Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Затем она взяла Мадзю за руку и с жаром воскликнула:

- Клянусь своей верой, мне не жалко, что мой муж что-то сделал для них, мне не жалко, что Элена живет у нас. Где же ей еще жить? У брата? Наши доходы здесь настолько значительны, что мы можем не стеснять себя в средствах, останется кое-что и для моего Генрися. Но я понимаю причину тревоги, которая овладела покойницей: ее дети живут из милости, а это ранит сердце матери.

Мадзя почувствовала, что краснеет.

- К тому же, - продолжала американка, - этому конца не видно. Пан Казимеж бездельник и гуляка, ему грозят неприятности, а может, и опасность, - об этом меня предупредили духи, - а Элена могла бы сделать блестящую партию, но все разрушает собственными руками. Панна Магдалена, вы знаете, пан Сольский хоть и не верит в бога, но человек он недюжинный. Богат, умен, муж уверяет, что у него даже есть коммерческая жилка, - а главное, он был влюблен в Элену до безумия. Я видела: вулкан! Но сейчас я вижу, как он переменился. Он и сегодня, когда Элена рядом, готов для нее на все, но это уже не та любовь.

- Эля без нужды дразнит его, кокетничает с другими молодыми людьми, вставила огорченная Мадзя.

- Это бы еще полбеды, - продолжала пани Арнольд. - Но пан Сольский слишком умен и чувствителен, чтобы не требовать от жены любви к людям, какой" то веры, идеала. Меж тем для Элены идеалы не существуют, она смеется над ними. А так как она слишком горда для того, чтобы притворяться, то с паном Сольским держит себя совершенно цинически. "Я тебе дам свою красоту, а ты мне взамен состояние и имя" - вот ее девиз! Пан Сольский не совсем верит ей, думает, что она позирует, и все же он заметно охладел и может совсем ее бросить.

- Вы не говорили с нею об этом? - спросила Мадзя.

- Пробовала, но безрезультатно. Да и не могу я торопить ее с замужеством, - она может заподозрить, что я хочу от нее избавиться. Меж тем время идет и делает свое дело. Месяц, другой - и пан Сольский, который сегодня, если его привлечь, женился бы, завтра охладеет к ней.

- Они уже были помолвлены, но между ними произошел разрыв, - сказала Мадзя.

- Такой разрыв не имеет никакого значения. Красивые женщины могут дорожиться; на мужчин это оказывает спасительное действие. Но нельзя слишком натягивать струну.

Мадзя вопросительно уставилась на пани Арнольд.

- Так вот какая у меня просьба к вам, - сказала пани Арнольд, заметив этот взгляд. - Я с Эленой не могу говорить ни о замужестве, ни о тревогах ее матери. Поговорите вы с нею, как подруга...

- Пани Ляттер очень хотела этого брака и очень страдала, узнав о разрыве.

- То-то и оно. Разрыв, быть может, и явился одной из причин ее гибели. Позвольте заметить, что в деликатной форме вы можете напомнить Эле и о том, что сделали для покойницы Сольские. Если в сердце Элены проснется чувство благодарности и страха за завтрашний день, она переменит свое отношение к пану Стефану.

Разговор был исчерпан, и пани Арнольд вернулась к вопросу о спиритизме. Она выразила сожаление по поводу того, что в этой стране просвещенные и имущие классы мало думают о мире духов, и в качестве примера привела Аду, которую больше занимают такие матерьяльные предметы, как микроскоп, или такие современные вопросы, как женский союз, чем будущая жизнь ее собственной души и нынешнее положение родителей.

- Вам надо обратить Аду, и она станет ревностным апостолом, - сказала Мадзя.

Пани Арнольд смотрела в какую-то неопределенную точку и качала головой.

- Дорогая панна Магдалена, - ответила она, - я много думала над тем, как обратить в лоно истинной веры хотя бы эту семью, потому что состоятельные, просвещенные и влиятельные люди могут много сделать добра своим ближним. Но как их убедить? Духи для нас не слуги, они не являются по первому зову. Мы, посредники между здешним и нездешним миром, не всегда понимаем их голоса и можем ошибаться. Часто нам нужны средства совершенно земные, помощь людей, а люди не всегда, увы, далеко не всегда заслуживают доверия. Поверьте, если бы не чувство долга, если бы не надежда, что религия наша в корне изменит и улучшит мир, принесет ему счастье, поверьте, если бы не это, я отказалась бы от своего призвания. О, какое это тяжкое бремя! Само общение с духами причиняет много страданий. А если мы, несовершенные созданья, ошибаемся, сколько насмешек и клеветы обрушивается на нас! А как мешает это распространению веры, несмотря на ее истинность!

Прощаясь, пани Арнольд спросила у Мадзи:

- Вы давно уже знаете пана Згерского, что он, хороший человек?

- Право, не скажу вам. Кажется, да.

