Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Дамы помоложе делали вид, что не замечают ее; здороваясь или прощаясь с нею, они смотрели мимо, на стенку или в потолок. Только какая-то старушка минуты две довольно мило с нею побеседовала, и то лишь затем, чтобы сказать с улыбкой, что Ада, видно, подпала под ее, Мадзи, влияние, раз на пасху наотрез отказалась принять участие в сборе пожертвований на бедных.

На третий день пасхи Мадзя сказала себе, что, если эти визиты и знакомства не кончатся, она, невзирая на всю свою привязанность к Сольским, уйдет от них. И тут же Мадзя задалась вопросом, а как эти баре держались бы с Эленой Норской, вынесла ли бы она их общество? Мадзя решила, что панна Элена сумела бы поставить на место этих высокомерных людей и чувствовала бы себя в своей стихии.

"О, Эленка не чета мне!"

Но пасха прошла, визиты кончились. Мадзя вернулась к своим занятиям в пансионе, где ее окружали все большим вниманием, Ада - к своим делам в женском союзе, где благодаря ей увеличились и число членов и средства, пан Стефан - к своим совещаниям с предпринимателями и техниками по поводу сахарного завода.

А солнце меж тем поднималось все раньше, садилось все позже и все выше ходило по небу. В городе стало сухо, люди надели весенние наряды, на улицах стали продавать голубые пролески с фиалковым корнем; сад Сольских покрылся молодой травой, а столетние деревья почками, которые ждали только дождя, чтобы распуститься.

Однажды Сольский вошел в комнату к сестре, у которой сидела Мадзя, и весело сказал:

- Наконец-то мы заключили договор с поклонником панны Магдалены.

- Каким поклонником? - покраснела Мадзя.

- Не единственным, но одним из самых пылких. С паном Згерским.

- Какое он производит впечатление? - спросила Ада.

- Салонный шаркун, сладок и любезен до приторности. В общем, человек, которому не надо открывать дверь, он сам откроет, если захочет.

Сольский расхаживал по комнате и щелкал пальцами.

- Ты доволен? - спросила Ада.

- Доволен. Кажется, это пройдоха! Чем иметь такого в противниках, лучше держать его в хвосте. То есть в хвосте это было бы неприятно, а так, сбоку. Так или иначе, ваша рекомендация, панна Магдалена, очень удачна. И если вы можете порекомендовать мне еще хоть двадцать человек, я буду вам очень благодарен.

- Нет, что вы! Впрочем, вы уже, наверно, слышали, я уверена, что слышали...

- О ком? - с любопытством спросил Сольский.

- О пане Файковском...

- Файковский?.. Гм!.. Файка, трубка, табачок! Великолепная фамилия. Что у него, табачный магазин?

- Что вы, он аптекарь, провизор!

- Что ж, расскажите нам о Файковском, который не оправдал своей табачной фамилии, - попросил Сольский.

- Ах, это целая история, - начала Мадзя. - С паном Файковским я познакомилась в Иксинове, он служил там в аптеке. Знакомство у нас было шапочное. Я только отвечала ему на поклоны, потому что он хорошо отнесся к бедной Стелле, когда она приехала к нам с этим концертом, помнишь, Ада? Ах, боже мой, и что теперь с нею? Наверно, бедняжка умерла!

- Но ведь это уже новая история, - прервал ее Сольский. - А что же с паном Файковским?

- Так вот, - продолжала Мадзя, - пан Файковский приехал сюда, чтобы поступить на работу в аптеку. Знаешь, Ада, он потерял в Иксинове место, потому что был лунатиком и, представь себе, из кухни взбирался по водосточной трубе на второй этаж!

- Так, - сказал Сольский, - ну, а в Варшаве он что, уже не лунатик?

- Не знаю. Он познакомился тут с учительницей из пансиона панны Малиновской, ты ее знаешь, Ада, с Жаннетой...

- Ах, это та, с печальным личиком? - спросила Ада.

- Нет, уже не печальным. Впрочем, я не то говорю, она была одно время весела, а сейчас стала еще печальней. Представь, они познакомились с паном Файковским, ну - и полюбили друг друга...

- Это "ну" просто великолепно! А всякое ли знакомство кончается любовью, или это привилегия аптекарей?

- Не мешай, Стефек! - остановила его сестра.

- Итак, - продолжала Мадзя, - они любят друг друга, а обвенчаться не могут, пока у него не будет собственной аптеки или хорошего места, так, чтобы хватило на двоих. Жаннета говорит, что она готова давать уроки, только бы все это кончилось!

- Скажите! - вставил Сольский.

- Да не прерывай же, Стефек!

- И вот представь себе, позавчера останавливает меня заплаканная Жаннета и говорит: "Милая Мадзя, кажется, у пана Сольского на сахарном заводе будут доктор и аптека. Спроси, не найдется ли там местечко для бедного Файковского? Он очень способный аптекарь, - говорит Жаннета, - сам делает анализы. А какой тихий, трудолюбивый..."

