Воспоминания - Альберт Шпеер

12 октября 1944 г., когда положение на Западном фронте вновь укрепилось и снова можно было говорить о фронте, а не о беспомощно убегающих людях, Гитлер после оперативного совещания отвел меня в стороны, взял с меня слово молчать и затем объявил мне, что он собирается провести на западе большое наступление, объединив для этого все имеющиеся силы: "Для этого Вы должны сформировать из строителей-немцев строительный отряд, имеющий в своем распоряжении достаточно транспортных средств, чтобы, даже в том случае, если прекратится работа железнодорожного транспорта, быть в состоянии строить различные мостовые сооружения. При этом придерживайтесь организационных форм, уже зарекомендовавших себя в западной кампании 1940 г. 6 «». Я обратил внимание Гитлера на то, что мы едва ли располагаем достаточным количеством грузовиков для выполнения такого задания. «В этом случае все остальное следует отодвинуть в сторону», -энергично решил он. «Совершенно безразлично, каковы будут последствия. Это будет мощный удар, который должен принести успех».

Примерно в конце ноября Гитлер еще раз заявил, что он все ставит не это наступление. Поскольку он был убежден в его успехе, он беспечно добавил, что это его последняя попытка. «Если она провалится, я не вижу иной возможности благополучного завершения войны… Но мы прорвемся», — добавил он и немедленно пустился во все более далекие от реальности фантазии: «Единственный прорыв на Западном фронте! Вы увидите! Это приведет к краху и панике у американцев. Мы осуществим прорыв в центре и овладеем Антверпеном. Так они лишатся своего порта снабжения. И огромный котел образуется вокруг всей английской армии, будут сотни тысяч пленных. Как когда-то в России!»

Когда я в это же время встретился с Альбертом Феглером для того, чтобы обсудить ставшее из-за налетов авиации просто отчаянным положение в Руре, он напрямик спросил меня:"Когда это, наконец, кончится?" Я намекнул ему, что Гитлер хочет сконцентрировать все силы для осуществления последней попытки. Феглер упорно продолжал: «Но он же понимает, что после этого нужно кончать? Мы теряем слишком много техники. Как возможно ее воспроизводство, если разрушения в промышленности будут продолжаться в тех же размерах хотя бы еще несколько месяцев?» «Я думаю, — возразил я, — что Гитлер таким образом разыгрывает свою последнюю карту и что он это знает». Феглер скептически посмотрел на меня: «Конечно, это его последняя карта, если наше производство разваливается на всех участках. Он будет проводить эту акцию на востоке, чтобы получить там передышку». Я уклонился от ответа. «Конечно, это будет на Восточном фронте, — решил Феглер. — Ни один человек не может пойти на такое безумство, чтобы обнажить Восточный фронт, чтобы сдержать наступление противника на западе».

Генерал-полковник Гудериан, начальник Генерального штаба сухопутных войск, на оперативных совещаниях с ноября постоянно обращал внимание Гитлера на непосредственную угрозу Верхней Силезии вследствие концентрации войск на Восточном фронте. Конечно, он делал это с целью добиться переброски на Восточный театр военных действий собранных для наступления на западе дивизий, чтобы избежать там катастрофы. На Нюрнбергском процессе некоторые из подсудимых, впрочем, пытались оправдать продолжение войны зимой 1944/45 г.г. при помощи такого аргумента, что Гитлер продолжал военные действия только для того, чтобы спасти жизнь беженцам с востока и сдать русским в плен как можно меньше немецких солдат. ОДнако решения, которые он принимал в это время, свидетельствуют как раз об обратном.

Моя точка зрения заключалась в том, что необходимо как можно эффектнее разыграть «последнюю карту Гитлера». Поэтому я договорился с командующим группы войск Б, фельдмаршалом Моделем, что во время наступления я буду оказывать ему импровизированную помощь в поставке вооружений. 16 декабря, в день наступления, я поселился в маленьком охотничьем домике под Бонном. Уже когда я ночью ехал на запад в моторном вагоне Имперской железной дороги, я видел, что восточнее Рейна сортировочные станции забиты эшелонами; техника, предназначенная для наступления, застряла там из-за налетов авиации.

