Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Пани Бялецкая, вдова, уже лет пятнадцать опекала женщин, выходивших из заключения, они жили у нее, получали через нее работу и - иногда в знак благодарности обворовывали ее. Панна Зелинская, учительница, содержала родителей и двух братьев, которые всё искали себе подходящего занятия, а панна Червинская, тоже учительница, получала за урок по злотому и отличалась необыкновенной способностью использовать свои знакомства для различных благотворительных целей. Один из ее учеников был директором фабрики, другой известным адвокатом, третий женился на богачке. А их учительница, которой уже грозила слепота, все еще получала по злотому за урок и ходила в рваных башмаках.

Укрывшись за занавеской, Ада с небывалым волнением слушала эти объяснения, которые шепотом давала Маня Левинская. В первую минуту она хотела выбежать на середину зала, упасть на колени и целовать ноги этим святым женщинам, которые шли по жизненной тропе никому не известные, тихие, простые, порой униженные. Потом ею овладело отчаяние, она поняла, что всего состояния Сольских не хватило бы для устранения всех тех нужд и недостатков, из которых она узнала тут лишь частицу.

Она поразилась, увидев, что в кружке панны Говард никто не обращает внимания на этих необыкновенных женщин. Да и сами они, робкие, смущенные, прятались по углам; больше всего кричали и производили самое внушительное впечатление либо панна Говард, которая именовалась членом-учредителем общества, либо недовольная миром панна Папузинская, ее противница, либо противница их обеих, панна не то пани Канаркевич, которая учила наизусть большую энциклопедию Оргельбранда.

Около четверти часа в зале царили движение и шум. Женщины переходили из одного конца зала в другой, пересаживались, беседовали по углам. Девицы громко разговаривали, часто беспричинно смеялись; пожилые и бедно одетые женщины шептались. Никто не обращал внимания на Мадзю и Аду, только панна Папузинская всячески старалась показать, что презирает Аду, а пани Канаркевич то и дело подходила к оконной нише, словно желая поближе познакомиться с богачкой.

Панна Говард приводила в это время в порядок бумаги на столе, на котором хозяйка дома поставила графин с водой, два стакана и колокольчик со стеклянной ручкой.

- Прошу членов занять места, - обратилась к собравшимся панна Говард, и напоминаю, что каждый, кто выступит без предоставления слова, заплатит один злотый штрафа. Мы раз навсегда должны научиться парламентаризму.

Кое-кто из бедно одетых кашлянул, кое-кто вздохнул, какая-то девица прыснула, но тут же закрыла платком рот, а панна Папузинская, усевшись спиной к Аде, сказала:

- Запишите за мной злотый, панна Говард, и позвольте, не знаю, уж в который раз, спросить вас, почему вы сами не платите штрафов?

- Я веду собрание и вынуждена говорить.

- Ну конечно, все время. Это очень удобно!

- Член Папузинская, я лишаю вас слова, - холодно прервала ее панна Говард.

- Я не разделяю взглядов панны Папузинской и протестую против диктаторского тона панны Говард, - вмешалась пани Канаркевич.

- И заплатите штраф, сударыня, - закончила панна Говард и записала.

Затем она позвонила, и в зале воцарилась тишина.

- Я зачитаю протокол предыдущего собрания, - начала панна Говард. - На последнем собрании член Папузинская представила собранию извлечения из своего труда: "Не полезней ли для общества замена нынешних браков свободной любовью". Чтение этих любопытных извлечений, - прибавила панна Говард, пришлось прервать за недостатком времени.

- Нечего оправдываться, - прошипела панна Папузинская.

- Во время обсуждения, - продолжала панна Говард, - член Канаркевич внесла предложение, чтобы обманутые девушки получали пожизненную пенсию. При голосовании это предложение было отклонено тридцатью одним голосом против одного...

- Всех нас было тридцать человек, стало быть, кто-то положил два шара, - побледнев от гнева, сказала пани Канаркевич.

- Член Червинская, - читала панна Говард, - внесла предложение открыть дом для престарелых и больных учительниц, мотивируя это тем, что сейчас у нас три учительницы нуждаются в пристанище. Собрание единогласно признало своевременность этого предложения, а член-учредитель Говард предложила провести агитацию среди учительниц с целью сбора средств, полагая, что если бы каждая платила в месяц только по рублю, то в распоряжении союза ежегодно было бы не менее шести тысяч рублей.

Член Папузинская предложила послать нескольких молодых женщин за границу для обучения в университетах.

