Незабываемые дни - Михаил Лыньков

Ганс Кох несколько сбавил тон. Совсем уж неофициально он спросил:

— Вы шутите или говорите это всерьез, господин Вейс?

— Как вам должно быть известно, почтенный господин Кох, я не позволяю себе шуток не только со взрослыми людьми, но придерживаюсь этого правила даже в отношении определенной категории молодых людей.

Кох проглотил пилюлю.

Но дело остается делом. Его не обойдешь.

— Я подумаю, господин Вейс.

— Хорошо, можете заниматься этим полезным процессом, но как прикажете, почтеннейший, ответить Минску: приедет или не приедет инженер Заслонов?

Кох стиснул телефонную трубку так, что побелели суставы пальцев, но ответил довольно сдержанно и хладнокровно:

— Приедет, господин Вейс.

— Очень приятно слышать! — и тотчас же положил трубку.

Кох от досады поморщился: до чего злопамятен этот Вейс! Однако не стоит с ним ссориться, тем более в такую минуту, когда сам допустил известный промах.

Он снова вызвал арестованного в свой кабинет, официально поздоровался с ним:

— Ну как, господин инженер? Какое будет ваше последнее слово.

— А почему последнее?

— Ну, по этому делу, разумеется.

— Не знаю, по какому делу. Вы вчера говорили тут о бесчисленном множестве разных дел, так что я, откровенно говоря, запутался в них, не знаю, о каком вы спрашиваете.

— Да, множество… И очень плохо, что вы не разобрались в них. Но давайте оставим пока этот вопрос. И вообще искренне советую вам забыть обо всем, что мы здесь говорили, и о том, что вообще произошло тут с вами. Так необходимо государству. Я освобождаю вас, но с одним условием: нигде, ни одного слова, ни намека… Вы понимаете?

— Не беспокойтесь! Я понимаю вас… Ведь вами руководят, уважаемый господин Кох, не какие-нибудь личные расчеты, а интересы государства. А что может быть выше этого?

— Вы благоразумный человек, это мне нравится…

Комиссар гестапо, наконец, выбрался из неудобного положения. Доволен был также инженер, которого нисколько не прельщала перспектива более продолжительного знакомства с гестаповцами.

17

На следующее утро Заслонов выехал в Минск. Перед отъездом он увиделся в депо с Чичиным. Тот передал ему, что Мирон Иванович очень беспокоился, узнав о его аресте. А самый арест, видно, произошел по наговору Клопикова.

Чичин рассказал также, что на имя Заслонова был пакет из-за линии фронта, но пакет уничтожили парашютисты, когда их окружила полиция. Однако один из парашютистов, присланный из штаба фронта, знает содержание письма и при случае передаст его Заслонову. Теперь уцелевшие парашютисты находятся в лагере Мирона Ивановича, один из них серьезно ранен, лечится. Заслонов приказал, чтобы на некоторое время приостановили взрывы паровозов здесь, а остаток мин перебросили на дальние участки.

— Пусть немцы немного успокоятся и переключат свое внимание на другие места, нам надо готовиться к более серьезным операциям. А как работает Дубков?

— Осваивает новую профессию. Прижился, да и другие работают полным ходом.

Дубков и еще несколько товарищей по совету Мирона Ивановича были переброшены из отряда в депо. Это — небольшая группа коммунистов, у которых не было знакомых в депо. Местные коммунисты находились частью в армии, частью в партизанских отрядах, — разумеется, им было бы трудно, а то и невозможно работать здесь, где их знал каждый человек. Оставить же депо и весь узел без коммунистов нельзя было. Константин Заслонов и Мирон Иванович пришли к единодушному выводу, что тут должна быть крепкая и надежная партийная группа. Дубков, неплохой сапер, усвоивший и минное дело, теперь работал электромонтером узла, ремонтировал осветительную сеть депо, станционных стрелок и семафоров. Он даже завязал близкие отношения с некоторыми солдатами железнодорожного батальона, детально знакомился с их работой. Рота железнодорожного батальона с приданным ей специальным поездом часто выезжала на участки для ликвидации последствий аварий и катастроф. По настроениям солдат и их разговорам Дубков вскоре наловчился узнавать обо всем, что происходило на дороге, о характере аварий, о количестве жертв и потерь немцев. Если раньше, взорвав несколько эшелонов, он сам не всегда точно знал результаты своей работы, то теперь работа его товарищей в отряде Мирона Ивановича была видна, как на ладони.

