Тот, кто знает - Александра Маринина

– Пожалуйста, бери машину и езди.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу водить машину.

– Глупости! – оборвал ее Вадим. – Это тебе только так кажется. Подумаешь, взяла всего несколько уроков – и уже выводы сделала. Найди хорошего инструктора, он тебя в два счета научит.

Наташа действительно пыталась научиться водить машину и получить права, но очень скоро поняла, что это занятие не для нее. На площадке все получалось просто замечательно, но как только она оказывалась на проезжей части, ее охватывала такая паника, что хоть бросай руль и выскакивай из салона. Она безумно боялась машин и покрывалась холодным потом даже тогда, когда ехала в качестве пассажира. Никакие уговоры инструктора, что, дескать, рядом едут нормальные люди, которые ее видят и тоже не хотят попадать в аварии, Наташу не успокаивали. Она хорошо знала, как много сидит за рулем пьяных, обколотых или наглотавшихся таблеток водителей, а также тех, кто купил права за деньги без надлежащего обучения. Нет, ни при каких условиях она не сможет преодолеть свой страх и вести машину. Ее нервная система к этому не приспособлена. К тому же у нее есть еще один врожденный дефект – плохое ощущение правой и левой стороны, а вернее, полное отсутствие такового. Она даже цепочку на шее не может застегнуть и расстегнуть на ощупь, заведя руки назад, обязательно переворачивает ее замочком вперед, чтобы видеть. Однажды Вадим подарил ей коротенькую, под горло, красивую витую цепь, замочка которой Наташа никак не могла видеть, даже перевернув. Расстегивать ее на ощупь она еще кое-как могла, а вот застегивать, глядя в зеркало, никак не удавалось, она мучилась, пыхтела и не могла сообразить, почему ей кажется, что она двигает рукой назад, а оказывается – вперед. Во время движения такая же ситуация, только во много раз более опасная, складывалась с зеркалами заднего вида. Наташа хронически ошибалась, не понимая, сокращается расстояние между ней и идущим сзади автомобилем или, наоборот, увеличивается, и справа этот автомобиль или слева. В конце концов она оставила затею с получением прав, разумно решив, что лучше ездить на метро, чем тратить бесконечные деньги на ремонт своей и чужих машин, при этом с риском оставить сыновей сиротами, а мужа – вдовцом.

– Вадим, я не буду водить машину, это даже не обсуждается. Давай исходить из того, что есть. К слову замечу, что сейчас мы живем рядом с Киевским вокзалом, с которого ты каждый день ездишь на работу в Обнинск. И даже при этом ты встаешь в пять тридцать, а выходишь из дому в шесть утра. Ты готов вставать в четыре?

– Встану, – коротко ответил Вадим. – Во сколько нужно, во столько и встану.

– И на чем ты будешь добираться до вокзала? Автобусы в четыре утра еще не ходят, – заметила Наташа.

– На машине поеду.

– И оставишь ее на целый день на площади перед вокзалом? Вадик, это несерьезно. Если поставить ее на платную охраняемую стоянку, то это выйдет слишком дорого, мы за неделю истратим всю твою зарплату. А если оставить просто так, то рано или поздно ее угонят. Я понимаю твое желание переехать в отдельную квартиру, но ты должен понимать, что издержки могут оказаться неизмеримо больше, чем выгоды. И еще одно: мы с тобой оба очень много работаем, рано уходим и поздно приходим. Сейчас за мальчиками присматривает Бэлла Львовна, и накормит, и проследит, чтобы уроки сделали. Когда мы останемся одни, Сашка и Алеша останутся полностью безнадзорными. Не забывай, сколько им лет. Одному двенадцать, другому – тринадцать, они еще не настолько взрослые, чтобы вести себя разумно и ответственно, а возраст опасный и через пару лет станет еще опаснее.

– Но если Бэлла Львовна будет жить с нами в одном доме, она сможет каждый день приходить, сидеть у нас и присматривать за ребятами. Ведь так, Бэлла Львовна? И вообще, я не понимаю, что мы обсуждаем, перспективу получить отдельное новое жилье или причины, по которым мы должны отказаться от этого? У меня складывается впечатление, что не первое, а именно второе.

Конечно, второе, а не первое, подумала Наташа. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Невозможно улучшить ситуацию, ничем за это не заплатив. А плата в данном случае может оказаться слишком высокой. К такой плате Наташа не готова.

– А почему молчит уважаемый Марк Аркадьевич?

Вадим внезапно повернулся к Марику и уставился на него сердитыми глазами.

– Я бы хотел услышать и ваше мнение, ведь речь идет и о вашей матушке тоже, а не только о моей семье.

Наташин слух больно резануло это разделение «вашей матери» и «моей семьи», она давно уже не воспринимала Бэллу Львовну как нечто отдельное. Бэлла Львовна оставлена была Мариком на ее попечение так же, как и Иринка, и Наташа немедленно зачислила ее в члены своей семьи, в круг тех, о ком она должна заботиться, за кем должна ухаживать.

Марик на протяжении всего разговора сидел молча, ни единым словом не давая понять, чью сторону принимает в этом споре. Справедливости ради надо заметить, что и Бэллочка своего мнения не высказывала. Получалось, что спорили только Наташа с Вадимом, а точка зрения соседки в расчет не принималась.

– Видите ли, Вадим, я не считаю возможным навязывать вам свое мнение, потому что я через два дня уеду, а вам оставаться и жить. Поэтому имеет смысл обсуждать только ваши аргументы, а никак не мои.

Ну что ж, вполне обтекаемо. Ни да – ни нет. Точка зрения Марика и без слов понятна, он боится оставлять мать без ухода и помощи и, конечно, хотел бы, чтобы все оставалось как есть. Но ему, давно живущему по западным стандартам, в то же время совершенно очевидно, что две комнаты для четверых – слишком мало и неудобно. Похоже, Вадим это понимал, потому что резко поднялся с дивана и сделал шаг к двери.

– Я предлагаю разойтись и как следует подумать. Бэлла Львовна, как вы договорились с риэлторами?

– Они придут через пару дней, чтобы узнать о нашем решении.

– Вот и хорошо, значит, время для обсуждения еще есть. Спокойной ночи.

Наташа молча ужинала, Вадим, отвернувшись, смотрел телевизор. И только когда начали стелить постель, снова вернулся к проблеме переезда:

– Я тебя не понимаю, Наташа. Неужели тебе не надоело жить в этой коммуне, всех кормить, всех одевать и обстирывать? Ты что, нанималась в домработницы к этим двум нахлебницам? Одна – молодая свистушка, тарелку за собой не вымоет, другая – слабеющая старуха, которая и делала бы все, что нужно, да уже не всегда может. Объясни мне, почему ты против того, чтобы жить в отдельной квартире, где будет только наша с тобой семья, понимаешь, наша!

Наташа плотнее запахнула халат и присела на краешек дивана. Ну как ему объяснить, если он сам не понимает!

– Вадик, миленький, Бэллочка уже много лет является членом нашей семьи, неужели ты этого не видишь? Да, я понимаю, ты двенадцать лет жил отдельно от нас и многое не знал или не видел… Но теперь-то ты здесь, уже почти два года мы живем вместе, и ты до сих пор не понял, что я не могу оставить ее. Ну не могу я! – почти выкрикнула Наташа. – Можешь ты это понять? Я многим ей обязана, ей и Марку, только благодаря им я стала тем, чем стала. И когда Марк уезжал в Израиль, он взял с меня слово, что я не брошу его мать, не оставлю ее без заботы и опеки. А она с каждым годом нуждается в этой заботе все больше и больше, она ведь не молодеет, Вадичек, миленький, ты сам видишь, у нее и зрение падает, и сама она слабеет, и болеет все чаще и чаще. Когда моя мама уехала с Люсей, Бэллочка заменила нашим сыновьям бабушку. Как же я могу уехать от нее? Я люблю ее, я к ней привыкла. И к квартире нашей я привыкла, я прожила в ней всю жизнь. А ты хочешь все это сломать?

– Я хочу иметь свой дом и быть в нем хозяином, – горячо возразил Вадим. – Неужели тебе это не понятно? В конце концов, меня с Бэллой Львовной ничего не связывает, для меня она – совершенно чужой человек, к тому же не особенно опрятный. Почему я должен терпеть ее присутствие рядом с собой? Почему мы вчетвером должны ютиться в двух комнатах, если можем жить более комфортно?

– Ты не должен так говорить…

– Нет, именно так я и должен говорить. А тебе пора сделать выбор между твоей соседкой и твоим мужем.

Он взял чашку, из которой пил чай, сидя перед телевизором, и вышел на кухню. Наташа сидела на диване, не в силах пошевелиться. Вот так, выбор между соседкой и мужем. Ну зачем он так сказал? Зачем ставит ей ультиматум? Ведь делать выбор между двумя людьми, каждый из которых дорог и любим, невозможно. Остаться доброй и порядочной и выбрать Бэллу? Или остаться преданной женой и сделать выбор в пользу мужа? В первом случае есть риск, что Вадим с этим не смирится, отношения испортятся, может быть, даже до разрыва дойдет. Разрушится семья, сыновья останутся без отца. Если сделать так, как хочет Вадим, то семья, безусловно, сохранится, но с Бэллой Львовной без постоянной помощи и присмотра может случиться все, что угодно, и она не проживет столько, сколько могла бы прожить, будь Наташа всегда рядом с ней. Да и сама Наташа измучается, разрываясь между двумя домами. Она попыталась представить себе эту новую квартиру и невольно скривилась. В ее воображении возникла картина чего-то стерильно-белого, безжизненного, бездушного. А здесь, в этой коммуналке, все имеет свой цвет, комната Бэллочки – синяя, комната мальчиков – охряная, теплая, похожая на расписной глиняный кувшин, Иринкина обитель больше похожа на старое гобеленовое полотно, с одной стороны – по-молодежному нарядная, с другой – словно покрытая пылью разрухи и дряхления. А в ее с Вадимом комнату только что вернулся красный цвет взаимного недовольства и раздражения, которого здесь давно уже не было, с тех пор, как заболел и попал в больницу Наташин отец. В этой квартире все наполнено цветом и жизнью, воспоминаниями и эмоциями. Может быть, поговорить с Иркой? Если она переедет к мужу, комната не будет ей нужна, и Наташа вполне может ее занять. Случись что и Ира захочет вернуться – комнату всегда можно освободить за несколько часов. Остается проблема Бэллочки. Вадим не хочет с ней жить, не хочет терпеть плохо вымытую ею сантехнику, ее шаркающие шаги, ее слишком громкие и долгие разговоры по телефону. Но Бэллочка же не виновата, что плохо видит и начинает понемногу глохнуть, это участь всех пожилых людей, и сам Вадим станет когда-нибудь таким же…