Ставка Моделя находилась на дне узкой, поросшей лесом расщелины в Эйфеле, в большом охотничьем доме богатого промышленника. Как и Генштаб сухопутных войск, Модель не стал строить бункеры, чтобы заранее за несколько месяцев не привлекать к этому месту внимание разведки противника. У Моделя было хорошее настроение, потому что внезапность удалась, фронт был прорван, его войска быстро продвигались вперед. Погода нам благоприятствовала, она была как раз такой, какую «заказал» Гитлер перед наступление: «Погода должна быть плохой, иначе акция не будет иметь успеха».

Как фронтовой экскурсант, я старался как можно ближе продвинуться к линии фронта. Рвущиеся вперед войска были в хорошем расположении духа, потому что низкая облачность исключала любые действия авиации. Но уже на второй день начался хаос на дорогах, автомобили продвигались по главной дороге в три колонны метр за метром. Для того, чтобы пройти 3 — 4 километра, моему автомобилю, зажатому между грузовиками с боеприпасами, нужен был в среднем один час. Я боялся, что погода разгуляется.

Модель объяснял, с чем связана неразбериха: например, недостаточная дисциплинированность вновь созданных формирований или хаос в тылу. Но, как всегда, общая картина показывала, что армия утратила свои когда-то знаменитые организационные качества. Это безусловно было одним из результатов того, что ею три года руководил Гитлер.

Первой целью моего трудного путешествия был взорванный мост на северном крыле 6 танковой армии СС. Чтобы принести какую-то пользу, я обещал Моделю выяснить, каким образом его можно восстановить в кратчайший срок. Солдаты скептически оценили мое внезапное появление. Мой адъютант узнал у одного из них, что они думают о его причине: «Он получил по шапке от фюрера за то, что мост еще не готов. Теперь у него приказ, самому расхлебывать эту кашу». Восстановление, действительно, тянулось крайне медленно. Потому что строительные отряды «Организации Тодт», со всей тщательностью сформированные нами, из-за непроходимых пробок на дорогах застряли вместе с большей частью саперной техники восточнее Рейна. Таким образом, скорый конец был обусловлен уже недостатком необходимого мостостроительного оборудования.

Недостатки в снабжении ГСМ также сказались на успехе операций. Танковые соединения начали наступление с незначительными резервами горючего. Гитлер легкомысленно рассчитывал на то, что танковые соединения потом воспользуются захваченным у американцев трофейным горючим. Когда наступление грозило захлебнуться, я помог Моделю, связавшись по телефону с находившейся наподалеку Рурской областью и на скорую руку организовав формирование и отправку на фронт поездов циятерн с бензольных заводов.

Метариально-техническое снабжение развалилось, когда через несколько дней рассеялся туман и в безоблачном небе появилось множество истребителей и бомбардировщиков противника. Даже для быстрого легкового автомобиля поездка днем стала проблематичной; часто мы были рады, когда могли спрятаться в какой-нибудь небольшой роще. Снабжение теперь пришлось осуществлять только по ночам, наощупь пробираясь от дерева к дереву 7 «». 23 декабря, за день до сочельника, Модель объявил мне, что наступление окончательно провалилось; однако, Гитлер приказал продолжать его.

До конца декабря я находился в районе наступления, посещал различные дивизии, подвергался обстрелу штурмовиков и артиллерии, видел ужасающие последствия налета немецкой авиации на пулеметную огневую позицию. На этом участке местности лежали, скошенные смертью, сотни солдат. На следующий вечер я посетил Зеппа Дитриха, бывшего фельдфебеля старой немецкой армии, а теперь командующего танковой армией СС, в его ставке недалеко от бельгийского пограничного города Уффализа. Один из немногих соратников Гитлера со времен создания партии, теперь и он при своей простоте отдалился от него. Разговор вскоре перешел на последние приказы: Гитлер во все более рещкой форме требовал «любой ценой» взять окруженную Бастонь. Он не желал понять, ворчал Зепп Дитрих, что отборные войска СС не могли без труда смять американцев. Гитлера было невозможно убедить в том, что они стойкие, равные немцам, соперники. "Кроме того, — говорил он, — мы не получаем боеприпасов. Транспортные коммуникации прерваны из-за налетов авиации. Как бы для того, чтобы продемонстрировать наше бессилие, это ночное совещание прервала атака с бреющего полета больших четырехмоторных бомбардировщиков. Вой и разрывы авиабомб, вспыхивающие красные и желтые облака, рев моторов и ничего в ответ, я буквально лишился рассудка при виде этой картины военной беспомощности, выглядевшей как гротеск на фоне ошибочных оценок Гитлера.