Двадцатые годы - Лев Овалов

Отчасти вроде наставления Фране Слава выразительно прочел:

Лучшая девушка дать не может

Больше того, что есть у нее.

- Как, как? - воскликнула Франя. - Дай мне это переписать!

И вдруг книжка пропала!

Слава вернулся вечером домой и перед сном хотел почитать стихи. Протянул руку за книжкой и не нашел. Поднял с подушки голову - книжки нет. Куда она запропастилась? Вскочил с кровати... Нету! Перерыл все на столе. Нет!

Лежал и злился, дождался утра, отправился к Фране.

- Ты у меня взяла "Жемчуга"?

- А я и не знала, что у тебя есть жемчуга!

- Книжку, книжку, не остри, помнишь, я тебе читал?

- Не нужны мне от тебя ни жемчуга, ни бриллианты!

Обидно, что книжка исчезла, но прошло несколько дней, и Слава примирился с пропажей.

И тут в укомол поднялся Селиверстов и передал Ознобишину, что его разыскивает Семин.

Слава позвонил:

- Ты чего, Василий Тихонович?

- Зайди к нам...

Вызов не удивил Славу, время было еще тревожное, то тут, то там происходили события, требовавшие вмешательства следственных и карательных органов, возникали обстоятельства, при которых Семину приходилось иногда обращаться к Ознобишину.

Уездная Чрезвычайная комиссия помещалась в маленьком кирпичном особнячке, и особнячок этот мрачных ассоциаций у жителей города не вызывал, заподозренных в серьезных преступлениях отправляли в Орел, а местная ЧК преимущественно занималась сбором всякой информации, скромные масштабы ее деятельности огорчали Семина, и при первой возможности он старался проявить себя во всем блеске.

У входа в особнячок сидел солдат и щелкал от скуки семечки. Ознобишина он знал и пропустил, даже не выписав ему пропуск.

- Ну вот я, - сказал Слава Семину. - Пришел.

- Я вызывал тебя, - поправил его Семин.

- То есть просил зайти, - поправил его Слава.

- Я вызывал тебя, - повторил Семин.

Он вступал в игру, потому что Семину нравилось играть роль следователя, даже если это и не требовалось обстоятельствами.

- Что у тебя ко мне? - спросил Слава. - Опять где-нибудь кулаки избили батрака?

Семин выжидательно молчал.

- Ты не очень-то важничай, - пригрозил Слава. - А то поднимусь и уйду.

Тогда Семин выдвинул ящик своего стола и выложил на стол знакомую книжку.

Как она к нему попала?!

- Кто это? - ледяным тоном спросил Семин, похлопывая книжкой по столу.

- Не кто, а что, - поправил Слава. - Книжка. И во-вторых, как она к тебе попала?

- А я спрашиваю: кто это? - повторил Семин.

- Да брось ты дурака валять! Ты все-таки скажи, как она к тебе попала?

Но Семин твердит свое:

- Я спрашиваю, тебе известно, кто это?

- Поэт, - говорит Слава, - Гумилев. Что дальше?

- Не поэт, а контрреволюционер, - холодно произносит Семин. - Вот это кто такой!

- Откуда тебе это известно? - недоверчиво спрашивает Слава.

- Махровый контрреволюционер, - повторяет Семин. - Расстрелян в прошлом году Питерской ЧК за участие в офицерском заговоре.

Нет, так фантазировать нельзя!

- Откуда ты это знаешь?

- Навел справки.

Слава чувствует себя неуютно.

- А какое отношение это имеет к стихам?

- Не понимаешь? Если контрреволюционер пишет стихи, значит, и стихи он пишет контрреволюционные.

"Осыпается золото с кружев... - размышляет Слава. - С розоватых брабантских манжет..." В чем здесь контрреволюция?"

Он уходит в оборону:

- А как все-таки попала к тебе моя книжка?

Но Семин не уступает:

- Лучше ты скажи, как к тебе попала эта книжка?

- Был в Колпне, ездил подыскивать помещение для народного дома. Отвели меня ночевать к Федоровым, есть там такой бывший помещик, попалась мне эта книжка на глаза, и они ее мне подарили...

- То есть пытались тебя подкупить?

Слава искренне смеется.

- Хорош подкуп, если я едва не отобрал у них дом!

- Это мне известно, - говорит Семин. - Но этот подарок я не могу рассматривать иначе как попытку дать тебе взятку.

- А ты полегче, - обрывает его Слава. - Я вот пожалуюсь Шабунину! Как ты со мной разговариваешь?

- А как? - удивляется Семин. - Разве я не обязан выяснить все обстоятельства, связанные с этим Гумилевым?

- Все-таки ты скажи, как попала к тебе эта книжка? - настаивает Слава.

- Изволь, - соглашается Семин. - Проходил мимо вашего общежития, зашел посмотреть, как вы живете, заглянул к тебе, увидел на столе книжку, она меня заинтересовала...

