Железом и кровью - Александр Меньшов

— Охренеть! Ловко вы Исаева обвели. Он то всё делал в скрытности и тайне…

— Так оно и будет. Просто для нас грех было не воспользоваться возможностью спасти своего соплеменника. Ты пойми, при штурме особо никто не станет искать какого-то там мага, тем более эльфийского. А его смерть дорого нам станет.

— А если штурм не удастся?

— На нет и суда нет. Но попробовать стоит. Кстати, я отправляюсь тоже в лагерь Залесского как представитель Церкви Света.

— Ты мне всё это говоришь, будто я уже согласился.

Бернар улыбнулся. Он чуть наклонил голову, глядя куда-то пониже лица. Я поздно спохватился, поднимая ворот на безрукавке, чтобы скрыть следы ночной страсти.

— Ты согласишься. Я тебя знаю.

Говорить эльфу о том, что я и так отправляюсь в лагерь Залесского по заданию Избора и Жуги мне не хотелось. Дела складывались так, что одно дело прикрывало истинную суть от другого.

— Я могу подумать? — спросил я, снова беря в руки топор.

— Нет, — честно ответил эльф. — И ещё: с послом сейчас встречи не ищи.

— Это почему?

— Мы переживаем, что Исаев ведёт наблюдение за ним и всеми с кем он встречается. И если увидит, что ты снова ходишь к нам, может… в общем может…

— А вы не боитесь, что я тоже могу быть к этому причастен?

Бернар как-то удивлённо посмотрел на меня, а потом ответил:

— Если это так, то тебя убьют.

Я так и застыл с закинутым над головой топором.

— До встречи в лагере, — бросил эльф и ушёл.

— Охренеть! — все, что я смог сказать.

Доколов дрова, я снёс их под навес и вернулся в трактир. Сегодня постояльцев было мало, да и из портовых рабочих тоже.

Зая хлопотала в подклете. Я присел в светёлке у окна и слегка перекусил.

— Здравствуй, брат! — послышался за спиной знакомый голос.

Я обернулся: в дверном проёме стояла громадная фигура Первосвета. Он был одет в кожаные штаны, на бедре висел небольшой широкий меч. Небрежно распахнутая меховая куртка с характерными железными накладками на руках выдавали в нём Защитника Лиги.

— О! Какие люди! Я на днях хотел тебя навестить, но стража не пустила.

Мы обнялись с Первосветом и я пригласил его присесть со мной.

— Как жизнь, брат? — спросил я, пододвигая ему кружку с пивом.

Первосветом за несколько глотков её осушил, вытер рукавом рот и грустно улыбнулся:

— Да вот, пришёл попрощаться.

— Что случилось?

— Завтра утром мы уходим в Орешек. Только смотри, никому не сболтни. Это тайна…

Я улыбнулся.

— Ясно. Ну тогда встретимся там.

— Не понял, — нахмурился гигант.

— Я ведь тоже ухожу в Орешек.

— Да? — обрадовался Первосвет.

— Тихо, не кричи. Не привлекай внимания. Это тоже тайна, — подмигнул я.

— А ты когда идёшь? — полушепотом спросил мой товарищ.

— Тоже выйду рано утром.

— Ну мы то понятно чего туда тащимся. А ты?

— По делам. Лучше не спрашивай… Ты-то сам как? Вижу возмужал, окреп. Вон какой бугай!

— Да так, — отмахнулся Первосвет. — Поначалу трудно было. А сейчас втянулся. Привык.

— Нравится?

— Можно и так сказать.

Я махнул одной из девчонок и нам принесли ещё пива.

— Честно и грозно! — отчеканил Первосвет и снова мгновенно осушил кружку.

— Ого! Ну ты, брат, даёшь! Там тоже такому учат?

Чуть уже захмелевший Первосвет рассмеялся:

— Там всё строго.

Мы целый час разговаривали о том о сём, вспоминали безымянный остров.

— А ты чем занимался? — спросил Первосвет.

— Путешествовал по аллоду. То туда, то сюда. То одно дело, то другое.

— В общем — занимался ерундой, — подвёл итог Первосвет.

Мне вдруг стало немного смешно.

— А что остальные? — снова спросил меня друг. — Где Бернар? Где Стояна? Не знаешь?

— Бернар с церковниками собирается к Орешку. Может, ты его там и увидишь. А про Стояну ничего не знаю. Кто-то мне говорил, что она ушла в Сиверию.

Из подклета выглянула Зая.

— Кстати, — сказал я. — Это моя жена.

— Что? Ты женился? — Первосвет аж подскочил.

Зая подошла ближе и скромно поздоровалась.

— Поздравляю, брат! — кинулся обниматься гигант. — Вот это ты… Ну и новость!

Где-то вдалеке зазвонил колокол, отбивая время.

— Ох ты ж! — подскочил Первосвет. — Мне пора. До встречи, брат!

Мы снова обнялись.

— Это мой товарищ, — начал я пояснять Зае.

— Я его помню. Он тебя тогда привёз из Заозёрья, — невесело ответила Зая.

Мы чуть помолчали.

— Ты помнишь, что я тебе обещал?

— Когда?

— Ну, когда на запад уходил?

Зая пожала плечами.

— Я вернусь. Клянусь тебе.

Зая сжала губы и тихо спросила:

— Уже пора?

Я вздохнул:

— Утром ухожу.

Она знала, что этот день вот-вот настанет, потому постаралась взять себя в руки. Её лицо чуть скривилось и в глазах застыли крупные капельки слёз. Она так сейчас походила на маленькую испуганную девчонку, которой я её себе часто представлял, после печальных рассказов о жизни в родном хуторе в Смоляном бору.

— Я вернусь, — повторил ей и прижал к себе.

Где-то снова прозвучал звон колокола.

За окном в свете синего вечера тускло горели уличные фонари. С неба посыпалась мелкая изморось.

Было тихо-тихо. Даже ветер сегодня спал.

Голые чёрные деревья одиноко смотрели в небо, словно что-то там выглядывая, или поджидая.

Я тоже посмотрел туда и загадал вернуться…

10

Странно, но на душе было как-то легко. Ничего не тяготило, ничего не тянуло назад… Возможно, я просто настроился на службу, и от того был так спокоен.

— Всё-таки «волк»? — спросил сам себя. — Неужели Бернар прав?

Так не хотелось, чтобы это было так. И я себе поклялся, что это моё последнее дело. И пошли все эти эльфы, все эти приказы, Исаевы, Иверские… пошли они все в… куда подальше.

А с другой стороны: легко сказать — вернусь. Как это сделать, если лезешь в самое пекло?

Не рисковать? Сторониться опасности?

Конечно же по негласному закону, в таких случаях удача отступает и достигаешь совершенно противоположного результата. Например, боишься утонуть, не лезешь в воду, а сам, подскользнувшись — падаешь в глубокую лужу и, ударившись затылком, глупо захлёбываешься грязной жижей. Или другой случай: идёшь в обход, задворками, чтобы избежать воров в толчее, а там натыкаешься на бандитов, которые избивают тебя до смерти и крадут последние деньги.

Вот он какой из себя «случай! Вот она судьба!

Не убежать.

Гибберлинги правы: наша жизнь ткётся не нами, и не нам решать каким быть узору. Не нам решать, где обрывать нить.