Информатор - Курт Айхенвальд

Представившись секретарше в приемной, агенты сказали, что пришли вручить повестку Обри Дэниелу. Через несколько минут появился молодой юрист, назвавшийся Джоном Шмидтлайном. Агенты протянули ему две повестки.

– Но мистера Дэниела сейчас нет, – сказал Шмидтлайн.

– А кто может принять повестки вместо него? – спросил Эд Хербст.

Этого Шмидтлайн не знал.

– Мистера Дэниела нет, – повторил он, – мы пытаемся дозвониться до него по телефону.

– Пусть повестки примет кто-нибудь другой, – настаивал Хербст.

В конце концов к агентам вышел адвокат по имени Уильям Макдэниелс. Просмотрев повестки, он взял их без комментариев.

Выполнив поручение, агенты ушли.

Толпа, заполонившая территорию ярмарочного комплекса штата Иллинойс, подалась вперед: на трибуну взошел Боб Доул, лидер сенатского большинства. Доул прибыл в Спрингфилд будто бы для того, чтобы произнести речь, рекламирующую этанол, добавку к бензину. Производство добавки субсидировало правительство, а торговля ею принесла АДМ много миллионов долларов. Но все понимали, что визит сенатора носит рекламный характер и составляет часть кампании по выдвижению кандидата на участие в президентских выборах 1996 года.

Когда к сенатору допустили репортеров, один из них спросил его мнение относительно того, скажется ли расследование ценового сговора на судьбе его старого друга Дуэйна Андреаса.

– Пока это только расследование, – ответил Доул. – Поживем – увидим.{321}

Через несколько дней в Вашингтон пришла жалоба Пола Майера на срыв сделки по продаже его дома в Теннесси.

Жалоба поступила в приемную конгрессмена от Теннесси Боба Климента, и с Капитолийского холма в Министерство юстиции ушел запрос, который в конце концов лег на стол Гэри Спратлинга, заместителя руководителя антитрестовского отдела. Бренда Карлтон, отвечавшая за связи с Конгрессом, позвонила Майеру.

Майер с готовностью изложил ей обстоятельства заключения сделки и рассказал об уверениях Джозефа Каяццо в том, что Уайтекер находится под покровительством государства как свидетель.

– А на следующий день тот же юрист заявляет, что Уайтекер не сможет заключить договор. Я нанял адвоката, и он связался с Каяццо. Но тот сказал адвокату, что больше не представляет Уайтекера.

Но Уайтекеры отказались от покупки не по финансовым причинам, сказал Майер. Он сам видел документы, подтверждающие получение ссуды.

– А кто был заимодателем? – спросила Карлтон.

– Не знаю, – ответил Майер. – Но все бумаги были в порядке.

Карлтон отпечатала резюме разговора с Майером и передала его Спратлингу, который переправил это резюме в отдел по борьбе с мошенничеством. Возможно, предположил он, ФБР тоже заинтересуется сделкой почти на миллион долларов, которую собирался провернуть Уайтекер.{322}

После попытки самоубийства Уайтекер затаился и не давал о себе знать, – по крайней мере, правоохранительным органам. Юристов отдела по борьбе с мошенничеством это затишье стало беспокоить: они опасались, что Уайтекер сбежит. Бассету и Д'Анжело поручили связаться с адвокатами Уайтекера и прояснить обстановку.

Агенты позвонили в фирму 17 августа. Эпстайна в городе не было, и на вызов ответил его партнер Боб Зейдеман. Он не сказал агентам почти ничего нового. Следуя рекомендациям доктора Миллера, адвокаты старались не беспокоить Уайтекера. Ну а бегства Уайтекера можно не опасаться, заверил Зейдеман: на всякий случай адвокаты забрали его паспорт.{323}

На следующий день Бассет позвонил Миллеру, чтобы справиться, как проходит лечение Уайтекера. Доктор прописал Уайтекеру литий, который применяют при маниакально-депрессивном психозе, но о состоянии пациента и методах лечения он агентам ничего не сказал и сообщил лишь то, что этим утром выписал Уайтекера из клиники, так как вероятность повторного покушения на самоубийство практически равна нулю.

– А как насчет вероятности того, что он сбежит?

– Почти уверен, что этого тоже можно не опасаться. Он не собирается уезжать.

– Нам нужно встретиться с ним и продолжить допрос. Он готов к этому? – спросил Бассет.

– Пока нет, – ответил Миллер. – Еще рано. – Откашлявшись, доктор произнес: – Полагаю, что в данный момент любой контакт с представителями правительства окажет негативное влияние на здоровье мистера Уайтекера.

Бит Швейцер поцеловал жену и детей, которые завтракали в столовой, и, выйдя из своего дома в швейцарском городе Штеффисбурге, стал спускаться по ступенькам лестницы, ведущей к гаражу. Он торопился на прием к врачу, назначенный на 7 часов.

Сделав несколько шагов, Швейцер остановился. У подножия лестницы стояли двое в штатском. Видя его нерешительность, они приблизились.

– Простите, вы не назовете свое имя? – спросил один из них по-немецки.

– Бит Швейцер. А вы кто?

Незнакомцы вытащили значки. Это были полицейские детективы. Они приехали за Швейцером, чтобы отвезти его на допрос в цюрихскую прокуратуру. Швейцер знал, что ему ничто не угрожает и что, задав несколько вопросов, его отпустят. И все же он испугался.

Вернувшись вместе с полицейскими в свой кабинет, он растерянно наблюдал, как они забирают его документы и дискеты и перегружают на свой диск данные его компьютера. Изъяв все эти материалы, полицейские проводили Швейцера в свой автомобиль, усадили его на заднее сиденье и увезли в Цюрих.

Два часа спустя напуганного Швейцера препроводили в офис цюрихского прокурора. Там было полно людей. Несколько сотрудников сидели за длинным столом. Швейцеру предложили сесть. Какой-то человек поднялся из-за своего стола. Подойдя к финконсультанту, он представился по-немецки:

– Герр Швейцер, я Фридолен Трие, сотрудник особого уголовного отдела. – Трие подошел ближе. – Хочу расспросить вас о Марке Уайтекере.

Шепарду и Херндону каждый новый день приносил все новые неприятности. Вести о раскрытии очередного мошенничества Уайтекера поступали так часто, что трудно было воспринимать их всерьез. Не успела «Вашингтон пост» опубликовать сообщение о ложном усыновлении, как поползли слухи, что, по утверждению Уайтекера, государство предоставило ему защиту как свидетелю, чтобы его не выселили из дома.

Похоже, вместе с репутацией Уайтекера рушилось и их расследование. Об аудио- и видеозаписях и прочих успехах «Битвы за урожай» в Вашингтоне даже не упоминали. Решение отдать дела о злоупотреблениях с лимонной кислотой и кукурузным сиропом другим отделениям ФБР агенты восприняли как личное оскорбление. Никто не удосужился посоветоваться с ними, принимая стратегические решения. Спрингфилдский офис становился изгоем.