На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

Никто, кроме «Друзей Удачи», в комнате, полной гуляк, не подал виду, что всё это заметил. Странно расстроенный Линдси ощупывал пустое место, на котором прежде стоял исчезнувший юноша, словно он просто решил стать невидимым.

   — Я бы предложил,   — сказал Майлз, направляясь к выходу,   —  покинуть это помещение, пока нас не постигла та же участь.

Снаружи Чик, не произнесший ни слова во время этого эпизода, подошел к Рэндольфу:

  — Профессор, докладываю: я апеллирую к Усмотрению Научного сотрудника, или У.Н.С., в соответствии с положениями нашего Устава.

  —   Снова, м-р Заднелет? Полагаю, вы надлежащим образом заполнили свою Анкету обнаружения экстраординарного обстоятельства?

   Чик вручил заполненный аккуратным почерком документ:

    — Всё в порядке, надеюсь...

  —   Слушай, Чик, ты твердо решил? Помнишь прошлый раз, ту историю с гавайским вулканом...

    —  Там была чистой воды крамола,   — встрял в разговор Линдси,   — как сейчас.

   —  В соответствии с моим правовым заключением   — нет,   — пропищал Дерби, внимательно изучавший записку,   —  У.Н.С. Чика такое же кошерное, как «Смегмо».

  — Несколько несерьезное высказывание, учитывая предсказуемую плотность связей между тобой и Заднелетом.

    — Хочешь плотности,   —  проворчал Дерби,   —  вот, попробуй эту.

  — Наша боевая высота,   — попытался объяснить Чик,   — и присутствие неизвестных вулканических газов может повлиять на мои суждения, это правда. Но в этот раз я собираюсь оставаться на земле, никаких аспектов, связанных с измерениями.

  —  Кроме Четвертого измерения, конечно,   — предостерег Майлз Бланделл голосом таким торжественным, словно он исходил из смертных глубин,   — Пятого и так далее.

Когда его сослуживцы ушли, Чик снова зашел в темную пивную, взял кружку пива, сел за стол с видом на вход и стал ждать, этой технике он научился много лет назад в Японии, среди дзенских мистиков этой страны (см. «Друзья Удачи» и Женщина в клетке из Иокагамы») она была известна под названием «просто сидеть». Во время того путешествия, как вспомнил Чик, Пугнакс поставил в тупик дзенских монахов, ответив на классический коан «Обладает ли собака природой Будды?» не «Му!», а «Да, очевидно, разве может быть иначе?».

Время не столько проходило, сколько становилось менее значимым. Наконец, Чик увидел недавно исчезнувшего «связного», который снова появился из ниоткуда, теперь он купался в оттенках абрикоса и аквамарина.

    —  Снова вы.

   —  Маленький профессиональный трюк. Вы бы видели свои серьезные лица,   — сказал Алонсо Митмен (поскольку это был он).

   — Возможно, я просто более ленив, чем мои напарники. Они продолжили свой ночной кутеж, а я просто решил посидеть здесь и расслабиться.

    —  Я заметил, что вы не притронулись к этому пиву.

   —  Хотите?

   — Это дело. Позвольте угостить вас чем-то, Хорст может сделать любой коктейль, никому не удавалось поставить его в тупик со времен П. М. К. П. В., да и то под вопросом.

    —  Со времен..?

   — Первой международной конференции путешествий во времени, слушайте, что там была за тусовка.

Там был весь высший свет науки и философии   — Нильс Бор был там, Эрнст Мах, молодой Эйнштейн, доктор Шпенглер, сам мистер Уэллс. Профессор Дж. М. Е. Мактаггарт из Кембриджа, Англия, заглянул, чтобы прочитать короткий доклад, в целом отрицающий существование Времени, как понятия, которое просто смешно обсуждать, несмотря на его статус явления, в которое верят.

