На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

 Алонсо, кажется, ждал замечания насчет этого квартала:

  —  Мы не хотим привлекать внимание, пока нет. Когда достаточно много людей решат, что мы им нужны, и начнут нас искать, возможно, мы переедем в место побольше и поближе к городу. А пока...

    —  Благоразумие,   — предположил Чик.

   На лицо юноши вернулось его привычное раздражение:

  — Едва ли. Они не боятся ничего, что «этот» мир может им предъявить. Увидите.

Впоследствии Чик не мог избавиться от впечатления, гнездившегося глубже, чем он мог захотеть или был в состоянии проникнуть, что с ним вступили в психический контакт. Несмотря на чувство, что позитивные экспрессии молчания и присутствия задействованы против него, он не мог не прийти к выводу, что, несмотря на условные сигналы заселенности, все эти комнаты были фактически пусты. Он понял, что его угнетает четко различимый слой запустения, не только пыли, лежавшей повсюду, но и длительной тишины, возможно, на протяжении многих лет, без живого голоса, без звуков музыки, даже без звука человеческих шагов. В его душу закралось подозрение, от которого стыла кровь в жилах: то, что казалось ему светом лампы, на самом деле им не было   —  с помощью каких-то внеземных средств его органы зрения освещались локально и систематически вводились в заблуждение, без вторжения в царство безответной тьмы. По-своему вызывали беспокойство изменения, произошедшие с его спутником, когда они переступили порог   —  расслабление, которое молодой Митмен не удосужился скрыть, словно, доставив Чика, он мог спокойно погрузиться в состояние инструмента, который вернули обратно после выполнения задания в комод: кажется, это состояние он предпочитал докучливым требованиям повседневности.

Внезапно, величаво выступив на сцену, как оперный певец, которому нужно разразиться арией, появился «М-р Туз», как он представился. Черные глаза с блестящим отливом целились, словно оружие на дуэли. Слегка извращенные и необратимо осведомленные глаза, которые ассоциируются у нас с визитами мертвецов. Когда он улыбнулся, или, во всяком случае, попытался, впечатление не рассеялось.

Обойдясь без фатической болтовни, он сразу же начал рассказывать историю своих «людей».

  — Мы здесь, среди вас, ищем убежище от нашего настоящего   — вашего будущего: времени мирового голода, истощения запасов энергоресурсов, смертельной нищеты   —  конца капиталистического эксперимента.

 Как только мы пришли к пониманию простой термодинамической правды о том, что ресурсы Земли ограничены и фактически скоро закончатся, вся капиталистическая иллюзия разбилась вдребезги. Тех из нас, кто говорил эту правду вслух, осуждали как еретиков, врагов господствующей экономической правды. Подобно религиозным Диссентерам былых времен, мы были вынуждены эмигрировать, нам не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в темный Атлантический океан четвертого измерения, известный как Время.

  — Большинство тех, кто избрал Переход, осуществили его, но некоторые   — нет. Процедура по-прежнему опасна. Уровни энергии, необходимые для того, чтобы сделать резкий поворот против течения, через запрещенный интервал, отсутствуют в этом настоящем, хотя некоторые ваши большие генераторы начали достигать необходимой мощности. Нас учили справляться с этой опасностью, мы подготовлены. Чего мы не ожидали   — так это вашей решимости не допустить того, чтобы мы поселились здесь.

  —  Впервые слышу,   —  наконец ответил Чик как можно более благожелательно.

    — Братство Бесстрашных...

    — Прошу прощения?

Странное электрическое жужжание на мгновение прервало и заглушило голос м-ра Туза:

  — Ззз Друзей Удачи? Вы не знали, что все ваши миссии и задания направлены на то, чтобы помешать нашим попыткам войти в ваш временной режим?

   —  Уверяю вас, никогда...

    — Вы поклялись повиноваться, конечно.

Напряженная молчаливая борьба, словно для того, чтобы сдержать смех, словно смех был незнакомым пороком, который мог разорвать его на части, поэтому м-р Туз не мог себе позволить рисковать.

  — Всё это, безусловно, новость для меня,   — сказал Чик.   — И даже если то, что вы говорите, правда, какая вам от нас может быть польза?

