Пещера Лейхтвейса. Том первый - В. Редер

Молодой поручик подошел к пленнику, разрезал шпагой веревки, которыми тот был связан, и вынул у него изо рта платок.

Таинственный солдат тотчас же вскочил на ноги, но опять закрыл платком нижнюю часть своего лица.

— По-видимому, он не желает, чтобы мы узнали его, — шепнул Батьяни сидевшему рядом с ним офицеру, — но мы постараемся все-таки установить его личность. От нас ведь ничего не скроется.

Когда Ремус развязал пленника, граф Батьяни крикнул:

— Негодяй! Подойди сюда к столу и отвечай на наши вопросы. Поручик Ремус, садитесь и пишите протокол. Вы готовы? Итак, постараемся установить личность этого человека. Как тебя зовут?

Пленник каким-то странным взглядом обвел присутствующих. До сих пор он казался растерянным и смущенным, но когда Батьяни спросил, как его зовут, он гордо выпрямился и произнес:

— Я Карл Нассауский.

Офицеры вскочили как ужаленные и растерянно уставились на говорившего, видимо, считая его помешанным. Но Батьяни снова спросил:

— Занятие?

— Занятие? Я занимаюсь тем, что управляю герцогством Нассауским.

— Нахал! — прогремел Батьяни, вскакивая с места. — Как ты смеешь шутить с нами и произносить имя нашего герцога? Долой платок, которым ты закрываешь свое лицо. Долой, говорю! Здесь нечего играть в прятки.

Пленник гордо выпрямился. Глаза его гневно засверкали. Видно было, что он весь дрожит от гнева.

— Молчать, негодяй! — крикнул он громовым голосом. — Не смей касаться меня своей рукой. Неужели ты до сих пор не узнал своего господина? Граф Батьяни, в эту ночь мне стало ясно, что вы порочный, негодный человек. Вы осмелились прикоснуться грубой рукой к вашему герцогу, вы дерзнули обходиться с ним, как с преступником. Все это я мог бы вам еще простить, так как вы не знали, кто я. Но вы осмеливаетесь приговаривать к смертной казни одного из моих подданных, не учинив даже правильного допроса. Вы собирались повесить на первом столбе человека, о котором вы знали только то, что он шел по лесу с корзиной в руке. Надеюсь, граф Батьяни, вы теперь не сомневаетесь в том, что видите перед собой вашего герцога Карла?

Нет возможности описать того, что произошло с присутствующими. Офицеры точно окаменели от ужаса и не смели даже дышать. Когда герцог Нассауский обвел их всех взором, как бы пытаясь проникнуть в душу каждого из них, эти гордые офицеры опустили глаза и производили впечатление преступников, осужденных на смерть.

Батьяни был бледен как смерть. Он смотрел на герцога в упор, как бы надеясь на то, что все это ни больше ни меньше, как только обман зрения. Но затем он, по-видимому, понял, что сделал отчаянную глупость. Он вскрикнул и бросился к ногам герцога.

— Пощадите, — проговорил он дрожащим голосом, — простите! Клянусь вам, ваше высочество, я не знал, кто скрывается под одеждой солдата. Ваше высочество! Вы знаете, как я предан вам, я это доказывал уже не раз. Я охотно отдал бы свою жизнь, лишь бы не было того, что случилось. Будьте милосердны, ваше высочество, произнесите слово прощения.

— То решение, которое я приму по поводу вас, граф Сандор Батьяни, — сурово произнес герцог, — вы узнаете позже. А теперь я арестую вас. Господа, вы ручаетесь мне за то, что этот человек будет под надежным конвоем препровожден в военную тюрьму в Висбадене еще сегодня же ночью. Вашу шпагу, граф Батьяни!

Батьяни озирался по сторонам.

«Неужели, — думал он, — никто не поможет мне, никто не осмелится замолвить за меня доброе слово?»

Но на всех лицах он прочел лишь плохо скрываемую радость по поводу постигшего его несчастья.

И действительно, все офицеры, которых Батьяни раньше изводил, были рады тому, что с ним случилась такая беда.

Батьяни обнажил шпагу и подал ее герцогу.

Герцог переломил шпагу на две части.

— Вы перестали быть моим офицером, граф Батьяни, — произнес он, — завтра к вам явится в тюрьму мой обер-гофмейстер, и вы вернете ему все знаки отличия, которыми я вас наградил.

— Вы убиваете меня, ваше высочество! — в отчаянии воскликнул Батьяни.

Он в эту минуту не притворялся, горе его было неподдельно.

— Вы сами собирались убить невинного, — ответил герцог, — слушайте меня, граф Батьяни. С моим шутом вы заключили пари, согласно которому вы обязались проехать верхом на осле по Висбадену, если вам не удастся в течение тридцати дней доставить ко мне Лейхтвейса живым или мертвым. Вы проиграли это пари. Я имею основание думать, что вы, обыкновенно, не слишком аккуратно расплачиваетесь с долгами, но на этот раз, я ручаюсь, вы аккуратно исполните ваше обязательство. Я извещу Фаризанта о том, что завтра вы будете готовы проехаться по Висбадену.

Батьяни обеими руками схватился за голову. Казалось, он лишился рассудка.

Карл Нассауский брезгливо отвернулся от своего недавнего фаворита.

— Уведите его, — приказал он, — мне противно смотреть на этого человека.

Два офицера подошли к графу и предложили ему встать на ноги. Тот медленно поднялся. Он походил на совершенно разбитого судьбой человека и постарел в эти несколько минут лет на десять. Он еще раз подошел к герцогу, собираясь снова упасть перед ним на колени. Но одного холодного взгляда герцога было достаточно, чтобы заставить его не приводить в исполнение своего намерения. Он закрыл лицо руками и вышел вслед за офицерами из палатки.

Когда он вышел наружу, низвергнутый с высоты, лишенный всех чинов и наград, то услышал рядом с собою насмешливое хихиканье. Он вздрогнул. Мысль о том, что позор его уже получил огласку, была способна свести его с ума. Он увидал рядом с собою шута Фаризанта. Хохот шута леденил ему кровь и привел его в бешенство. Неужели же он пал так низко, неужели несчастье было так непоправимо, что даже этот урод осмеливается высмеивать его? Он схватился рукою за портупею, но со стоном опустил ее. Шпаги у него ведь уж не было. У него отняли эту эмблему чести.

— Вот и вы, граф Сандор Батьяни! — воскликнул Фаризант. — Вероятно, вы явились для того, чтобы потолковать о вашей поездке на осле? Да, сиятельный граф, вы сядете на осла задом наперед. Все ослы пятятся назад, и вы, я вижу, не составляете исключения.

Батьяни схватился за грудь и разорвал ворот рубашки.

— Воздуха! — прохрипел он. — Мне нечем дышать.

— А с Лейхтвейсом вы покончили? — продолжал шут, идя рядом с пленником и ведущими его офицерами. — Покажите мне виселицу, на которой вы его повесили. Неужели вы по ошибке надели петлю на свою собственную шею? Погодите, граф, я ведь поэт и сочинил песенку, которую будут петь на берегах Рейна в честь ваших подвигов.

Фаризант плясал и подпрыгивал, сопровождая пленника, затем начал громко распевать шутовскую песенку, тут же им сочиненную: