Я нашла его в Интернете - Хамуталь Бар-Йосеф

посмотрит в театре что-нибудь шекспировское, просто посидит в кафе и выпьет коктейль с капелькой алкоголя. Смешно! Все возвращаются из-за границы с подобными историями. Даже дети.

В аэропорт она привычно поехала одна. Днем они гуляли с Эльхананом по Таелет[25], он так любит эту прогулочную дорогу, потому что отсюда открывается потрясающий вид на вечный город, вид, вдохновляющий его на создание очередного шоу из хасидских песен в современном стиле. Но на этот раз муж не пел, не говорил ни о выступлениях, ни о проблемах с импресарио, а она не стала вытягивать из него версии новой песни, не пыталась подбодрить его. Сколько можно?..

Они встретились в одном из молодежных израильских движений. Всего два года прошло с тех пор, как ее семья приехала в Израиль из Киева. Юдит училась в государственно-религиозной школе, совмещая это с музыкальной школой. В молодежном движении он был обожаемым инструктором с пышной рыжей шевелюрой и кудрявыми пейсами, которые подпрыгивали, словно танцуя, когда он играл и пел. Она связала ему кипу с ярким красивым узором. А теперь он жалуется, что весь день сидит дома один. У него полно времени, он может играть, писать музыку, звонить своим импресарио, но вместо этого хандрит, боится старости, чувствует себя одиноким. А она целыми днями крутится в университете, встречается с разными людьми, среди которых немало мужчин. Когда-то для нее было важно, где ее муж, что он делает, потому что когда-то он занимал центральное положение в ее жизни. Теперь же ей гораздо важнее ее дела, исследования, коллеги, жесткая конкуренция с ними. Подбирая и аккуратно складывая одежду, которую он вечно разбрасывает, она говорит с ним учительским тоном, объясняя ему, что именно ей не нравится и почему. Закончив очередную нотацию, она поджимает верхнюю губу, на которой обозначаются первые морщинки.

Ночью, после подобного разговора, она лежала, не засыпая, пытаясь сосредоточиться на тиканье часов, которые Эльханан получил в наследство от своей бабушки. Она любила эти равномерные успокаивающие звуки, но сейчас в голову лезли мысли о бар-мицве[26] младшего сына. Ей так хотелось, чтобы мальчик наложил тфилин[27] ее деда! Деда, который остался там и просил маму взять с собой в Израиль эти тфилин, передававшиеся в семье из поколения в поколение. Но Эльханан отнес их на проверку своему деду в Меа-Шаарим и вернул в совершенно разобранном состоянии, сказав, что они недостаточно кошерны и непригодны для использования. Однако не стоит говорить с мужем об этом, лучше промолчать.

Навстречу им шли три арабские девушки в черных платках и кроссовках, они смеялись и обнимались. Сзади тоже раздавался смех. Юдит оглянулась и увидела толстого мужчину в черной ермолке, положившего руку на плечо явно умственно отсталому мальчику, вероятно, сыну. Оба они громко хохотали. Она поймала себя на зависти ко всем этим смеющимся людям. Ей хотелось, чтобы Эльханан ничего не говорил, но он вдруг громко произнес:

— Я слышал, что на этих научных конференциях все трахаются со всеми.

Отвратительные слова ударили ее, как пощечина. Где он набрался таких пошлостей? Поправив съехавший с головы платок, она резко прошипела, словно брызнула спрей на кухонных муравьев:

— Будь здоров! — и поджала верхнюю губу.

Конференция открылась в шесть вечера. Юдит заняла место рядом с проходом, вытянула ноги и, закрыв глаза, слушала приветственные речи. Не прошло и пяти минут торжественной вводной лекции о новых исследованиях в сфере русской культуры, как она уснула. Ее длинные стройные ноги в тайцах под широкой юбкой, обутые в темно-коричневые кожаные сандалии, были беспрепятственно вытянуты вперед, ступни расставлены в стороны, голова опущена на футболку.

Проснувшись от аплодисментов, она увидела перед собой очки со стеклами только в нижней части оправы, высокий лоб, изрезанный морщинами, кустистые брови и сине-зеленые глаза, глядевшие на нее поверх стекол озадаченно и шутливо. Очки держались на крупном носу. Тонкие светлые волосы, аккуратно разделенные пробором, были какими-то детскими, сквозь них виднелся смуглый череп. Заостренная бородка придавала загорелому лицу форму мотыги. Незнакомец склонился над ней, словно желая помочь ей — разбудить, чтобы никто не заметил, как немолодая, худощавая, курносая женщина с каштановыми волосами, виднеющимися из-под яркого цветастого платка, спешит подобрать под себя ноги в кожаных сандалиях времен Иисуса, надетых на босу ногу, — и не где-нибудь, а на открытии научной конференции!

Юдит быстро сориентировалась в обстановке, пробормотала: «I am so sorry!» — и улыбнулась виноватой улыбкой.

— Ничего страшного, — сказал он и поглядел по сторонам, словно желая убедиться, что никто, кроме него, не видел ее позора.

У него был большой опыт общения с женщинами. Он знал, что важнее всего дать женщине почувствовать, что она в безопасности, что она может опереться на него, что он тот, кому она может полностью довериться. И в любом случае не помешает поухаживать за ней. Он взглянул на значок, прикрепленный к ее одежде.

— Профессор Джудит Кейспи?

— Каспи, — поправила она, — но называйте меня, пожалуйста, Юдит.

— Не очень-то вы похожи на профессора! — заявил он решительно, но тут же добавил: — Это комплимент. А я бригадный генерал Эндрю Ховард. Рад познакомиться.

На его пиджаке не было значка участника конференции, зато красовался ряд военных значков, означавших, видимо, участие в боях и неизвестно что еще. Он поднялся со стула, опираясь на темную деревянную с золотой ручкой палку, которую держал в левой руке.

Он двинулся, и она увидела, что верхняя часть его тела раскачивается из стороны в сторону.

Юдит тоже поднялась и пошла вместе с ним вслед за теми, кто, казалось, знает, куда направляется.

— Вы идете на банкет? — спросил он авторитетным густым голосом с заметным оксфордским акцентом.

— Да, конечно, — ответила она и услышала, что произнесла эти два слова, как европейская женщина: с вопросительной интонацией в конце, выражающей явно не свойственные ей недоумение и женскую слабость. Юдит понятия не имела, о каком банкете он говорит. Видимо, она недостаточно внимательно читала программу конференции. Помнила только, что завтра днем ей предстоит читать лекцию. Она отметила для себя заседания, которые показались ей более или менее интересными, но не была уверена, что у нее хватит сил и желания слушать на английском и русском языках лекции, которые не имели прямого отношения к ее исследованиям.

— После вас, — сказал он, пропуская ее вперед и протянув ей свободную руку, словно приглашая на танец. Она не знала, куда идет, но чувствовала его взгляд на своей спине, взгляд, который заставлял ее бедра слегка раскачиваться из стороны в сторону.

— Может быть, в этой толпе мне лучше пойти впереди, если