Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут все «идулдеи» бросились на плешивого. Но драку предотвратил зычный голос Хадада:
– А ну-ка прекратить базар! Нам некогда! Где тут живет Элохим?
«Идулдеи» моментально стихли, но потом заговорили все разом. Оказалось, что в Назарете живет только один человек по имени Элохим. И тот уехал из города перед Йом Кипуром.
– И с тех пор не вернулся? – спросил Хадад.
– Нет, не вернулся, – ответили в один голос семечники.
– Уверены!?
– Как и в том, что у тебя на лбу гладко, а у твоего друга шрам, – бойко сказал плешивый семечник.
– Мы тут сидим весь день, – поведал другой «идулдей» с хитрыми черными глазками, похожими на семечки. – Видим всех. Кто уезжает, кто приезжает, – и, подмигнув заговорщически Хададу, прибавил: – Сечем все.
– А где его дом? – поинтересовался Марван.
– А вот там. Отсюдова виден. Маленький домик. Первый справа по этой улице вниз.
Все повернулись и увидели невзрачный домик в начале той самой улицы, по которой назаретянин послал их к лавочнику. Горько было сознавать, что, не зная того, прошли мимо, и потратили столько времени и сил впустую, когда до дома Элохима было рукой подать.
– Но там нет никого. Иосиф, его брат, еще вчера ушел из города плотничать в соседние деревни, – сказал юркий семечник.
Пантера внезапно вынул свой меч и приставил его острием к горлу Хадада.
– Гони сюда деньги, сука!
Хадад достал мешочек с монетами из холщового кармана у седла.
– Гони все, сука!
Получив все мешочки с монетами, Пантера запихнул их за пазуху.
– Кхе, на х*й, вы мне не нужны. Сам найду их! Х-х-х.
Пантера захаркал, смачно сплюнул на землю, огрел хлыстом своего коня и в считанные секунды исчез за городскими воротами, подняв за собой большой клуб пыли.
112
К концу месяца Тишри Иерусалим постепенно вернулся к обычной повседневной жизни. Кончился длительный праздничный период. Праздновали сначала Рош Хашанах, потом Йом Кипур и, наконец, Суккот. Все эти дни были сплошной чередой соблюдения древних обрядов и религиозных ритуалов. Люди даже утомились от бесконечных празднований и были рады, что жизнь вернулась в накатанную колею.
Первым признаком возвращения к обычной жизни стали слухи. Город вновь наполнился ими. Сначала говорили о таинственном исчезновении Мариам. Высказывались самые разные предположения, часто не стыкующиеся между собой.
Мужчины придерживались того мнения, что «никакой таинственности в ее исчезновении нет, а ее куда-то увел отец». Расходились только в том, куда именно. «Они скрываются где-то в Назарете», – говорили одни. «Нет, в Вифлееме, родном городе Элохима, – возражали другие, – или же в Хевроне, откуда пошло царство Давида». «Нет, они уже давно смотались в Египет», – уверяли третьи. На городских рынках можно было услышать еще и другие версии. Но все мужчины сходились на том, что Элохим увел свою дочь из Храма потому, что ее там хотели насильно выдать замуж.
Иначе судачили женщины у себя на кухнях. Мариам сбежала сама, одна, не хотела выходить ни за Иосифа бен Эл-Лемуса, ни за сына Абиатара, говорили одни. Другие возражали, что не могла она уйти одна, без чьей-либо помощи. Ее увел чужеземец, очень красивой наружности, приехавший в Иерусалим на Йом Кипур. Девицы между собой красочно описывали возвышенную любовь загадочного иноземца к Мариам, любовь с первого взгляда. «Ничего подобного, какая там любовь, – язвили старушки, – девке моча ударила в голову, вот и сбежала с первым попавшимся. Не девка, а бешеная матка!»
Доброжелательнее отзывались о Мариам иерусалимские старички, целыми днями сидящие у ворот своих домов. Называли ее «бедной малюткой» и во всем обвиняли Храм. «Все там взяточники, от привратника до первосвященника. В Храм невозможно попасть, пока не подмажешь привратнику. Священники хотели продать ее в гарем Ирода. Вот она и удрала из Храма».
Были и такие, особенно среди эссеанцев, кто вспомнил мессианские ожидания тринадцатилетней давности. Вспомнили, как они простояли всю ночь с зажженными свечами в руках в Вифезде, перед домом Элохима, в ожидании рождения Мессии. Но родилась девочка, ибо Элохим, сильно провинился перед Господом, пролив невинную кровь сыновей Рубена. Потому Бог и послал ему не сына, а дочь. Но она стала лучшей воспитанницей Храма, посвятила себя Богу, поклялась в верности Ему и решила остаться на всю жизнь непорочной. Священнослужители не оценили этого, хотели выдать замуж против ее воли. И тогда Бог взял ее к себе. В этом пункте эссеанцы слегка расходились между собой. Одни истолковывали это как «вознесение ее духа», полагая, что на самом деле Мариам уже умерла. Другие верили, что Мариам, подобно Илие, живьем вознеслась на небеса. Вторая версия больше нравилась иерусалимским детишкам.
К концу месяца слухи о Мариам постепенно угасли и усилились слухи о резком ухудшении здоровья царя. Все давно знали, что царь Ирод серьезно болен. Люди как-то привыкли к тому, что царь время от времени исчезал и не появлялся месяцами. «Опять отлеживается из-за своей болезни, но ничего, выкарабкается как всегда», – говорили горожане в таких случаях.
Но в этот раз откуда-то пошел слух, что царь лежит при смерти и что ему настолько плохо, что он уже не узнает близких. Находились и такие, кто утверждал, что царь уже умер. Называли даже точную дату. В Йом Кипур. «Но скрывают от народа, поскольку не могут найти его последнего завещания, чтобы провозгласить нового царя». Дворец будто раскололся на группировки, каждая из которых хочет посадить на трон своего принца. Как только закончится борьба за власть и определится новый царь, вот тогда задним числом известят людей о смерти Ирода.
Никто из простого люда толком не знал, что на самом деле происходит за высокими крепостными стенами Дворца. Состояние царского здоровья всегда держалось в строжайшей тайне. Дворцовым сановникам под страхом смерти было запрещено обсуждать его между собою, не то, что выносить за стены Крепости.
В Храме, разумеется, высшее духовенство было хорошо осведомлено о состоянии здоровья царя. Но оно, прежде всего в целях сохранения всеобщего спокойствия, соблюдало неписаное правило: не делиться ни с кем сообщениями, тайно поступающими из Дворца.
Утром первого числа месяца Мархешвана внезапно по городу разошлась весть о том, что царь Ирод ночью умер.
113
– Ирод сдох!
– Ирод мертв!
– Царь умер!
– Наконец-то!
Люди ликовали. Кто открыто, кто осторожно. Всем хотелось скорее поделиться радостной вестью с теми, кто еще не слышал ее. Весть мгновенно облетела город. На улицах не было видно ни одного идумея и ни одного римлянина, что было истолковано людьми как верный знак того, что