- А какое ты имеешь право брать у меня что-нибудь без спросу?

Впервые за весь разговор Семин снисходительно улыбается.

- Но я же не для себя, а для дела.

- Для какого это дела?

- Распространение контрреволюционной литературы.

- Шутишь?

- Нет. - Семин кладет перед собой лист бумаги. - Давай уточним, при каких обстоятельствах попала к тебе эта книжка.

- Это что - допрос?

- Если хочешь - допрос, дело серьезней, чем ты думаешь, даже досадно, что ты сам не разобрался во вражеских происках.

- В чем же это я не разобрался?

- Отвечай лучше по существу, так мы скорее доберемся до истины.

Слава начинает нервничать, впрочем, он давно уже нервничает, - что за странная и глупая история!

Семин записывает вопрос:

- Значит, тебе эту книжку подарили Федоровы!

- Да.

- Кто именно?

А кто, правда, подарил ему эту злосчастную книжку? Федоров? Нет, все-таки не он, зачем же его подводить, тем более что Слава не сомневается в невинном характере подарка.

- Оля.

- Что за Оля?

- Племянница. Племянница Федорова.

- Это еще что за племянница?

- Обыкновенная племянница. Приехала к ним погостить.

- Откуда?

- Что - откуда?

- Откуда приехала?

- Не знаю. Кажется, из Крыма.

- Из Крыма?

- Как будто они сказали, что из Крыма.

- А ты читал эти стихи другим?

- Читал.

- Вот видишь, не только сам, но и другим читал контрреволюционные стихи.

- А что в них контрреволюционного?

- А это не нашего с тобой ума дело, я тебе уже сказал, что этот поэт расстрелян за контрреволюцию.

- Очень жаль.

- Тебе его жаль?

- Жаль, что поэты занимаются контрреволюцией.

- Это тоже не нашего ума дело.

Семин берет новый лист.

- А зачем тебе эта Оля дала книжку?

- Я уже сказал, мне понравились стихи...

- А она не просила тебя передать кому-нибудь эту книжку?

- Для чего?

Семин слегка отодвигается от стола и проникновенно смотрит в глаза Славе.

- Ты честно разговариваешь, Ознобишин?

- Да ты что?! - Слава вспыхивает. - Какие у тебя основания...

- Не ерепенься, не ерепенься, - останавливает его Семин. - Тебя тоже можно было бы привлечь, но Шабунин велел тебя не трогать.

Ах, так вот почему Семин беседует с ним так снисходительно, это Афанасий Петрович верит Славе, Афанасий Петрович, а не Семин...

- Значит, она никому не просила передать книжку?

- Нет.

- А теперь возьми ее и внимательно посмотри на обложку.

Слава смотрит... Нет, он не видит ничего, что могло бы привлечь его внимание.

- В каком году издана книжка?

- В тысяча девятьсот двадцать первом.

- Где?

А ведь не обратил внимания ни на дату, ни на место издания!

- Берлин.

- Вот то-то и оно-то! Как могла эта книжка попасть в Россию? Только через белогвардейцев. Откуда приехала твоя Оля? Соображаешь? Была в Крыму, где находились врангелевцы. Там ее и завербовали. Получила от них книжку, а зачем привезла - предстоит еще докопаться...

Перед Ознобишиным открывается бездна, Славе и самому уже не приходит в голову, что книжка к Оле попала из нейтральных рук или куплена в магазине...

- Вполне возможно, что она прибыла сюда с определенным заданием, продолжает Семин. - Может быть, это шифр. Может быть, в стихах этих что-нибудь заключено...

- Что же ты собираешься делать? - робко спрашивает Слава.

Он уже верит Семину, уже не допускает иного толкования!

- Начнем следствие, заставим сознаться...

Слава уже забыл, что он только что возмущался тем, что Семин без спроса забрал у него книжку.

- А книжка?

Семин не спеша потянул книжку из его рук.

- Это же материал для следствия...

Он снисходительно смотрит на Славу.

- Что ж, можешь идти. Впредь тебе наука. Подписывай показания, и никому ни слова.

Слава даже высказывает Семину свое удивление:

- Как это ты до всего докопался?

- А у нас, как в аптеке, точность и быстрота, - самодовольно констатирует Семин.

Растерянный Слава бредет в укомол.

- Созидающий башню сорвется, - вспоминается ему строка из книжки...

И как-то, сначала смутно, а потом все явственнее вспоминаются другие стихи, из-за которых у него тоже были неприятности.

Он помнит эти стихи. "Двенадцать". Поэма малознакомого Блока.

Он поссорился тогда со своими одноклассниками. Но не захотел им уступить и не уступил.

В белом венчике из роз

Впереди - Исус Христос...

Казалось бы, какое отношение имее. Исус Христос к Революции? Однако же Слава почувствовал, что этого Христа гонит вперед ветер Победившей Революции!