Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прочитала?
Она вздрогнула и подняла голову.
— Я не слышала, как ты вошёл.
Муж сдержанно, но вполне доброжелательно улыбнулся ей.
— А я уже пять долей здесь стою. Ты так увлеклась… И что, это правда?
Он говорил с мягкой необидной насмешкой над женской слабостью обливать слезами любую сентиментальную писанину, вон целый шкафчик заполнен романами и романчиками в глянцевых пёстрых обложках. Но на этот раз её глаза были сухи, а голос сдержанно спокоен.
— Да. Конечно, не вся правда.
— Газетчики, — насмешка в голосе стала пренебрежительной, — как всегда преувеличили.
Она качнула головой.
— Скорее преуменьшили, — и почти свободно улыбнулась. — Тоже, как всегда.
— Вот как, — он недоверчиво согласился и уточнил: — Надеюсь, это не изменит…?
— Наших отношений? — не дала она ему договорить. — Конечно, нет. Это ведь прошлое. Только прошлое.
— Я рад, что ты это понимаешь.
И супружеский поцелуй в лоб закрепил решение и закончил инцидент. Она — не жена, но мать уже двоих здоровых мальчиков, по новым законам они — не бастарды, а законные полноправные сыновья, её и их статус, обеспечение и будущее пересмотру не подлежат. А сны… так на то они и сны, чтобы рассеивались при пробуждении и не мешали жить.
* * *
Ургайя
573 год
Зима
8 декада
Медленные невысокие без всплесков и брызг расходились от Аргата по Ургайе волны… возмущения? Да нет, какое тут возмущение, скорее, оцепенения от внезапно открывшейся перед тобой бездны. Ужас, отвращение, бешенство… Но всё тихо, по-семейному, внутри семей. И покорное принятие неизбежного. Да, оно было, и его не изменишь, но… но надо как-то жить дальше.
Аргат. Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента
В кабинетах кипела работа. Множились и перетекали из кабинета в кабинет бумаги, украшенные полным наименованием ведомства. Именно так, все слова с заглавной буквы, потоиу что служащий должен уважать и ценить место своей службы, и понимать своё высокое предназначение. Подводились итоги перерегистрации и готовилась документацию к возобновлению весенних…
— Да нет же, забудьте это слово, какие торги?! Передача в опеку с предоставлением разумной компенсации за издержки в содержании, и никак иначе. И детских, нет, сменных ошейников подготовьте побольше, всё-таки фактически год пропустили, неизбежен наплыв. И повнимательнее с полукровками, Амрокс хоть тоже не получал пополнения, но снижать требования не намерен.
— Его не закрывают?
— Амрокс?! С какой…?!
— Ну, эта статья…
— Поменьше слушайте и читайте этих болтунов! Амрокс — государственная структура, а не частная лавочка. И не может меняться из-за каждой газетной галиматьи.
— Но…
— Соблюдайте установленные инструкциями нормы. Тем более, что отбор они проводят сами. Мы туда никого не везём, отбор они проводят у нас и отобранных вывезут сами.
— Наш продукт — им сырьё?
— Как и положено при любом разумно организованном конвейере, соратник. И я не вижу причины, по которой нужно уделять столько внимания традиционной, даже рутинной процедуре. Вы не первогодок, чтобы мучиться всяким либеральным идеализмом. Или, — внимательный даже слегка подозрительный взгляд, — у вас это… личное?
Ах ты сволочь, а то ты моё личное дело не изучил во всех деталях и нюансах. На языке вертится: «Нет, я никого в Амрокс не сдавал, это меня сдали», — но нет, нельзя. Поэтому щелчок каблуками, строевая стойка и положенная формула повиновения. И можно только мысленно, никак этого не показывая, посочувствовать отобранным малышам. У тебя-то уже давно отболело, а им всё это предстоит. Уйти бы с этой работы, чтобы не видеть этих белёсых, нет, бесцветных лохмачей, не слышать противной отвратительно булькающей речи, ведь только отвернись и всё, уже по-своему болбочут, и хоть ты их насмерть запори, а нельзя, они к торгам — да плевать мне на инструкции, скот не опекают, а дрессируют и используют — должны товарный вид иметь. С ними по-человечески нельзя, наглеют, так ведь и не люди, а… вот полукровок, что управляющие от поселковых лохмушек плодят, вот их, да, бывает жаль. Хотя… в Амроксе всё ж лучше, чем в посёлке, всё ж — он усмехнулся — без клейма и ошейника будут. Если выживут. А с работы ему не уйти, у него уже выслуга пошла, из надзирателей до канцелярии дотянулся, а дома свои… птенцы, чтоб им в «галчата» — нашёл же слово писака этот — не попасть, ему пахать и пахать. И не думать. И не помнить. Огонь каждому отмеряет положенное и посильное. Каждый сам за себя и для себя, это Огонь всем светит.
Аргат. Ведомство Крови
В Ведомстве Крови всегда демонстративно не интересовались непрофессиональной прессой и прочими сплетнями невежд, но в то же время ревниво отслеживали любые упоминания о себе и своей деятельности.
— Это возмутительно! Это… это аггел знает, что!
— Коллега, спокойнее. Ничего такого… неординарного не происходит.
— Да, мало ли кто и где напишет. Мы-то знаем правду. Мы спасаем генофонд.
— Вот именно. Не отдельных особей, а популяцию в целом.
— Да, вы правы. К сожалению, процесс вырождения не остановлен, нужно спасать, что осталось, не допустить растворения…
— Боюсь, что точка невозврата пройдена.
— Вы о Королевской Долине?
— К сожалению, оттуда поступает слишком мало материала, не хватает данных.
— А последняя перепись?
— Перерегистрация клеймёных? Нет, это не то. Не совсем то.
— И даже совсем не то. Я немного поучаствовал. По бумагам, а указаны, как и предписано, прозвища, сплошные аборигены. Ни одного имени, в родителях только прочерки, не знают, видите ли, и не помнят. А визуально чистокровные. Причём с ярко выраженными родовыми признаками.
— Плоды многоколенного инцеста.
— Вот именно. И всё это поголовье фактически изъято из оборота.
— Визуально… коллеги, инбредная депрессия вполне объективное и давно доказанное явление. Мы пытаемся сохранить фенотип, упуская генотип. Визуально чистокровный, а смородиновый отвар пьют и ягоды едят всех цветов, вплоть до чёрных кладбищенских, и при всём разнообразии реакции ни одного случая анафилактического шока.
— Так вот вы чем занимались?!
— Да, решил проверить легенды.
— Очень интересно. Доложите на ближайшей конференции. Только, я вас прошу, коллега, избегайте примитивной вульгарности, тем более, аборигенных названий. Никакой, как вы её назвали… со… смо… Только винбъяр.
— Радостно повинуюсь!
— Вот именно. И за работу, коллеги.
Посмеявшись над обычной и потому особенно приятной шуточной имитацией армейской субординации, сотрудники одной из бесчисленных лабораторий
