.
А еще через несколько минут я провалилась во тьму.
Очнулась от ощущения, что холодный воздух коснулся кожи, вынудив поежиться, а чьи-то крепкие руки приподняли меня, заключив в объятья.
- Боже, - воскликнул незнакомец, который был с Мартэ в машине, - кто же с ней это сделал?.. Кэйвано?!
- Ни слова больше, Лукас, - отрезал Димитрий. – Занеси ее в дом.
И в тот же миг мы двинулись с места. Едва вошли в дом, кто-то бросился к нам, бормоча что-то на ходу. А потом голос замер. Видимо, заметили меня.
- Господин Мартэ!.. – изумился женский голос. – Кто эта девушка?
- Обогреть, накормить, переодеть, залечить раны, - коротко бросал распоряжениями тот вместо ответа. – Живо! – а потом объяснил: - Я купил ее, Рослин. Она будет жить здесь.
Женщина могла лишь ахнуть. Интересно, кто это? Его жена? Дочь?.. Нет, нет, голос взрослой женщины.
Я не увидела, но почувствовала, как засуетились слуги вокруг меня. Такое движение из-за рабыни?..
- Неси ее в краевую комнату, Лукас, - приказал Мартэ, а сам двинулся в другую сторону.
Мне хотелось воспротивиться, почему-то я внутренне противилась тому, чтобы оставаться в комнате с кем-то еще, кроме Димитрия Мартэ. Рядом с ним я чувствовала себя такой... защищенной. Я знала, что за его спиной, как за каменной стеной, несмотря на то, что я всего лишь рабыня, а он мой хозяин. От него исходило тепло, уют, какой-то внутренний душевный свет. Или я просто сошла с ума? Он же дворянин, аристократ - и не может быть... добрым. Не с такими, как я. Или может? Я уже ничего не осознавала, а меня ловко, как пушинку, понесли прочь от нового хозяина. Если бы я и хотела протестовать, то не смогла бы, потому что тело совсем меня не слушалось, отдаваясь в каждой клеточке плоти тепой болью.
Я тихо застонала, когда некий Лукас, слуга Димитрия поднялся со мной по лестнице и, распахнув дверь, положил меня на кровать. Я даже не смогла пошевелиться, просто лежала, едва разлепив веки и взглянув на застывшего надо мной мужчину.
- Кто она такая? – спросил вдруг женский голос, и я заметила, что в комнату вошла невысокая женщина в простом темно-сером платье с перевязанным на поясе фартуком. – Новая рабыня?
- Похоже на то, - хмуро отозвался мужчина, продолжая смотреть на меня. Очень странным взглядом.
А я в свое время пыталась, в свою очередь, сквозь пелену рассмотреть его. Высокий, плотно сложенный, с темными волосами и носом с горбинкой. Лицо мрачное, а плотно сжатые губы и сведенные к переносице брови не придают облику серийного убийцы привлекательности. Дружелюбия от подобного экземпляра добиться будет очень сложно. Но разве меня это должно касаться?
- Димитрий не сказал точно, - подала голос женщина, - он купил ее у... Штефана Кэйвано?
Губы мужчины сжались еще плотнее.
- Что настолько странно, что с трудом верится, - бросил он и двинулся к двери.
- Кэйвано не продают своих рабов! – воскликнула женщина, которую Мартэ назвал Рослин.
- А этот... продал, - не оборачиваясь, сказал мужчина. – Темная история, - пробормотал он и скрылся.
Я увидела его удаляющуюся спину, но по-прежнему не произнесла ни слова. Женщина подошла ко мне ближе, рассматривая мое израненное лицо и тело в кровоподтеках.
- Что же ты сделала, девочка? – проговорила она, не требуя ответа и ни к кому явно не обращаясь.
Я не ответила, просто не смогла. А внутри меня, нарывая болью, кричала душа – полюбила зверя.
То, что происходило потом, я помню с трудом. Помню, как появились девушки-служанки, раздели меня, пытаясь не причинить боль, а все время постанывала не в силах сдержаться. Обмыв, они переодели меня в простое хлопчатобумажное платье и перевязали раны и наложили примочки. Аккуратно и бережно, стараясь лишний раз не вызвать во мне боль. Приказ Димитрия Мартэ? А с каких это пор господа заботятся о том, чтобы их раб не испытывал боли?
- Метку нужно будет уничтожить, - коротко проговорила Рослин, проводя рукой по моему плечу. – Но не сейчас, конечно, - быстро добавила она, - а когда ты будешь готова.
Я готова сейчас! могла бы выкрикнуть я. Я не желаю больше принадлежать ему! Но я промолчала.
Оставив на столе поднос с едой, все девушки, кроме Рослин, вышли. Женщина подошла ко мне, глядя на меня очень внимательно, даже пристально. В любой другой ситуации я бы смутилась, отвернулась, может, даже покраснела, но не сейчас. Я просто в ответ смотрела на нее из-под припущенных ресниц.
- Что ты сделала, девочка? - спросила она напрямик, а я молчала. - Штефан Кэйвано слишком Князь, чтобы нарушить многовековые устои своей семьи и продать тебя. В чем ты провинилась?
Я продолжала молчать, только отвернулась к стене, закрыв глаза. Было больно слышать о своей вине, - несуществующей вине! А ответить... что отвечать? Оправдываться, говорить, что Князь видел только то, что ему хотели показать? И есть ли в этом смысл? Зачем оправдания тому, кто не желает знать правду?