Распятие. Повесть из Пражской жизни - Сергей Яковлевич Савинов

Крафт представился, пожал руки.

— Позвольте просить вас выпить с нами бокал вина? — предложил Филиппов. — Если ваши спутники позволят… на минутку.

Крафт обернулся к своему столику и громко сказал:

— Я сейчас вернусь! Да, я с удовольствием, господин инженер! Я очень, очень рад, что перед отъездом все таки увидел вас. Мы с господином инженером, — обратился Крафт к дамам, — враги по фронту и друзья по мысли.

— Да, нам господин Филиппов рассказывал, это такая оригинальная встреча, — ответила за всех Анна Петровна.

— И за эту встречу, да и за нашу сегодняшнюю встречу я хочу выпить! От чистого сердца полный бокал!

Филиппов подозвал лакея, заказал бутылку грав и попросил принести чистый бокал.

— Ах, пустое! Мы с вами выпьем из одного! Еще крепче будет! Жаль, что уже нет времени поговорить — я утром уезжаю. Но ведь мы еще увидимся, я напишу вам. Вот, — он из жилетного кармана вынул темно-зёленую записную книжечку, — напишите сюда свой адрес. Не правда-ли, здесь сегодня довольно весело? — обратился он к дамам? — И музыка и вино подогрели настроение и танцы становятся совсем откровенными…

Крафт скользнул взглядом по Ирине и спросил у Анны Петровны:

— Вы тоже танцуете модные танцы? Я знаю, что многие русские предпочитают старинный вальс… Мне кажется, что можно совместить — и танго и вальс, как можно есть салат и суп, а после мороженное или, по французски, сыр. А? — спросил он и сам первый рассмеялся. — Надо жить и веселиться и не думать над тем, что лучше и что хуже.

Лакей принес вино и бокал, Филиппов налил, Крафт передавал бокалы дамам и первый сказал Филиппову:

— Ваше здоровье! Прошу дам простить, что первый тост не за дам — у нас старые счеты.

Он выпил, поставил бокал и предложил:

— Теперь надо выпить за дам. Без женщины сердце мужчины пусто, это несомненный факт, — балагурил Крафт, пока Филиппов разливал вино. — Впрочем, как и сердце женщины без мужчины, смею надеяться. Итак — за полное сердце!

— За успех! — ответила Анна Петровна.

— За счастье! — добавил Филиппов.

Все выпили и Крафт встал. Его глубокие синие глаза были спокойны, на лбу едва заметно белел узкий шрам.

— Простите, я должен вернуться. Мы еще здесь увидимся, — обратился он к Филиппову, — вы ведь еще потанцуете? Простите, тут так аппетитно лежит этот кусочек сыру, я его возьму. Можно? — с беззаботной улыбкой спросил Крафт и, не ожидая ответа, взял в рот прозрачный ломтик сыру. — Честь имею кланяться!

Полупоклоном он простился и легкой походкой пошел через зал.

— Просто не верится, что это он написал «Распятие» и от всех своих мыслей попал в сумасшедший дом! — Анна Петровна пожала плечами. Николай задумчиво произнес:

— Странное дело эти сердца человеческие. А впрочем — это ведь художник! У них, у артистов, это все бывает иначе.

— Тут дело не в артисте, — горячо возразил Филиппов, — это был страдающий человек, страждущий, мучающийся… А сейчас — развлекающийся дэнди.

— Воображаю, как рад его брат, — заметила Ирина. Филиппов вздрогнул и повернулся к Ирине.

— Ирочка, вы — прелесть! Вы одна вспомнили о человеке! Дайте вашу ручку!

Филиппов взволнованно поцеловал ей руку, застеснялся, полез в карман за папиросами, закурил, а тут музыка грохнула что-то сверхмодное, потому что завывания саксофона покрыли весь оркестр. Филиппов встал и поклонился Ирине.

— Можно просить?

Они в танце прошли через густую толпу до угла и почти столкнулись с Крафтом. Улыбаясь, он шутил со своей дамой, которая беспрерывно смеялась, закидывая голову назад. Ее пунсовые губы и подведенные глаза, казалось, тянулись к Крафту, а художник балагурил, то сжимал и крутил свою даму, то осторожно и ловко ее вел среди танцующих.

— Правда, Ира, интересный мужчина? — спросил Филиппов. — Он тут выделяется.

— В нем есть что-то подкупающее. Он словно не думает, что делает и все получается так хорошо, так приятно. Но я верю, что это он написал «Распятие».

— То есть, как это верите? Разве кто-нибудь… что же я… неправду говорил?

— Нет, нет! Я не так сказала. Я верю, я чувствую, что именно он может написать такое «Распятие» и попасть в сумасшедший дом. Он теперь будто играет свою роль, уж очень хорошо все выходит. Или я ничего не понимаю.

— Может быть, вы и правы, но я, пока что, тоже ничего не понимаю. А, может быть, это и хорошо? И не надо сейчас решать что и почему. Я вот танцую с вами и мне хорошо. И зачем думать еще о чем-то?

Анна Петровна, сидя рядом с мужем, смотрела на танцующих.

— Что-ж, Коля, если ты меня не приглашаешь, можно мне тебя пригласить?

— Прости, Аник! Я смотрел на Крафта… Чорт его разберет. Веселится, как будто никогда и не видел никакого «Распятия», а о сумасшедшем доме и не слышал.

— Может быть, он хочет забыться?

— Может быть. А Ирина то наша отплясывает!

— Я очень рада за нее. И Андрей Павлович сегодня какой-то особенный. Смотри, вон они.

Вставая со стула, она чуть кивнула головой. Коренастый, широкий в плечах, Филиппов осторожно вел Ирину среди танцующих и что-то говорил. Он был почти на голову выше своей дамы. Ирина вскинула на него свой взгляд и словно подалась к нему.

— Хорошая пара. Ну, что, идем? Чем мы хуже других?

Прошел еще час и два, прошла полночь, когда подошел Крафт и весело попрощался.

— Будьте здоровы. Мы едем продолжать. Ведь до поезда у меня времени много! Я вам напишу. Честь имею кланяться!

Он отвесил дамам поклон и пошел среди танцующих. Легко и гордо он нес свою красивую голову над толпой.’ Филиппов следил за ним, пока он не скрылся в дверях.

— Ну, вот. Какая-то глава интересного романа кончена.

Николай сидел рядом с женой и о чем-то говорил. Ирина откинулась на спинку стула и устало предложила ехать домой.

— Уже поздно. Не пора-ли кончать?

— Как прикажете. Во всяком случае, Коля, я заеду за тобой к половине одиннадцатого, чтобы к одиннадцати быть у Мелоуна и решить окончательно. Вернее — закончить формальности.

— Что-ж, ехать, так ехать, сказал попугай. Пожалуй, и правда, пора по домам.

Стали собираться. Пришел лакей со счетом, Николай хотел все платить сам, но Филиппов решительно запротестовал.

— Если уж платить, так пополам.

— Так ведь я ж звал спрыснуть!

— Это еще успеешь, а сегодня мы все вместе веселились, будем же веселиться до конца вместе. Знаешь, по чешской пословице: главное веселье, это когда счет приносят!

У вешалки, помогая надеть шубу, он спросил у Ирины:

— Я вас завтра увижу?