В одной из оконных ниш стали шептаться. Вдруг Мадзя спросила:

- А как же с этими тремя учительницами?

- Да никак, - ответила панна Говард. И, бросив в сторону ниши быстрый взгляд, прибавила: - Член Бжеская платит штраф.

- Но почему же? - настаивала Мадзя. - Ведь они лишены опеки.

- Каждая из нас кое-что для них делает. Чтобы лучше их обеспечить, нужно в год по меньшей мере девятьсот рублей, а мы в настоящее время такой суммой не располагаем.

- Такая сумма найдется, - раздался изменившийся дрожащий голосок.

- Откуда? Что она говорит? - пробежал шепот по залу.

- Есть человек, который даст девятьсот рублей в год, - уже со слезами в голосе прибавил тот же голосок.

- Панна Сольская платит злотый штрафа, - со злостью сказала панна Папузинская.

- Член Сольская уплатит штраф, - торопливо подхватила панна Говард. Но мы все, уважаемые члены, почтим ее вставанием за прекрасный подарок!

Раздался шум отодвигаемых стульев, и все члены союза, за исключением панны Папузинской и пани Канаркевич, встали, кланяясь и улыбаясь в сторону окна, где за занавеской притаилась панна Сольская.

- Это не я, это... мой брат! - протестовала Ада.

- Не отпирайтесь, - остановила ее панна Говард. - Наконец, наш союз не принимает подарков от мужчин...

- Прошу слова, - раздался робкий голос по соседству с манекеном для примерки платьев.

- Прения закрыты! - возразила панна Говард, которая не хотела смущать Аду. - Член Папузинская, - продолжала она читать, - предложила послать нескольких молодых женщин за границу в университеты...

- Этого требует честь общества! - крикнула панна Папузинская. - В Америке женщины работают уже врачами, адвокатами, пасторами, а у нас нет даже женщины-врача!

- И средств на образование, - прервала ее панна Говард.

- Тогда закройте вашу мастерскую трикотажных кофточек, все равно она обанкротится, - воскликнула панна Папузинская.

- Ну конечно! И выгоните на улицу двадцать девушек, которых мы вырвали из сетей разврата, для того чтобы дать им работу, - сказала панна Говард.

- Они стоят нам тридцать рублей в неделю.

- Но у нас уже есть триста пятьдесят готовых кофточек, то есть семьсот рублей капитала.

- Кофточек, которых никто не покупает!

- Как никто? - вспыхнула панна Говард. - Член Выскочинская, скажите, пожалуйста, сколько на этой неделе мы продали кофточек?

- Две, - тихо ответила средних лет женщина, сидевшая у стены.

Панна Говард пришла в ярость:

- Мы не продаем кофточек потому, что в наших женщинах не пробудилось еще ни чувство солидарности, ни даже чувство женского достоинства. Потому, что члены нашего общества, вместо того чтобы заниматься пропагандой наших идей, вредят нам злостной критикой. Неужели в стране, где живет семь миллионов населения, не могут разойтись несколько сотен трикотажных кофточек?

- Прошу слова, - снова раздался голос рядом с манекеном.

- По этому же вопросу?

- Нет.

- Тогда не отнимайте у нас времени, - сердито ответила панна Говард.

- Я всегда буду настаивать на том, - сказала панна Папузинская, - что для нашего дела важнее послать нескольких женщин в университет, чем содержать какую-то благотворительную мастерскую.

Висячая лампа отбрасывала на сидящих красный отсвет, но никто не обращал на это внимания.

- Я возражаю против университета, - заявила пани Канаркевич, - потому что каждая женщина может сколько угодно заниматься самообразованием...

- Учить на память энциклопедию, - съязвила панна Папузинская.

- Пожалуй, это лучше, чем играть без такта на фортепьяно или петь без голоса, - отрезала пани Канаркевич. - Установить связь с женщинами высшей цивилизации - это поважнее университета. Поэтому я предлагаю послать нескольких делегаток в разные страны Европы и Америки.

- Об этом мы уже слышали, - сухо прервала ее панна Говард. - Член Бжеская хочет сделать какое-то конкретное предложение. Член Бжеская, предоставляю вам слово.

Кучка бедных женщин, сидевших около печи, стала шептаться.

Из-за занавески показалась Мадзя, красная, как вишенка.

- Я, - начала она, заикаясь, - знаю одну учительницу в Иксинове, панну Цецилию. Панна Цецилия окончила институт, даже с шифром. Она очень способная... но разочаровалась в жизни...

- Я тоже имею право на разочарование, - вполголоса вставила панна Папузинская.