В отряде Дубков немного заскучал в начале зимы, а тут его захватили новизна работы и тот риск, с каким ему приходилось постоянно сталкиваться. Раньше он видел врагов только издалека. Тут ему приходилось жить и работать в непосредственной близости от врагов. Это увлекало его. Он не знал обстоятельно о миссии Заслонова, но получил строгий приказ ничем не препятствовать работе инженера — своего прямого начальника. Из этого он сделал вывод, что инженер не такой уж обыкновенный служащий, что он, повидимому, имеет некоторое отношение к тому делу, которому искренне и преданно служил и Дубков. Он видел, как садился в поезд Заслонов. Он видел, как в тот же вагон сел и аккуратно одетый человек с небольшим портфелем и свертком газет в руках. Был он еще молод, но блеклое, помятое лицо, вялость в походке, бегающие запавшие глаза придавали ему своеобразный вид.

Этого человека, если и не знал особенно Дубков, то догадывался о его профессии. Недаром Дубкова предупредили, чтобы он поменьше попадался на глаза этому субъекту…

Своими наблюдениями Дубков даже поделился с Чичиным, но тот, усмехнувшись, прямо сказал:

— Это нас с тобой не касается, не наше, брат, дело.

— Так этого поганца надо сразу же уничтожить.

— Не все, брат, сразу. Понадобится, его и уничтожат.

Заслонов заметил гестаповца еще в вагоне и сразу узнал его по суетливым движениям, беспокойному блеску глаз и множеству других мелких признаков, характерных для обычного шпика.

Повидимому, Кох решил поинтересоваться, с кем Заслонов будет встречаться в дороге. Это даже на какое-то время развеселило инженера, и от нечего делать он начал подтрунивать над этим, видно, еще недостаточно опытным следопытом. Константин то поднимался со своего места и решительно направлялся в соседний вагон, то выходил из вагона на станции и прогуливался по перрону, останавливался около расклеенных газет и плакатов. Серая помятая кепка неотступно следовала за ним. И когда на одной из станций Заслонову действительно надо было встретиться с одним работником и тот уже направился к инженеру, стоявшему перед плакатом, Заслонов сделал незаметный знак глазами, и товарищ сразу понял его и прошел мимо. Входя в вагон, Заслонов приостановился в тамбуре и лицом к лицу встретился с помятой кепкой.

— О-о… мы как-то все с вами сталкиваемся! — смеясь сказал он. Шпик немного растерялся, невнятно промямлил в ответ:

— Извините… Такие тесные вагоны.

— Да, простора мало… Далеко едете? — задал Заслонов обычный вопрос.

— В Минск.

— Видно, по делам службы?

— Да. Разве теперь поедешь по личным делам?

— А где работаете?

— Я?.. Я… работаю в фирме по заготовке пушнины.

— Как идут дела?

— Не совсем хорошо. Теперь мало кто занимается охотой.

— Какие же меха главным образом интересуют вашу фирму?

— О… разные… Белки, выдры и… другие. Пробуем скупать также обыкновенные шкуры домашнего скота.

— А соболи, горностаи не попадаются?

— Признаться, я не совсем в курсе… Я недавно вернулся из отпуска, так что еще не успел со всем подробно познакомиться.

Представитель пушной фирмы явно тяготился разговором на пушные темы, и Заслонов оставил его в покое. Но через несколько минут, словно вспомнив что-то, опять подошел к помятой кепке и спросил:

— Простите, вы, вероятно, знаете, как это делается. У меня есть обыкновенная заячья шкурка. Как ее лучше выделать для зимней шапки?

— Извините, я непосредственно к выделке мехов не имею никакого отношения.

Заслонов отошел, а минут через десять уже снова спрашивал шпика, предварительно попросив извинить его:

— Вы не знаете случайно немецких законов об охоте?

— Знаю. Вообще, охота на этой территории запрещена для всех, кроме немцев.

— Нет, я не об этом. Меня интересуют сезоны охоты на разную дичь в самой Германии.

— Признаться, я немного отстал от охотничьих дел… — страдальчески говорил мнимый представитель пушной фирмы, делая вид, что он страшно занят газетой и с трудом оторвался от интересной заметки.

— В таком случае простите.

Но, посидев спокойно некоторое время, инженер опять поднимался и подходил к помятой кепке:

— У меня к вам еще вопрос: налаживаются теперь в Германии международные пушные ярмарки?

Представитель фирмы взглянул на инженера так, как человек, у которого болят зубы, смотрит на бормашину, и, сморщившись, еле слышно ответил: