Секрет долголетия - Григорий Исаакович Полянкер

И, не сказав больше ни слова, двинулся дальше.

— Что-то перестали заходить к нам, — сказал Рогов ему вслед.

— Времени нет, Вася… Занят…

— А вам пишут из дому, дядя Шмая? — спросила Шифра, удивляясь необычной мрачности кровельщика.

— Пишут… Пишут… Лучше б не писали…

— А я хотела к вам зайти…

— Заходи, дочка. Заходи, когда будет время… — бросил он на ходу и ускорил шаг. Ему теперь трудно было говорить…

«Да, — подумал он, уже подходя к своему блиндажу, — значит, и на войне можно почувствовать себя счастливым, расставшись на несколько минут с товарищами и укрывшись с любимой в тихом уголке весеннего леса, среди пения соловьев и шелеста молодой листвы…»

С горем, как говорят умные люди, надо только переночевать…

И Шмая-разбойник постепенно привыкал к мысли, что его постигло большое горе, и понимал, что этому горю уже ничем не поможешь. Слишком много смертей он видел в последнее время, и чувство душевной боли как-то притупилось.

Он уже снова принимал участие в оживленных спорах, снова шутил, не давая ребятам унывать, хоть у самого очень тяжело было на душе. Рапорта об отпуске он не подал, а написал жене письмо, что не за горами уже конец войны, скоро прогонят врага с родной земли, и тогда не он, Шмая, к ней приедет, а она с детьми, со всеми колонистами поедет на Ингулец. И он тоже вернется прямо домой, а вернется непременно, так как все время находится в очень спокойных местах и даже снаряды не долетают до тех окопов, в которых он со своими товарищами находится… Никакая опасность ему не грозит… И если он до сих пор жив и здоров, не считая, что его раза три ранило, то теперь уже наверняка доживет до полной победы над врагом…

Читал товарищам это письмо, а они громко смеялись. Здорово, мол, старик написал о снарядах и о том, что они находятся вне всякой опасности…

В один из вечеров, когда курские соловьи сводили с ума молодых ребят и те тосковали по своим невестам и женам, находившимся где-то за тридевять земель, майор Спивак чуть было не поссорился со своим старым фронтовым другом Васей Роговым.

Может быть, это и было нарушением воинского устава и субординации, но они, давно позабыв о разнице в званиях и занимаемых должностях, были связаны большой солдатской дружбой, трогательной и волнующей, и уже ничего не могли сделать, чтобы изменить это. Ведь их сроднили тяжелые военные дороги, жестокие бои, когда они не раз выручали друг друга.

Майор долго не решался заговорить с Васей на такую деликатную тему. Но сегодня у него было уж слишком тяжело на душе, и когда Вася поздно ночью вернулся со свидания с любимой и тихонько, на цыпочках, сияя от счастья, спустился в блиндаж, он смерил его холодным взглядом, усадил на нарах перед собой и сказал:

— Что ж, Вася, вижу, придется нам с тобой распрощаться… Попрошу, чтоб тебя перевели в медсанбат… Там тебе, кажется, будет удобнее. А мы тебе тут мешаем… И вообще ты забываешь, где мы находимся…

— Что вы, товарищ гвардии майор! — воскликнул парень, все еще находясь во власти воспоминаний о свидании с любимой девушкой. — Знаете, что она мне сегодня сказала? Честное слово, призналась, что любит меня и без меня жить не может… Когда окончится война, сказала она, и мы останемся живы, она замуж за меня пойдет!..

Майор пристально смотрел на его взволнованное лицо и понимал, что в эту минуту с ним ни о чем больше нельзя говорить, только о девушке, которая покорила его. Вася и не собирался отвечать на упреки, сердце его было переполнено любовью и радостью, и ничто другое сейчас его не беспокоило.

— Она сказала: что бы со мной ни случилось, куда бы меня ни забросила судьба, все равно будет мне верна, будет ждать… Скажите, товарищ майор, ваша жена вам тоже такое говорила?..

И майор понял, что ссора не состоялась. И еще он понял, что немного постарел и из его жизни ушло что-то очень важное. Он был побежден этим взволнованным пареньком, который приобрел сейчас то, что делает человека безмерно счастливым: любовь, верность и преданность.

— Так она тебе и сказала, Вася: что бы с тобой ни случилось, она будет твоей?.. — смягчившись и забыв, что недавно злился на друга, спросил майор. — Ну, а если с ней что-нибудь случится?..

— Что? Другого полюбит? Отвернется от меня? — настороженно прервал его Вася.

— Да нет, глупый!.. Я не об этом… — успокаивающим тоном сказал майор. — Я имею в виду совсем другое… Она такой же солдат, как и мы с тобой. Над ней рвутся те же бомбы и снаряды. Жизнь ее в такой же опасности, как и наша. Она может руку потерять, ногу, стать калекой, мало что может случиться на войне…

Вася смотрел на майора с недоумением: мол, не может быть, чтобы с ней что-нибудь плохое случилось на фронте, когда он ее так любит. И, подумав, ответил:

— С такой девушкой ничего не может случиться!.. Она смелая, а смелого пуля не берет…

Майор улыбнулся краешком губ, ничего не сказал. Он только подумал: «Боже мой, скольких смелых и отважных брали пули, осколки! Если б они не погибли, верно, давно разгромили бы мы врага. Такие красивые слова придумывают поэты, которые войны не видали. Но все-таки хорошо, что они их придумывают… Без хороших слов было бы куда труднее…»

Сейчас майор уже с удовольствием смотрел на своего ординарца. Он знал, как грубеют, как черствеют на войне люди, как притупляются у них чувства и они становятся подчас злыми, жестокими. Может быть, поэтому ему так приятно было сейчас смотреть на этого милого паренька, который не растерял в солдатских походах самых лучших своих качеств, сохранил юношескую чистоту, искренность, чуткость и доброту…

Майор поймал себя на мысли, что неудавшаяся ссора с Васей обогатила его чем-то таким, чего ему все время не хватало. И он был благодарен своему молодому другу за этот урок.

Глава тридцать первая

И ГРЯНУЛА БУРЯ

На «ничейной земле» уже бушевала добротная усатая пшеница. Бойцы, занятые дни и ночи рытьем оборонительных линий, траншей, ходов сообщения, даже не заметили, как поднялись здесь, куда вот-вот должен был переместиться шквал войны, такие роскошные хлеба.

Сколько колес и гусениц утюжило посевы! Сколько солдатских ног прижимало их к земле, сколько мин и снарядов рвало