В его больших глазах, кажется, загорелась жалость:

   —  Мы могли бы иногда просить вас выполнить поручение, но, к сожалению, с не более подробным объяснением, чем вы сейчас получаете от своей Иерархии.

   Чик должен был некоторое время помолчать.

    —  Ззз, вознаграждение...

    — О, простите?

    — М-р Митмен не сообщил вам размеры нашей благодарности?

    —  Он говорил непонятно. Это звучало, как какая-то религия.

    —  Простите?

    — Вечная жизнь.

    —  Лучше. Вечная молодость.

   —   Черт возьми. Ничего круче, конечно, быть не может.

М-р Туз начал объяснять, или, возможно, не объяснять, а определенно утверждать, что ученые его времени в ходе обширных исследований путешествий во времени в качестве неожиданной удачи открыли, как преобразовать класс термохимических реакций, известных как «необратимые процессы», среди которых выделяются человеческое старение и смерть, чтобы обращать их вспять.

    — Как только мы узнали технологию, вся проблема стала пустячной.

    — Легко вам говорить, кажется.

  —  Теперь это просто торговля товарами, как бусы и зеркальца, которые ваши собственные пришельцы на американских берегах когда-то продавали индейцам. Дар небольшой стоимости, но предлагаемый с большим чистосердечием.

  —  Так что предполагается, что это будет как Сквонто и Пилигримы,   — доложил Чик на пленарном заседании, которое поспешно созвали на следующий день.   — Мы поможем им в их первую зиму, что-то в этом роде.

  —  Полагаю, здесь не тот случай,   —  сказал Рэндольф.   — Думаю, они  —  не пилигримы, а рейдеры, и здесь есть какой-то ресурс, который закончился у них, и теперь они хотят отобрать его у нас и забрать с собой?

    —  Еда,   — сказал Майлз.

   —  Женщины,   —  предположил Дерби.

   —  Более низкий уровень энтропии,   —  размышлял Чик.   —  Это однозначная функция времени   — их уровень энтропии должен быть выше. Это как богачи, которые пьют минеральную воду в чем-то вроде «спа».

  —  Это наша невинность,   —  объявил Линдси, в его голосе сквозило непривычное отчаяние.   —  Они спустились на наши берега, чтобы отлавливать нас, поглощать нашу невинность и забирать ее с собой в будущее.

  —  Я думал о чем-то более осязаемом,   —  задумчиво нахмурился Рэндольф.   — Что можно обсуждать.

    —  Йее, а ктоо сказал, что мы «невинны»?   — пропел Дерби.

  —  Но представьте их,   — в ужасе сказал Линдси, словно его настигло невыносимое озарение,   —  они так опустились, так испорчены, что мы   — даже мы   —  кажемся им чистыми, яко агнцы. А их время так ужасно, что в отчаянии отправило их назад, назад к нам. Назад в несколько трогательных лет, которые у нас еще остались, прежде чем...что бы там ни произошло...

  —  Слушай, Линдси,   — сказал Дерби, впервые на памяти группы переживавший о своем сослуживце пуританских взглядов.

   После минутного коллапса дискуссии:

  —  Всегда остается возможность,   —  напомнил Чик,   —  что это просто профессиональные лгуны, сообщники д-ра Зута, или еще более исподтишка: театральная инсценировка, некое Моральное Упражнение, подготовленное Иерархией для выявления потенциальных мятежников и подавления инакомыслия. С них станется.

    — Так или иначе,   — сказал Дерби,   — мы полностью...

   —   Не произноси это вслух,   —  предупредил Линдси.

Понимая, что ему не удастся узнать от м-ра Туза что-то кроме истории, которую этот зловещий путешественник решил ему рассказать, Чик пришел на их следующую встречу с Майлзом, единственным членом экипажа, который обладал необходимой в этой ситуации прозорливостью. Лишь взглянув на м-ра Туза, Майлз заплакал, неутешно и безоглядно, это были слёзы высокопрофессионального церковника, получившего личное сообщение от Бога...Чик наблюдал в изумлении   —  слёзы в их Отряде были практически неизвестны.