Новаторы - Ю. Кулышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спор у костра продолжался.
— Ты, паря, помолчал бы, — отвечал бородач Мишке. — Что тебе терять? Штаны и то одни. За перевоз недорого отдашь. А протирать их на собраниях с девками в любом месте одинаково!
Кто-то прыснул в кулак.
Симпатии Андрея Севастьяновича были на стороне Миши. Но и мужикам он сочувствовал. Переселение означало, что и свою избу придется перевозить, а куда, еще неизвестно.
День понемногу угасал. Дождь усилился. Он стекал с навеса тонкими ручейками. Отблески пламенп подкрасили их, и поэтому казалось8 что вокруг до самой земли свисают нити стеклянных бус. Сквозь эту завесу вдруг прорвался мужчина в брезентовом плаще — десятник Юрецкий.
— Севастьяныч, — обрадовался он, — тебя-то и ищу! Зайди в контору. Ты ведь землекоп? Хватит бревна возить! Завтра пойдешь в карьер.
С чего начинается большое строительство? С земляных работ, сооружения подъездных путей, строительной базы, жилья для рабочих. Так бывает всегда. Но в каждой стройке проступают зримые черты эпохи. Кузнецк-строй начался с землянок и бараков, с первых десятков землекопов-грабарей и плотников, с карьера, где добывался песок и гравий, с маленькой кузницы и первой «электростанции», мощностью в… 3,5 киловатта. Движок для нее строители обнаружили на старой мельнице в Кузнецке.
«…Трудно было тогда работать. На собраниях кулачье бузотерило. А лезло оно на площадку пачками. Приедет грабарь с лошадью — кто станет документы его проверять? Грабарь и грабарь, «временно работающий»… Выступали одни и те же крикуны — человека три-четыре, мы их хорошо приметили. Поддержка им была со стороны грабарей. Основные рабочие были всегда против крикунов», — писал в своих воспоминаниях один из первых коммунистов Кузнецкстроя, Трофим Степанович Гурьянов.
Так случилось и на том, памятном Филиппову собрании. Было это в конце мая. Ненастье кончилось вдруг, и на смену дождям пришли жаркие солнечные дни. Отправился Андрей Севастьянович на карьер с утра пораньше. Работалось хорошо. Любовно отделанный им самолично черенок лопаты ладно лежал в руках. Грунт легко поддавался. Как обычно, часа через два почувствовалась первая усталость. Солнце стояло высоко и изрядно пекло, когда раздалась звонкая дробь ударов колотушки по рельсу: обеденный перерыв.
Андрей Севастьянович распрямился и отер тыльной стороной руки капли пота со лба.
— Здорово работаешь, дядя!
Парень лет двадцати стоял рядом. Очевидно, он уже давно наблюдал, как будто играючи, без видимого усилия ходит лопата в могучих руках Филиппова и с каждым ее взмахом растет на бровке рыхлый земляной холм.
Андрей Севастьянович заприметил его еще с утра. Оголенный по пояс, невысокий, но плотный, паренек трудился недалеко, по ту сторону бровки. Налегал он на лопату всей своей тяжестью, трудно вгоняя ее вглубь, потом с напряжением поднимал, отбрасывал вынутый грунт.
Получалось по-крестьянски старательно, но бестолково. Сразу видно было, что земляные работы для него в новинку.
Филиппов сощурился в улыбке. Концы усов под мясистым, таким же крупным, как он сам, носом дрогнули и поползли вверх.
— А у тебя, что же, не получается? Ничего, не горюй, паря. С мое покопаешь, научишься. — В лице парня, в его восхищенном, немножко завистливом взгляде было что-то привлекательное. — Тебя как зовут-то?
— Дзендзель моя фамилия, а звать Сергеем…
Говорил Сергей с непривычным мягким акцентом, слегка коверкая слова. И этот акцент тоже показался Андрею Севастьяновичу приятным.
— Вот и хорошо, вот и познакомились. А теперь, Сергей, давай шабашить. Обедать пора. Потом я тебя, если хочешь, подучу малость. Ведь лопату держать всяк может, а вот землекопом быть не просто. Это тебе не огород копать.
Ели вместе. У парня оказалась лишь краюха хлеба. Андрей Севастьянович аккуратно развернул тряпицу с вареными картофелинами, куском посоленного сала, крупной луковицей. Как Сергей ни отнекивался, разделил все пополам.
К столам, где сидели землекопы, подошел десятник и сказал, чтобы после смены не расходились: будет рабочее собрание.
Снова застучали по рельсу. До вечера Филиппов и Дзендзель работали рядом. Андрей Севастьянович несколько раз подходил к Сергею, показывал, как лопату ставить, куда нажать, как сподручнее размахнуться, чтобы подальше отбросить землю. Ученик оказался способным. Рабочий день подошел к концу.
У тех же столов под открытым небом собралось человек двести. На таратайке приехал представитель Кузнецкого райкома партии.
Когда все разместились и притихли, он встал у торца стола и рассказал о работе XVI партийной конференции.
«Тогда у нас еще не было клубов, — вспоминал о том первом собрании на площадке Андрей Савастьянович. — Собрались под открытым небом. Но слушали рабочие внимательно. Я не во всем тогда разбирался, но одно мне запомнилось: партия говорила, что построить хорошую жизнь можно только общими силами, при повышении производительности труда каждого рабочего, что необходимо организовать социалистическое соревнование, ударные бригады… Слушая, я вспоминал годы изнурительного труда своего на приисках и шахтах, хозяевами которых были богачи — иностранцы, и думал, что так оно, наверное, и есть: рабочим людям нужно самим ковать свое счастье…»
Докладчик прочитал обращение конференции к рабочим и крестьянам и начал рассказывать, какой огромный завод будет построен здесь, на площадке, какие дома и клубы вырастут в городе, как изменится, обогатится родная Сибирь. Представить себе все это было трудно. Но верить хотелось.
Потом выступали рабочие. Особенно горячо говорил Миша Губкин — комсомолец из плотничьей артели.
— Пополнения ждем на площадку дня через три, А жилье подготовить успеем ли? Я предлагаю не по восемь, а по десять часов работать!
Рабочие оживились, зашумели. Послышались реплики, то одобрительные, то насмешливые.
От группы молчаливо сидевших в стороне сезонников к столу подошел мужик.
— Чего придумали еще! Народ измотать хотите? Не выйдет, время не царское, не каторжное! На кой нам тот завод и металл сдался? Жрать его не будешь. Нам вот что надо, — и одной рукой он подергал себя за полу, а другой похлопал по животу.
На него зашумели, и мужичонка юркнул обратно к своим.
Домой возвращались в сумерках. Сергей шел рядом и скупо рассказывал о себе:
— Почему у меня выговор такой, интересуетесь? Так я ведь не здешний. Еще два года назад в Румынии жил.
И перед Андреем Севастьяновичем понемногу развертывалась судьба этого полюбившегося ему с первого взгляда парня.
…Десять лет исполнилось Сергею, когда он, сирота, оказался один в родном Кишиневе, оккупированном боярской кликой Румынии. Его детство чем-то