- И видно, уже излечился от лунатизма, - сказал в сторону Сольский. Все понятно! - сказал он громко. - Вы хотите осчастливить этих влюбленных?

- Но что же я для них могу сделать? - пожала плечами огорченная Мадзя.

- А я этого пана Файковского - и почему бы ему не зваться, ну хоть Ретортовским? - должен назначить в аптеку при заводе?

- Ах, если бы вы это сделали! - воскликнула Мадзя. - Они так грустят, так любят друг друга!

- Ада, сестра моя, - торжественно произнес Сольский, останавливаясь посреди комнаты, - Ада, скажи панне Магдалене, что ее протеже, пан Файковский, уже назначен в аптеку на нашем заводе. Но с одним условием: он должен жениться на заплаканной панне Жаннете. Ну, и само собой, для этого надо, чтобы меня не вышвырнули с завода наши противники...

Мадзя вместо ответа схватила Аду в объятия и начала осыпать поцелуями ее лицо и руки.

- Ада, - сказала она, - скажи своему брату, что он ангел!

Слезы навернулись у нее на глаза, когда она посмотрела на пана Стефана.

Сольский подошел к Мадзе и поцеловал ей руку.

- Это вы ангел, - ответил он, - потому что не только даете нам возможность делать людей счастливыми, но вдобавок думаете, что мы оказываем им милость. А на деле наоборот. Да, да, - прибавил он, - пусть женятся влюбленные, мы им поможем!

- А ведь Мадзя хочет устроить и твое счастье, - уронила Ада. - Перед пасхой она вовлекла меня в заговор, мы хотим помирить тебя с Эленой и, естественно, соединить вас...

- Ах, Ада! - воскликнула потрясенная Мадзя, закрывая рукой глаза. - Ну как ты можешь говорить такое?

По лицу пана Стефана было видно, что он неприятно удивлен.

- Вы советуете мне сделать этот шаг? - спросил он после минутного раздумья. - Что ж, может быть, я и в этом случае послушаюсь вас...

- Как это было бы хорошо! - прошептала Мадзя.

- Возможно, возможно, - ответил Сольский. - Посмотрим, насколько верен ваш совет... А пока пан Файковский получит место в заводской аптеке.

Он походил еще немного по комнате и вышел мрачный.

- Уж не обиделся ли на меня пан Стефан? - с испугом спросила Мадзя у Ады.

- Ну что ты! Он, наверно, вспомнил о своих отношениях с Эленой и расстроился. Ничего, это пройдет, - ответила Ада.

- Какой он хороший, какой благородный, он просто святой человек! говорила Мадзя, пряча лицо на плече Ады.

Глава семнадцатая

Брат и сестра

В доме Арнольдов панна Элена занимала большую веселую комнату, обставленную так же, как когда-то у матери. На окнах висели те же занавески, под потолком та же лампа с голубым абажуром, мебель и безделушки остались те же, из них самым роскошным было трюмо, которое у хозяйки пользовалось особым почетом.

В конце апреля, после полудня, панна Элена сидела у себя в комнате с братом. Устроившись на голубом диванчике, она хмуро глядела на свой башмачок, а пан Казимеж в возбуждении расхаживал по комнате.

- Так отчим, - сказала сестра, - не хочет одолжить тебе денег?

- Он бы дал, да ему самому нужны.

Панна Элена с печальной улыбкой покачала головой.

- И ты думаешь, что мне никогда не понадобятся деньги, что у меня целое состояние и часть доходов от него я могу употребить на покрытие твоих бешеных трат?

- Даю тебе слово, Эля, это в последний раз. Я принял предложение и буду работать на железной дороге. К черту знакомства, которые поглотили столько времени и денег и ничего мне не дали. Но последний свой долг я обязан вернуть для того, чтобы порвать отношения.

- Тысяча рублей... - говорила панна Элена. - Я за границей столько не истратила!

- Ну, не говори, милочка! - прервал ее брат. - Ты истратила больше, хотя ни в чем не нуждалась.

Красивое лицо панны Элены покрылось румянцем.

- Когда ты поступишь на службу?

- На будущей неделе.

- А жалованье?

- Полторы тысячи.

- За что же они будут платить тебе такие деньги?

- Хорошенькое дело! - вспылил пан Казимеж. - За знание языков, экономики, наконец, за связи!

Пан Казимеж, видно, был очень рассержен: он остановился перед сестрой и с дрожью в голосе произнес:

- Это не моя вина. Я тратил деньги, стремясь к лучшему. И мое положение было бы сегодня совсем иным, все удалось бы вернуть с лихвой, если бы не твой каприз! Порвав с Сольским, ты подставила мне ножку! К шурину Сольского относились бы совсем иначе.

- Но ты уже был его будущим шурином, а чего достиг, только долгов наделал? Да и Сольский, насколько мне известно, держится в стороне от тех господ, которые раздают должности.