Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

После этого нас попросили покинуть форт. Нам показали длинные дома, в которых мы должны были разместиться, и я снова оказался под крышей. Дома здесь были меньше, чем в Йомсборге, но потолки были высокими, а полы покрыты старыми корабельными досками. Мне выделили лавку у стены, совсем как в Йомсборге, и выдали деревянную чашку. Позднее пришли рабы и зажарили нам мясо на огне, и каждому налили по кружке пива. Мы пили пиво, ели досыта и рано улеглись спать в тот вечер.

То, что мы теперь состояли на службе у конунга, было не самой приятной мыслью. Было в этом что-то постыдное, и потому об этом предпочитали не говорить. Аслак приходил и каждое утро раздавал приказы, и мы выполняли ту работу, которую нам поручали, совсем как в Йомсборге. Никто не жаловался, но каждый считал это унизительным. Раньше йомсвикинги сражались с конунгами и получали и земли, и богатства, но никогда мы еще не работали на конунга в мирное время.

Мне поручили ковать наконечники для стрел. Это стало моим первым заданием в деревне. Мне предстояло отработать в кузнице всю весну. Бо́льшую часть времени я проводил у точильного камня. Он находился возле кузницы, в тени ясеня. Я прекрасно помню, что, когда приступил к работе, ветви дерева были голыми, а в тот день, когда Аслак пришел за мной и сказал следовать за ним, на нем уже шелестели листья.

Аслак привел меня в одну из конюшен за фортом, где мне предстояло подковывать лошадей. Здесь Вингуру выделили стойло, поэтому мне это место сразу понравилось. Дело обстояло так: Бурицлаву прислали подковы из Миклагарда, они были отлиты из бронзы и их надо было набить на копыта лошадям. Я никогда раньше не видел подков, и конюхи тоже. Никто из них не решался взяться за эту работу, все боялись навредить лошадям, ведь за это могли и голову отрубить. В итоге подковывать лошадей предстояло мне. Могу сказать, что в первый раз, когда я набивал подкову на копыто, я думал, что лошадь может испугаться и дернуть ногой, потом я представил себе, как трескается копыто и из него льется кровь. Но, видимо, боги руководили мной, потому что ни одна лошадь не пострадала. Я понял, что подкову надо подгонять, поэтому я сначала выравнивал поверхность копыта так, чтобы она плотно прилегала. Позднее я видел, как другие мужчины делали так же.

В то время, пока я был на службе у вендского конунга, я набил сотни подков, потому что Бурицлав считал, что это красиво, да и не хотелось ему отставать от Владимира в Киеве ни в богатстве, ни в великолепии. Я уже раньше слышал, что у Бурицлава столько рабов, что едва можно их всех пересчитать, поэтому я питал к нему жгучую ненависть. Я был не единственным, кто так относился к вендскому конунгу: прошло не очень много дней с нашего прибытия, а в длинных домах, где мы поселились, уже стали появляться хулительные стихи: «Мы прибыли к Бурицлаву, чтобы служить ему, и вот живем под его крышей сейчас, я этому не так и рад, а ирландские рабы подтирают ему зад».

Вагн ни разу не слышал эту вису, а вот Аслак однажды зашел в наш дом, как раз когда Эйстейн и Токи Трехпалый, ютландец с тремя пальцами на правой руке, пили пиво и распевали ее. Аслак пришел в ярость, выбил кружки у них из рук и прорычал, что раз уж мы пьем пиво Бурицлава, то петь подобные висы нам не подобает.

Было бы неправдой, если бы я сказал, что эти висы перестали звучать. Для нас Бурицлав был фигурой недосягаемой, человеком, с которым никто из нас ни разу не разговаривал, мы лишь изредка видели, как он едет верхом по улицам с копьем наперевес и своим псом. У него была необычная внешность: худой, стройный, темноволосый, с усами, свисавшими до подбородка. Я знал, что он был женат на Тюри, дочери Харальда и сестре Свейна Вилобородого, но никто ее не видел, и шли слухи, что она сбежала. Казалось, что Бурицлав совершенно не беспокоится по этому поводу, ведь каждый вечер он делил ложе с новой женщиной, зачастую с наложницами. У вендского конунга было много детей: девочек, рожденных от свободных женщин, выдавали замуж еще в юном возрасте, чтобы укреплять многочисленные союзы. Свейн Вилобородый был женат на его дочери – Гуннхильд, а Сигвальди – на Астрид, но были и другие дети, которых отсылали к могущественным людям, хёвдингам и конунгам на юге, имена которых я даже не могу припомнить.

В то время я узнал, что, если у Торгунны родится девочка, Вагн пообещал отдать ее одному из сыновей Бурицлава или же ему самому. Из-за этого мы надеялись, что на свет появится мальчик и его отдадут нам в обучение. Да, мы были на службе у Бурицлава, но мы верили, что это не продлится долго. До берегов Одера было лишь полдня пути, до той самой реки, которая впадала в море в Йомсборге. Да, город наш пал, но, если бы мы нашли корабли и вышли в море, мы снова стали бы свободными.

Одной из причин того, почему Вагн повел нас в Вейтскуг наниматься на службу чужеземному конунгу, было его нежелание, чтобы Торгунна родила не имея крыши над головой. Все видели, как рос ее живот. Как-то раз я спросил у Эйстейна, знает ли кто-нибудь, кто был отцом ребенка, но он ничего не слышал об отце. «Должно быть, им был кто-нибудь из погибших», – предположил он, и все вокруг костра закивали. – Скорее всего, так и было, ведь, будь он жив, Вагн давно бы уже сам его убил». Больше я не стал ничего узнавать.

Как я уже говорил, до реки было совсем недалеко. Поскольку все йомсвикинги скучали по морю, то часто выбирались к реке. Конечно, река не могла заменить нам шум прибоя и морской воздух, но это было все-таки лучше, чем слоняться по деревне, расположенной вокруг круглой крепости Бурицлава. Только те, кто знал какое-нибудь ремесло, могли работать, а вот для других подходящего занятия не находилось. Вагн хотел, чтобы мы не растеряли наших навыков и продолжали занятия, но в крепости не было ни одного двора, где мы могли бы собираться для тренировок. Нам также было сказано, что Бурицлав не желает видеть йомсвикингов с оружием в руках, он