Индивидуум - Полина Граф

— Анимера — магно-генум, что значит один из древнейших, корнями уходящий к одному из четырех генумов-основателей, — говорил Антарес, оставаясь на месте. Слова мощным эхом раскатывались по некрополю. — Мы восходим к Приме — потомкам Баэрдода Путеводного. Мы стали отдельным родом при втором Верховном, еще в эру Рабства. Нашей основной силой всегда являлась способность воспринимать души: ощущать эмоции, душевные Центры и память. В самых различных проявлениях. Мы никогда не могли влиять на внутренние миры душ. Анимера — исключительно созерцатели. «Видим суть» — таков наш девиз. Мы были анимусами и собирали память для Анимериума, изучали души для Юниверсариума. Мы воевали. И были шпионами на благо Светлой армии. Мы всегда требовались Свету. Каждый из нас оказывался важен.

Слова отдавались внутри барабанным боем. Под их весом я ощущал себя крошечным. Мне так хотелось исчезнуть. Но вместо этого я продолжал затравленно смотреть на статуи, пока не нашел глазами его — Антареса.

Он спокойно выдержал мой взгляд и вскинул голову.

— Так что ты думаешь об этом, Максимус?

— Я… Мне здесь нет места.

— Пока нет.

— Пока? — оторопел я.

Антарес сложил руки за спиной и направился в другой проход.

— Ты несешь в себе наш дар. Как и я, как и каждая из звезд вокруг нас. Посмотрим, как все сложится в бу- дущем.

— Но я же полукровка. — Я с трудом поспевал за ним. — Я не как вы.

— Ты — мой сын, — настойчиво отрезал он. — И ты — часть генума. Разве ты не видишь чужие души при касании?

Он замедлился и указал на одну из статуй. Тонкий мужчина с грубым лицом, волосы завязаны в хвост. Левую щеку искажал шрам. Почему-то даже в статуе звезда был запечатлен хмурым, точно остался недоволен всем вокруг и на дальнейшем пути.

— Яаронес Пронзающий, — пояснил Антарес. Взгляд его ожесточился. — Великий стратег. Отец Бетельгейзе. Мне он приходился двоюродным дядей. Нас связывали кровные узы, потому ему пришлось взять меня на попечение. Идея Яаронесу не нравилась, и он не забывал каждый раз напоминать мне об этом. Даже когда отдал меня на воспитание в Белзирак — Арктуру, Омере и их детям.

Антарес указал дальше. Там стояла пара. Низкая щуплая звезда с прямым каре, в богато расшитом, но строгом платье, а рядом эквилибрум в военной форме, держащий руки на эфесе большого меча. Лицо строгое, отчужденное, с легкой щетиной и коротко стриженными волосами. Чем дольше я вглядывался в его острые и худые черты, тем сильнее билось сердце. Внешнее сходство со мной и Антаресом было очевидным.

— Твои прабабушка и прадедушка, — пояснил Антарес. Он слегка улыбнулся, заметив мое потрясение. — Версалам Внушающая и Эвернетус Белое Пламя. Она — эфиророжденная, а он — кровнорожденный. Эвернетус был правой рукой тогдашнего Восьмого паладина и возглавлял один из его легионов. Примус-легат. Или генерал, если тебе так проще. А она — известная сказительница историй. Некоторые ее имаго-полотна до сих пор стоят целое состояние.

Мы шли, а Антарес продолжал короткие рассказы. Шере Гнетущая — была префектом Кальцеона, расширившая префектуру при очередной гражданской войне. Гагеферес Яркая Пыль — возглавлял гильдию инженеров Люксоруса при Верховном Ганистане Мирном. Леорус Ясноокий — высший анимус, постигший все Тринадцать Благ на службе в Анимериуме. Мидабере Буйный Ветер — талантливая создательница метеороидов-колоссов, в одиночку управлявшая ими в Падучих войнах и крушившая вражеские барьеры и манипуляции. Натарес Потерянный — известный философ, в эру Грома и Войны проживший почти всю жизнь в одиночестве на заброшенной планете, так и оставшись в голубом спектре. Там он создал свой монументальный труд «О памяти высших сфер», где разобрал все отношения и связи между одной-единственной душой и Прима Космо — целым миром и Вселенной на протяжении всего ее существования.

— А она? — перебил я, задержавшись возле одной из статуй. — Выглядит моложе остальных.

Антарес остановился и окинул взглядом юную девушку. Считай, еще ребенок. Хрупкая, в просторной угловатой накидке с прорезями для рук, которые она изящно сцепила замком. Пышные волнистые волосы доходили до поясницы, мягкое лицо озаряла улыбка. Звезда выглядела такой кроткой, даже робеющей, будто наше внимание могло ее смутить.

— Это Целатезе.

— Без спектрального имени?

— Без. — Он покачал головой. — Старшая сестра моего отца. Она не успела поместить эфирное сердце в хранилище, настолько была юна. Спектральное имя получают хотя бы за какие-то деяния, а Целатезе, увы, ничего не добилась.

— Что с ней случилось?

Антарес спокойно пожал плечами.

— Война.

В конце коридора возвышались две статуи, перед которыми Антарес и замер. Он молчал некоторое время, хмуро вглядываясь в лица, будто даже не зная, что тут еще можно сказать, но все же нарушил тишину и вымолвил:

— Мои родители.

С затаенным дыханием я вгляделся в звезд. До меня наконец дошло, что они — не просто какие-то заоблачники. Мои дедушка и бабушка. Ноги стали ватными. У меня никогда не имелось близких родственников, кроме отца и мамы. С ее стороны были какие-то дальние, о которых я не имел ни малейшего понятия, но она могла раз в год поздравить их с днем рождения или Ханукой, хотя сама не была религиозна ни в коей мере, как и ее родители. При затяжных разговорах с ними по телефону она закатывала глаза и корчила мне рожи, будто готова повеситься. Родственников отца я тем более не знал и привык считать, что мы одни такие в целом мире — есть только друг у друга. «Клан Луцемов» — так шутила мама еще до того, как наша семья развалилась. И тогда нас стало еще меньше.

Теперь слова застревали в глотке. Все вокруг были на моем месте, хоть отчасти видели внутренние миры. Ощущали всё то же, что и я. Этот шлейф душ, отправившихся по дальнейшему пути. Он тянулся в бездну времен, в бесконечность Вселенной и ее историй. Генум, служивший Свету едва ли не с начала всего. Задолго до рождения Земли и даже Солнечной системы. И я был с ним связан.

Дрожь оборвалась, как только Антарес положил руку мне на плечо.

Я вернулся к скульптурам. Пара. Мужчина, высок и статен, в строгой накидке и плотно застегнутом мундире. Внешне было еще больше сходства со мной и Антаресом. От эквилибрума нам досталась форма лица: скулы, нос, подбородок. Вся острота. Правый глаз крестом пересекали два шрама, напоминая звезду Света и герб генума. Заоблачник добродушно улыбался. Волосы пышные и растрепанные — прямая противоположность тому, как их приглаживал Антарес. От миловидной женщины к нам перешла манера ухмыляться, да и другие мелкие черты проглядывались. Мне было так странно