- Он человек ловкий и мог бы быть полезен, но уж очень он быстро обратился в нашу веру, так что я просто колеблюсь... А панна Эдита, которая живет у тети Сольских, она, может, себе на уме?

- Этого я не знаю.

- Можно ли ей верить?

- Я ее очень мало знаю, - ответила смущенная Мадзя.

- Вот видите, как трудно собрать у людей самые простые сведения! вздохнула пани Арнольд. - Но не могу же я спрашивать у духа Цезаря, какого мнения он о Згерском, или у духа Марии-Антуанетты, какого он мнения о панне Эдите. Ну, до свидания, - сказала она, крепко пожимая Мадзе руку. - Я думаю, вас не надо просить никому не рассказывать о нашем разговоре. Детям не все можно сказать о матери, а непосвященным о тех трудностях, которые нам, медиумам, приходится преодолевать. Я не теряю надежды, что среди посвященных вскоре увижу и вас. Духи не раз давали мне это понять. Итак, adieu!

После ухода болтливой американки Мадзе несколько минут казалось, что та все еще говорит. Все плыло у Мадзи перед глазами, ей стало страшно, она испугалась то ли духов, то ли пустых комнат, которые окружали ее со всех сторон.

"Боже! - думала она, хватаясь за голову. - Душа, которая не знает о том, что оставила тело, и думает, что она в больнице!"

Ей представились фигура и лицо пани Арнольд. Сумасшедшая она или мистификатор? Какое там! Обыкновенная хорошая женщина, немного болтлива, но о своих виденьях или привиденьях рассказывает с глубочайшей верой.

"Откуда ей пришло в голову, что пани Ляттер хотела выдать меня за своего сына? Вторая дочь!.. Впрочем, ей могла сказать об этом Эля! Так или иначе этот странный апостол спиритизма напомнил мне о моем долге. Эля должна, должна выйти замуж за пана Стефана!"

Когда Мадзя подумала об этом, ей представился пан Стефан, красивый, несмотря на свое безобразие, исполненный энергии и благородства, наконец, такой любезный с нею.

"Пани Арнольд права: когда пан Стефан рядом с Элей, он весь в ее власти. Сколько раз я сама это видела! Несносный бабник! Как он поглядывает даже на меня! Да и Ада не скрывает, что он не пропустит ни одной юбки. Ну конечно, если Эля захочет, он женится на ней. И это будет самое лучшее!.."

Она тихо вздохнула, стараясь не думать о пане Стефане. Какое ей до него дело? Она уважает его, восхищается им - вот и все. Но как он благороден, как прекрасен в своих порывах и как добр, когда старается не ухаживать за ней, ведь она гостья его сестры. Нет ничего удивительного, что эти аристократки рады отбить его у Элены. Но он должен стать мужем Элены! Только Элены, наперекор всем этим светским барышням. По склонностям, по всей своей стати, а главное, по красоте она тоже аристократка. Ну, которая из них, пусть даже самая титулованная, может сравниться с нею?

Глава шестнадцатая

На горизонте появляется пан Згерский

Через несколько дней на углу Маршалковской и Крулевской с тяжелой синей конки соскочил пан Згерский и, как огромный мяч, подкатился прямо под ноги Мадзе. Он широко раскланивался и утирал с лысины пот.

- Какое счастье, что я встретил вас! - воскликнул он. - Я даже хотел приехать к вам засвидетельствовать свое почтение. Вам не через Саксонский сад?

- Что ж, пожалуй.

- Вы всегда одинаково добры. Какой жаркий день! Не хочется верить, что сейчас апрель. В саду как будто прохладней, да и весенний пейзаж для вас самая прекрасная рамка. Посмотрите, кое-где уже пробились светло-зеленые стебельки травы! И почки, честное слово! Малюсенькие! Почечки, можно сказать, а уже завязались. А небо? Взгляните, какая лазурь! А эти облачка, белые, как лебяжий пух на шейках у дам на балу... Вы сегодня прелестны, как... как всегда! Решительно не могу подобрать сравнения. Не знаю, весна ли на меня действует или вы, но я чувствую себя возрожденным...

- У вас ко мне дело? - прервала его Мадзя.

- И всегда одинаково скромны, - говорил Згерский, сладко улыбаясь и ласкающим взглядом быстрых глазок окидывая Мадзю. - Да, дело, и не одно...

- Любопытно знать...

- Прежде всего личное. При всякой, даже мимолетной встрече с вами, меня в первую минуту охватывает неприятное чувство, мне как будто стыдно, что все-таки я нехороший человек. Но прошла эта первая минута, и я вознагражден: я чувствую, что стал как будто лучше.

Он говорил так горячо и деликатно, так убежденно, что смущенная Мадзя не могла на него сердиться.

- Ну, а какое у вас еще дело ко мне? - спросила она с легкой улыбкой, а про себя прибавила: