Шанхай - Ёкомицу Риити

– Нет, уж прошу меня извинить.

– Вот беда! Неужели это серьезнее проблем Индии?

Ямагути расхохотался. Санки нутром почуял недоброе.

– Пожалуйста, не заставляй меня. В два часа я должен встретиться с Коей.

– Ну и дурак же ты! Бежать от такой интересной женщины – что за идиотизм!

Оставив за спиной насмешки Ямагути, Санки поспешил в кафе «Партель». Ему не терпелось узнать, умер ли муж Кёко.

17

В этот день Коя заключил контракты с тремя фирмами и сразу сообщил об успехах телеграммой в Сингапур: «Проявил активность. Всем сообщил о непригодности филиппинского леса. Ждите результатов».

Вспомнив, что Санки звонил ему, Коя выбрал рикшу покрепче и погнал в «Партель». Он ехал в приподнятом настроении. Если все так удачно пойдет и дальше, можно в считаные дни сделаться главой филиала в этом регионе. Так он со временем протянет руку к бирже золота. Потом – к рынку хлопчатобумажной пряжи, затем – к брокерам по операциям с иностранной валютой, к рынку хлопка-сырца в Бомбей-Сити, а там – к большому рынку Ливерпуля; и наконец… Вот только эти чертовы иностранцы! Всюду-то они суются: что к Мияко, что в Китай. Надо сосредоточиться на том, как нанести им сокрушительный удар – и в самое сердце!

Все, что осталось сделать, как он считал, – подорвать доверие к тем иностранным компаниям, которые пытаются наложить лапы на местные ресурсы, источник их экономической мощи.

А значит, прежде всего нужно, так сказать, пристрелить филиппинскую деревянную лошадь…

Сбоку от него черными зубьями протянулась пристань, на которую не спеша выгружали товары. Вдалеке сновали моторные лодки, сверкая обшивкой. Сампан, подпрыгивающий на волнах и вздрагивающий от выпускаемого пара. Густой лес мачт. Крепостной стеной выстроившиеся суда. Изменчивый цвет речной воды и танцующий перед глазами потрепанный парус. Рикша мчался со всех ног, и эта картина летела навстречу Кое во всей своей красе.

Да черт с ним, с филиппинским лесом! Что мне какая-то речушка Ялуцзян! Я не собираюсь пасовать даже перед Владивостоком или Цзилинем!

Он вошел в кафе, где под неподвижными лопастями вентилятора в абсолютной тишине сидел Санки и слушал, как в молоке тает сахар. Коя с порога помахал ему и подошел к его столику.

– Извини, что ни разу не зашел, такая вредная появилась привычка…

– И у меня. С тех пор еще ни разу не был дома.

– Как, и ты тоже?

Оба одновременно подумали об оставленной ими о-Суги. Впрочем, Коя не смог сдерживать переполнявшей его радости:

– Послушай, я сегодня уделал три компании. Вышло примерно тридцать тысяч иен.

– Ну, сказал, и хватит радостных новостей. Я вот, как с тобой расстался, потерял работу.

– Работу?

– Ну да, слегка задел кое-кого за больное место.

– Не зря говорят, что ты дурак. Дурак!..

Под тяжелым маятником часов бывшие члены правительства Российской империи с меланхоличным видом вели тайные переговоры. Сиротливая кучка свернутых салфеток. Тусклый мрамор камина. Крошки специй, рассыпанные по грубой поверхности массивного стола. Темно-зеленый ковер, на который что-то пролили.

Коя ощутил, что это кафе, гнездо российских монархистов, не соответствует его теперешнему настроению. Видно было, что приглушенными голосами, полными утонченности былого величия, до краев ковра, элегантно загнутых кверху, впустую расплескивается их горестное благородство.

– Послушай, давай уйдем отсюда.

– Но мне здесь нравится. Для безработного это самое подходящее место.

– Конечно, здесь место как раз для таких, как ты. Сходка лиц без будущего.

– Не обращайся со мной как с дураком! Я все-таки рассчитываю на твою помощь.

– Нет, подумать только! И где же тут богачи-капиталисты? Может, спросим вон у того русского?

Глядя в разинутый рот хохочущего Кои, Санки понял, что уже не сможет сегодня доверять ему. Коя сказал:

– Итак, я только хочу знать, ты сделаешь для меня кое-что сегодня вечером?

– Я не в восторге быть твоим слугой. Все свои деньги отдашь за это?

– Это правда очень важно для меня. Если бы ты заглянул мне в душу, то понял бы…

– И если бы ты сделал то же самое, то, вероятно, тоже кое о чем догадался бы. Если бы я стал унижаться, все бы обошлось, и меня бы не выгнали.

– Упрямый ты парень! Китайская добродетель в том, чтобы подчиняться деньгам, не так ли? А ты еще своей японской души не изжил, поэтому-то и глупишь. И вот результат, взгляните: упрямый глупец валяет дурака. Эй, официант!

Когда тот подошел, Коя встал и добавил:

– Послушай, давай сегодня оттянемся по полной, только ты и я, идет? Столько еще интересного в жизни! А ты встал в позу, потерял работу и теперь изображаешь Дон Кихота…

– Нет уж, я сегодня пойду к твоему брату. Тебе лишь бы насмехаться надо мной, а он мне точно найдет работу.

Не обращая внимания на Кою, Санки вышел на улицу и направился к дому Такасигэ. Коя кричал ему вслед:

– Эй, стой, иди сюда! Хочешь, я тебе по секрету покажу Фан Цюлань! Фан Цюла-ань!..

18

– Похоже, что здоровье мужа Кёко внушает все больше опасений. Если он умрет, Кёко, скорее всего, вернется сюда – она, похоже, любит Китай больше, чем Японию. Но сейчас я сам в рискованном положении, да в таком, что еще вопрос, кто кого опередит – муж Кёко меня или я его. Моя жена, случаем, не подслушивает? Ей ни к чему об этом знать, – сказал Такасигэ.

– Что случилось? – Коя изумленно посмотрел на брата.

– А то, что к нашим рабочим уже подбираются русские. Поскольку я начальник участка, значит, первым оказываюсь под ударом. Неизвестно, кто и когда набросится на меня из-за угла. И это вовсе не шутки!

– Значит, уже началась забастовка?

– Нет, только готовится. Зачинщик – портовый профсоюз. Поэтому сейчас очень опасное время.

– Да уж… Хорошо, что меня это не касается.

– Это еще почему?

– А я сегодня назаключал контрактов на тридцать тысяч иен. Если так дело пойдет, то через полгода стану управляющим китайского филиала.

– Завидую, хоть это меня и не касается: старший брат, надзиратель за рабочими, ест горький хлеб, а младший снимает пенки, где это видано, а? Будь я китайцем, знаешь, что бы я сделал? – набросился бы на надзирателя, а потом вышвырнул бы отсюда таких типов, как ты, к чертовой матери!

– Ладно, ладно. Послушай-ка, пару дней назад в «Сарацине» я заметил женщину по имени Фан Цюлань. Вроде бы Ямагути сказал, что ты ее знаешь, это так? Фан Цюлань? Совершенно удивительная красавица! – сказал Коя.

– Конечно, знаю. Она работает у меня на фабрике.

– Так она простая работница? – удивился Коя. – Да ладно, тут какая-то ошибка.

– Говорю тебе, Фан Цюлань работает у меня, правда, под чужим именем. Заходи когда хочешь, покажу тебе ее. Эта женщина имеет большое влияние среди коммунистов, она опасна. Я не пристаю к ней с расспросами, просто делаю вид, что ничего не знаю. Но если начнется забастовка, не исключено, что именно она прикончит меня в первую очередь, и следов не найдешь.

– Конечно, прикончит, я даже не буду с тобой спорить.

– И не надо. Рабочим надо показать свое лицо, дирекция должна не ударить в грязь лицом, к тому же и японцы должны спасти свое лицо, а в довершение ко всему я, как старший брат, также должен сохранить свое лицо. Нашли себе заботу… Может, в самом деле лучше помереть? Как считаешь? Санки-сан?

– Я как раз об этом думаю.

– Вот-вот. Санки потерял работу и теперь рассчитывает на мой кошелек, – сказал Коя.

– Да неужто?

– Я всегда говорил, что тот, кто теряет работу, – дурак.

– Любой, потеряв работу, перестанет бояться смерти – вот как Санки.

– Наверное, не существует совсем уж безопасной работы. Я на все согласен.

– Работа есть. Сколько угодно, но именно теперь, как я уже сказал, там очень опасно. Если устраивает, приходи в любое время.

– Ну что ж. Тогда выбираю работу, где могут прикончить.