Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Но не только это. Еще старость. Он смолоду держал себя в хорошей форме, как бы подсознательно отдаляя себя от дряхления. Хемингуэй жил, как спортсмен на тренировочных сборах, по жесткому расписанию. «Вставал он раньше всех, в шесть часов утра, занимался спортивной зарядкой, плавал в бассейне, потом принимался за работу, — вспоминал Ренэ Виллареал, слуга и почти приемный сын писателя. — Писал он, всегда стоя босыми ногами на полу».

В книге Грегори Хемингуэя «Папа. Личные вспоминания» говорится: «Он всегда во что бы то ни стало старался выиграть, терпеть не мог проигрывать и часто говорил мне: „Гиг, удачу свою создавай сам“, или: „Знаешь, как научиться уметь проигрывать — все время быть при деле“.

У него всегда все было. В молодости — это судьба как кинозвезды, сопровождаемый таким поклонением женщин, в какое трудно было поверить, пока не убедишься воочию; натура, тонко чувствующая; отлично развитый, энергичный и жизнерадостный, что позволяло ему не щадить свое тело и быстро оправляться от травм, как физических, так и моральных, травм, которые могли уничтожить более слабых; человек с исключительно развитым воображением и в то же время рассудительный, здравомыслящий — одна из самых редких комбинаций качеств характера; и еще — удача, почти всегда само собой разумеющаяся, какая-то генетическая — иметь все и больше, удача вставать на ноги после такой тяжелой раны, какая ставит человека на грань, за которой начинается ничто…»

И, конечно, такой человек, как Хемингуэй, считал, что старость — это не для него. Но она навалилась на него со всей своей непомерной тяжестью.

О смерти Хемингуэй писал много. Смерть не была для него самым худшим. С ранней юности самоубийство казалось ему одним из приемлемых решений, возможным выходом из трудных проблем общества отчуждения. Эту тему писатель затрагивал и в разговорах, и в письмах известно его высказывание о том, что если бы он не отдал так много времени охоте и рыбной ловле, то смог бы написать больше, но вероятно, кончил бы самоубийством. А вот старость была для него чем-то неожиданным, непривычным и страшным.

«В молодые годы писателю не приходили в голову мысли о неизбежном наступлении старости, — отмечает Мэри Крус в своей статье „Хемингуэй — навсегда“. — А теперь Хемингуэй все чаще замечает, что приближается такой момент, когда никакое усилие воли, даже жесткая рабочая дисциплина, которой он всегда себя подчинял, не смогут предотвратить угасания его творческого дара, как не смогли занятия спортом, приключения в джунглях и на море остановить упадка физических сил. Пред ним, преждевременно состарившимся, столько раз раненным /во время войны, в автомобильных и авиационных катастрофах, на охоте, в корридах, в море/, вырастала новая страшная угроза: остаться с жизнью один на один, на сей раз ослабленная ударами, невзгодами, без тех преимуществ, что дает молодость…»

И что прикажете делать? И как жить дальше, тихо стареть и угасать? Это не для Хемингуэя, в период гражданской войны в Испании Хэм оборонил фразу: «Мужчина не имеет права умирать в постели. Либо в бою, либо пуля в лоб».

Он выбрал это второе «либо».

После трагической развязки друг Хемингуэя Джед Кайли сказал: «Его таинственная гибель получила гораздо большую огласку, чем смерть любой знаменитости. У Эрнеста была широкая, могучая натура: если работать — так работать; если играть — так играть; драться — так драться. Даже смерть он себе выбрал трудную…»

Коллеги по перу по-разному восприняли неожиданную смерть Хемингуэя. Жорж Сименон в своем дневнике сделал такую запись:

«Среди глупостей, которые пишут в газетах по поводу самоубийства Хемингуэя, меня поражает одна деталь. Почти все считают, что такой конец был неизбежен. При его темпераменте Хемингуэй, видимо, так должен был отреагировать на угрозу медленного умирания, прогрессирующего творческого бесплодия. Но вот меньше года тому назад умер другой писатель — Блез Сандрар, характер и жизнь которого довольно схожи с характером и жизнью Хемингуэя. Сандрар тоже немало поколесил по свету в поисках приключений, воспевал в своих романах грубые радости и благородство бесстрашного мужчины. Тем не менее он выбрал другое решение. Он не только не покончил с собой — он прожил многие годы, больной, парализованный, ожесточенно борясь с болезнью, и, говорят, отказался от всех лекарств, которые могли бы утешить его страдания, с тем чтобы до конца иметь ясную голову. Я верю, что это так. Это очень на него похоже, потому что его я хорошо знал. Сегодня я много думаю об этих людях, проживших одинаковую жизнь и по-разному кончивших ее. Это задача для психологов. Данный человек, с данным характером, в данных обстоятельствах не всегда действует согласно какой-то определенной логике. Иначе существовала бы логика Хемингуэя и логика Сандрара, применимая к обоим случаям. И никто не мог бы сказать, какое из двух решений более оправдано…»

Справка. Блез Сандрар (французский поэт и прозаик швейцарского происхождения, 1887–1961). Поэзия Сандрара повлияла на сюрреалистов. В прозе создал образ современного авантюриста. Несколько романов посвятил России. Из книг можно выделить «Ром» (1930), «Жизнь, полная риска» (1938), «Ампутированная рука» (1946).

Финал

За два десятилетия между созданием романа «По ком звонит колокол» (1940) и самоубийством Хемингуэй опубликовал только две новеллы — «За рекой в тени деревьев» — разочаровавшую читателей. Зато «Старик и море» снискали огромную популярность.

Правда, за эти годы он написал еще тысячи страниц, но никак не мог должным образом их скомпоновать и закончить. Неоконченным остался грандиозный роман «Сад Эдема». Серьезные нарушения мозговой деятельности препятствовали нормальной творческой работе. И Хемингуэй все чаще стал впадать в депрессивное состояние.

«Хемингуэй, — рассказывал Фуэнтес, — говорил своим друзьям, что во сто крат предпочел бы покончить с собой, нежели дать возможность этой „шлюхе“ смерти распорядиться его жизнью. Он даже разработал церемонию того, как это должно происходить в его доме, и нередко репетировал самоубийство в присутствии доктора Сотолонго. Он садился босиком в кресло, устанавливал приклад своего охотничьего ружья на подстилку, лежащую в салоне, нагибался, подставляя висок обоим его стволам. Затем нажимал на спусковой крючок с помощью пальца ноги… Раздавался щелчок и… Хемингуэй поднимал голову с шикарной торжествующей улыбкой…»

Короче, сначала шутка. А потом трагедия. Роковому самоубийству предшествовали две попытки: первый раз — выбросившись из самолета, второй — ринувшись на вращающийся пропеллер. Обе попытки оказались безуспешными.