Блестящее собрание, можно сказать, коллаборация лучших умов для решения сложного, действительно парадоксального вопроса, в результате чего, конечно же, появится работающая Машина Времени (таков был Уэллсовский оптимизм той эпохи) еще до конца столетия... но Дела не так делаются. Из первоначальных дискуссий о том, какие специалисты должны улаживать мелочи, споры с удивительной скоростью переросли в полномасштабную академическую битву. Росло количество фракционных групп. Знаменитости, на которых возлагали столько надежд, вскоре уехали на поезде с паровой тягой и на междугородней электричке, на лошадях и на дирижаблях, обычно   —  ворча себе под нос. Следовали вызовы на дуэль, их принимали, всё разрешалось в основном бескровно   —  за исключением плачевной истории про Мактаггарта, нео-августинианца, и роковой парной пудинг. «Споры о природе реальности, исход которых каким-то образом зависит от пари,   — как выразился Коронер графства,   —  как известно, редко заканчиваются хорошо, особенно здесь, рядом с высоким вертикальным сооружением...». Много дней, пока злополучная дуэль оставалась темой слухов, участники конференции были осмотрительны и находили оправдания, чтобы не подходить слишком близко к Старой Стеариновой Колокольне, образцом для которой послужила Кампаниле на Пьяцца Сан-Марко в Венеции, 322 фута   —  самое высокое здание, видимое во всех направлениях закругления Земли, печально известное в этих краях тем, что очаровывало умы и здоровые, и пребывающие в расстройстве.

  —  Вы ходите среди них, сами того не зная, с тех пор как приехали,   —  сказал Алонсо Митмен.   —  Их нельзя найти, пока они этого не захотят.

    — Но вам они явились...

   — Да, и «явились», и «явятся», возможно, даже вам, если вам повезет, что с того?

Чик рассматривал молодого Митмена. Несомненно, классический тип, который гомеопаты назвали бы «ликоподиевым». Организация «Друзей Удачи» как-то притягивала таких людей в больших количествах. Страх в каждой клетке. Страх ночи, страх преследования, неудачи, других проблем, которые не так-то легко перечислить. Они первые начинали чинить снасти во время бури   — не от храбрости, а от отчаяния, это было единственное известное им лекарство от подкрадывавшегося малодушия, которого они всегда боялись. Этот Митмен, очевидно, забрался очень высоко в ночь, в уязвимость для опасностей бури, которым мало кто позавидовал бы.

  —  Вольно, небесный брат,   —  ответил Чик.   — Я знаю только, чего мне стоило найти тебя сегодня ночью, дальше моя бухгалтерия не простирается.

   Молодой Митмен, кажется, успокоился:

   — Вы не должны думать об этом, как, знаете, о предательстве... или не только предательстве.

    —  Да? А что еще?

Он мог колебаться, но не слишком долго, чтобы не выдать свою неопытность:

  —  Самое необычное предложение о Спасении, заявку на которое нам подали, со времен того другого Обещания, данного много лет назад...

Чик на мгновение увидел трап, возможно, где-то внутри огромного дирижабля будущего, битком набитый воскресшими телами всех возрастов, ошеломленные улыбки и переплетенные конечности без волосяного покрова, толпы гостей, только что прибывших из всех периодов прошедших двух тысячелетий, которых нужно как-то кормить, одевать, дать пристанище и всё объяснить, не сказав лишнего   — административный кошмар, который пришлось улаживать главным образом ему. В его руке был новомодный мегафон. «Как он докатился до этого?». Он не узнавал свой голос. Он не мог придумать, что еще сказать. Все они смотрели на него, чего-то ожидая.

   Здесь, в «Шаре с руки», он только пожал плечами:

    —  Я считаю себя дичью.

    —  Идем.

 Алонсо вывел Чика из таверны, провел по ночному кампусу, потом через грозные готические ворота, и снова по склонам к северным окраинам Университета, в район недорогого жилья для студентов, к которому примыкала неосвещенная лужайка местной прерии, улицы, по которым они проходили, становились всё уже, их освещал скорее газ, чем электрические лампы более «респектабельных» районов города,   —  с каждым шагом, кажется, они всё более непропорционально удалялись, а молодой человек продолжал идти. Наконец они пришли на улицу нескладных домов периметральной застройки, наполовину разрушенных, ободранная внутренняя отделка свидетельствовала о духе поспешности и жадности, в котором эти дома возводили несколько лет назад. На земле лежала разбитая битумная черепица. Куски оконных стекол сверкали в тусклом свете. Где-то неподалеку гудел и шипел междугородний трубопровод, а вверх по улице стая собак врывалась и вываливалась из сырого полумрака уличных фонарей.